Однако вымыла Юлины волосы, обернула их полотенцем и отошла к лаборатории. Внутри все клокотало от унижения и беспомощной обиды.

Андрюшка зашел в зал и поставил свою новую чудо-машинку на подставку.

— Ты чего такая? Случилось что-нибудь?

Таша, не в состоянии ответить, помотала из стороны в сторону головой и погладила матовый бок машинки. Потом взяла ее и вдруг как будто увидела, что именно она держит в руках.

Таша задумчиво повертела в руках бесшумную новинку. Андрюшка увидел ее решительный взгляд и растопырил в тихом ужасе свои зеленые глаза. Но затем ужас сменился на «А почему бы и нет, черт возьми!». И он замер, ожидая, решится Таша или нет. Бывают секунды, когда мысли о том, что такое хорошо и что такое плохо, не успевают заглушить инстинкт. А он, этот самый важный человеческий инстинкт, что бы мы ни говорили, направлен на то, чтобы выжить. А чтобы выжить, необязательно замочить врага, но заставить его уважать себя просто необходимо. Таша подошла к Юле и начала подсушивать ее роскошные волосы феном. Поняв, что потихоньку унижать Ташу больше не получится, не перекрикивать же шум фена, Юля взяла журнал потолще и уткнулась в него, не обращая больше на Ташу ни малейшего внимания. Внимание она обратила на пряди волос, которые стали сыпаться на журнал, закрывая текст и картинки. Юля смахнула волосы со страницы и недовольно пробурчала: «Что такое? Я не просила меня стричь!» Не успев договорить фразу, Юля поняла, что случилось ужасное. Она просчиталась. Она недооценила эту жалкую растяпу и неудачницу. Юля не ожидала никакого отпора. Медленно подняв глаза на свое отражение, Юля поперхнулась воздухом и стала медленно осознавать произошедшее. Из зеркала на нее смотрело странное существо. Сверху все волосы аккуратно сбриты, наподобие монашеской тонзуры.

— Круг, конечно, не идеальный, но я сейчас подправлю, — задушевно успокоила Таша.

— А, — тихо сказала Юля. — А-а. — Следующее «А» набрало силу. И дальше оно окрепло и звучало долго и в конце перешло на визг.

— Не надо так кричать. Вам того… идет, — Андрюша откинул голову, как художник, оценивающий полотно известного мастера, и, подперев подбородок рукой, незаметно откатил столик, на котором лежали ножницы и бритвы. Идет-то идет, но не хватало, чтобы холодное оружие в ход пошло. Все-таки ему досталось. Сорвав пеньюар, рассвирепевшая Юля как раненый носорог с криком «убью» понеслась на Ташу. Андрюшка вцепился в ее рукав и тут же получил от разъяренной девушки в челюсть. Эта заминка дала Таше возможность отступить на безопасное расстояние, за стеклянный стеллаж с флакончиками и пузырьками. Элла примчалась на шум и, растопырив руки, приросла к стенке.

— Убью. Я подам в суд! Я тебя уничтожу. Я тебя закажу. От тебя мокрого места не останется. Гадина! Уродина! Дебилы! — зашипела Юля, оставив Андрюшку и пытаясь выковырять Ташу из-за стеллажа, что было не так-то просто.

— Вы, конечно, можете убить всех и подать в суд. Но, думаю, вы не станете этого делать, — Андрей выставил вперед обе руки, опасаясь нового удара.

— И кто же мне помешает? Уж не ты ли, крашеный недоносок?

— Боюсь, что именно я. Очень не люблю, когда обижают моих друзей.

Таша икнула. Ожидать от Андрюшки такого выступления в свою защиту она никак не могла. Ну никак не думала, что он способен подставиться из-за нее, Таши, под неприятности. А неприятности намечались неслабые. Теперь это стало очевидно, не то что три минуты назад, когда Таша поддалась чувствам. Только что он сможет сделать? Денег у Юли куры не клюют, да и любой суд будет на ее стороне. Интересно, сколько лет придется провести в тюрьме за такое удовольствие?

Но тут Андрей, смахнув с лица длинную челку, невинно сообщил:

— Пока вы любовались своим новым имиджем, я сделал несколько фотографий. Если хоть один волос с ее или моей головы упадет или я узнаю, что вы подали на мою подругу в суд, ваши изображения станут хитом интернет-сообщества. Подумайте, насколько это в ваших интересах.

Это был удар под дых. Это были ее методы, они же не должны так поступать. Это неправильно.

Юля швырнула в Ташу тем, что попалось под руку, — мобильником. Таша поймала его перед самым своим носом. Дальше в нее полетел пузырек с лаком, потом щетки. Таша присела и спряталась за тележкой, как за бруствером. Здорово, что Андрей так предусмотрительно убрал колющие и режущие инструменты, а то еще штыковой атаки не хватало. Боясь выглянуть из-за укрытия, Таша нащупала рукой пузырек с лаком. И в тот момент, когда Юля возникла перед ней с феном в руке, Таша нажала на распылитель. Юля выронила фен и закрыла лицо руками. Облако лака стало оседать, и Таша увидела последствия химической атаки. Ноу комментс, как говорится. Без комментариев. Это был серебристый лак, с блестками, которым Андрюшка собирался украсить голову Мирославы Семеновны, любительницы всего поярче и понаряднее. Мирослава Семеновна осталась бы довольна.

— Эффектненько, — попробовал пошутить по привычке Андрюшка, хотя это был уже перебор. Все-таки, в хорошей прическе главное — не переборщить с украшениями.

После отравления большим количеством лака Юлина агрессия уступила место тихой ненависти.

Как полиция в конце голливудских боевиков, долгожданный охранник Игорек прибыл к месту разыгравшейся битвы, когда враг был окончательно побежден.

— Батюшки светы, — неуловимым движением перекрестился он при взгляде на Юлю. — Это что здесь происходит?

Андрей подошел к нему и стал устно диктовать протокол с места событий.

— Так это… — задумчиво протянул Игорек. — Что делать-то теперь?

Таша смотрела на сидящую на полу Юлю, и постепенно чувство реальности стало возвращаться. От того, что она сделала с человеком, Ташу стало колотить. Вот так и убийства совершаются в состоянии аффекта. Она осторожно приблизилась к Юле. Та сидела тихо и на людей больше не кидалась. Таша оглянулась и жалобно посмотрела на Андрюшку.

— Закончи стрижку, пожалуйста. Игорек, будь добр, помоги усадить ее в кресло. Только к зеркалу лицом не поворачивай, — добавила она тихонько.

В рецепции Элла уговаривала подождать еще немного и пыталась не пропустить в зал грузную Мирославу Семеновну, которая жутко торопилась к Андрюше. Дама сделала было подготовительный жест, чтоб отодвинуть худенькую Эллу бюстом, но передумала и требовательно крикнула хорошо поставленным фальцетом:

— Андрей!

Это называлось «крик Мирославы». Женщина пользовалась им нечасто. Но именно сегодня только его и не хватало Элле, чтобы попасть в психушку.

— Мирослава Семеновна, я вас умоляю! — прижав руки к груди, взмолилась Элла. Собственно, ей уже было понятно, что сегодняшний день закончится массовым увольнением, но пусть уже закончится поскорее. Главное, чтобы Гарик, ведущий «Неужели, опять скандал?» с Первого канала, как всегда опоздал часа на четыре. Если нет, следующая его передача будет называться «Восстание парикмахеров». Надо будет купить то платьице с шифоновым лифом. «Если уж сидеть на скамье подсудимых, то только в этом платье», — размечталась Элла.

Однако Андрей не устоял. «Крик Мирославы» потому и вошел в легенды салона, что вмещал в себя столько трагизма, экспрессии и призыва, что устоять было невозможно.

— Голубушка моя, Мирославочка! Ну неужели вы могли подумать, что я о вас забыл? Присядьте. Нет, вы присядьте, — настоял он, увидев, что дама готова ринуться в зал. — Если бы я мог, то занимался бы лишь вашей прической. Но! Так случилось, что… — поскольку кроме слов из песни «так началася война», как назло, в голову ничего не лезло, Андрей просто сообщил, что Мирослава выйдет сегодня из салона вовремя и с такой прической, что подруги повесятся. Мирославу такой вариант развития событий удовлетворил, а бурная Андрюшина фантазия уже предоставила ему картину с плачущими подругами Мирославы, намыливающими друг другу веревки.

Глава XLIV

Таша уселась на стул и устало опустила руки. Надо чего-нибудь выпить. Коньяк. У Петровны всегда есть коньяк. Она подошла к бухгалтерии. Никто не откликнулся. О боже! Это сейчас внучка Петровны сидит, обсыпанная серебристыми блестками, с выбритым кружочком на макушке. Или уже совсем лысая. Андрюшка — парикмахер талантливый, но из тех волос, которые остались на Юлиной голове, даже он не сможет сделать другую стрижку. Только наголо побрить. Это как же ты докатилась до такой жизни? Это не хулиганство. Это преступление. И как теперь Петровне в глаза смотреть? А Кириллу? То, что Юля получила по справедливости, Таша не сомневалась. Если бы от кого-то другого, Таша даже поаплодировала бы. Но самой быть в роли карающего меча, вернее карающей машинки для стрижки волос, было неприятно и ужасно. Так ужасно, что даже затошнило. В голове осталась одна мысль — напиться и забыться. А потом домой. И не выходить больше из дома, как из норы, до скончания веков. Противно было так, как будто это она сама, лысая и в блестках, должна теперь прятаться от людей. Наверное, Юле сейчас и то лучше.