Татьяна Тронина - На темных аллеях

Николай плавно перешел к рассказу о тяжелой писательской жизни. В издательском мире кризис, опубликоваться можно только за свой счет («Вы знаете, я все свои средства потратил, чтобы издать этот сборник!»), пираты в Сети распоясались, а читатели — совсем обнаглели — скачивают книги из Интернета бесплатно.

Лена согласно вздохнула — вот-вот, и библиотеки, не дай бог, скоро закроют… Какие читатели, когда все повадились из Интернета читать?..

Они медленно брели в сторону метро. До дома было еще далеко, вожделенный ужин скрывался в неясном будущем.

— Давайте сюда свою булку, — сказала Лена, — ужасно есть хочу.

Уж в этом ей Николай не мог отказать, поспешно зашуршал пакетиком, передал угощение. Лена, особо не приглядываясь, открыла пошире рот, чтобы захватить побольше нежной сминающейся массы, пахнущей ванилью и обсыпанной сахаром — таковой в ее голодном воображении представлялась булочка, укусила, и… во рту что-то хрустнуло. Пломба! Выпала. Ленины мечты фатально не сбывались сегодня — булочка на деле оказалась засохшим куском какого-то бездарного печева. Ни тебе ванилина, ни хрустящей сахарной корочки — вообще, непонятно, как за таким несъедобным продуктом могли стоять в очереди. У Лены было такое чувство, будто рот у нее набит пенопластом. И пломбу-то, пломбу как жалко…

— Вкусно, правда? — добродушно спросил Николай. — Я выбрал самую дорогую выпечку.

— М-м-м… — первым желанием Лены было выплюнуть эту подозрительную булку, но тогда бы Николай точно обиделся — а ведь он еще нужен в оздоровительных целях. Собрав все свое мужество, Лена прожевала кусок и вместе с обломками пломбы усилием глотательных мышц затолкала его в желудок.

Вторую попытку утолить голод она не решилась предпринять, хоть Николай и смотрел на нее поощрительно. Наверное, он действительно стоял в очереди, но, судя по всему, это было бог весть как давно.

— А что мы будем делать сейчас?

— А мы уже это делаем — мы гуляем. Дышите воздухом, Леночка, любуйтесь природой. Нет ничего прекраснее теплого весеннего вечера. Молодая листва, щебетание птиц… и все такое прочее.

Лена уныло кивнула — да, дескать, я дышу. Окаменелая булка оттягивала ей руку, и положить ее было некуда — на плече у Лены болталась кокетливая маленькая сумочка — только зеркальце в нее и запихнешь, а хозяйственную она сегодня не брала, потому что как-никак на свидание собиралась…

Мимо проносились машины, оставляя за собой серые облака выхлопных газов. С другой стороны тянулась обширная свалка, по которой с мерзким карканьем прыгали несколько наглых городских ворон. Из всей природы были только кустики чертополоха, неряшливо торчавшие у обочины. Лена посмотрела на них с ненавистью — внутри у нее снова закипало возмущение. Рука, которой она держала булку, постепенно немела.

Неожиданно от кучи мусора отползла на четвереньках какая-то темная личность, своим собственным оригинальным запахом заглушая ароматы свалки.

— Подайте нищему на пропитание! — загнусила личность настырно, тычась Лене под ноги.

Удобнее повода избавиться от проклятой булки не найдешь! И опять же доброе дело — человек с голоду умирает, Николай не сможет придраться.

С улыбкой милосердия Лена протянула нищему булку.

Личность посмотрела воспаленным взором на предложенное ей пропитание, пробормотала несколько слов, очень ясно дающих понять, что она, личность, оскорблена в своих лучших чувствах, и шустро уползла обратно, на свалку.

Но Николай все-таки решил придраться.

— Это невежливо с вашей стороны, — обидчиво заметил он. — Я, может быть, старался, покупал, нес…

— Ну и дурак, что старался, — вдруг сказала Лена, — и врешь ты все — этому плесневелому сухарю сто лет в обед!

— Вы что, оскорбить меня хотите? — моментально прокис ее спутник.

— Да, хочу! — закричала она. — Потому что более убогого мужичонки, чем ты, я в жизни не видела! — тут она, конечно, покривила душой, ибо был в ее жизни еще Юрик, который… но это было уже не важно, потому что Николай повернулся и быстро пошел прочь, всем своим видом показывая, что никаких терапевтических услуг Лена от него больше не дождется.

Она несколько мгновений смотрела ему вслед, потом размахнулась и швырнула булку на кучу мусора, сбив нечаянно с ног одну из прыгавших по ней ворон. Та с душераздирающим воплем забарахталась в картофельных очистках, но после все-таки нашла в себе силы и взмыла высоко в небо.

«К черту всех… К черту это здоровье! Ну Кабанец, старая перечница! Чтоб тебе…»

Было уже довольно поздно, когда Лена пришла домой и закрылась у себя в комнате, презрев просьбы тети Нюры поесть ее, тети Нюриных, фирменных котлет.

Девушка распустила волосы, разделась и встала перед зеркалом, принялась оценивающе разглядывать себя. «А я ничего так… Даже очень!»

В зеркале отражалась Прекрасная Елена. На заднем фоне плескалось море, а по нему — бесконечной чередой тянулись парусники. Один из парусников, тот, что с алыми парусами, внезапно сбился с курса и, словно под влиянием какой-то неумолимой силы, стал приближаться к берегу, на котором стояла обнаженная красавица.

…Кстати, в этот же вечер у доктора Кабанец должно было состояться романтическое свидание, на квартире у некоего пенсионера — крепкого еще мужчины, бывшего стрелка ВОХРа. Но свидание не состоялось, поскольку на доктора Кабанец вдруг ни с того ни с сего напала сильная икота, однозначно не позволявшая заняться романтикой.

Вера спала, и ей виделся странный сон — будто она фея. Настоящая фея с прозрачными слюдянистыми крылышками… Крылышки видно, если повернуть голову чуть в сторону.

Если опустить голову, то видно еще розовое платье с кружевными воланами, на ногах — босоножки со шпильками. Все, и платье, и туфельки — в стразах. И от ее, Вериной, кожи тоже исходит прозрачное переливающееся мерцание.

Она — летит. Так легко, так приятно скользить вместе с воздухом, точно на волнах качаешься… Внизу — травка зеленая, цветы. Музыка еще нежная, дивная откуда-то доносится. Словом, не сон, а самая настоящая сказка. Наверное, впереди Веру в ее сне ждут какие-то необыкновенные события. Может быть, она окажется в чудесном замке, полном волшебства и сокровищ, а может быть, впереди ее ждет встреча с прекрасным принцем…

Но сон девушки прервался самым жестоким образом.

— Вера! — это материн голос прогнал наваждение. — Пора вставать. В институт опоздаешь.

— А чего я там не видела… — пробормотала она. И уже громче: — Сейчас, мама! Уже иду.

В который уже раз ей снился этот чудесный сон. И вот поди ж ты, ни разу так и не удалось досмотреть его до конца…

На кухне у плиты хлопотала мать.

Утренний омлет. Утренний кофе.

— Ты вчера поздно спать легла. Часов до двух у тебя свет горел.

— Да, — скорбно вздохнула Вера, — я реферат писала.

— Написала?

— Ой, мамочка… — она сладко потянулась. — Ничего не получилось. Тема какая-то дурацкая: «Проблема положительного героя в русской литературе».

— По-моему, ничего сложного. Выбрала бы князя Мышкина и по нему скачала бы что-нибудь из Интернета.

— Мама, ну о чем ты говоришь! О князе Мышкине половина группы напишет. И вообще, это такая тоска — положительный герой.

— Возьми не Мышкина, другого.

— Кого, мама, кого?! Положительных героев нет в русской литературе. А если есть, то такие зануды. Тоска зеленая.

— Вера, ну что ты несешь! А в жизни как же тогда?

— Да в жизни все так же.

— И ты предпочла бы со злодеем общаться, нежели с приличным юношей?!

— Ма-а-ма… Конечно я предпочла бы приличного.

— Ты моя девочка! — мама звучно чмокнула дочь в лоб. — Какое же ты еще несмышленое создание… Одна в лес не ходи, слышишь? Вчера объявление видела — у нас в районе объявился маньяк. Самый настоящий!

— Мам, но нельзя же всего бояться.

— Вера! Я сказала: в лес одной — ни-ни. И не одевайся ты в яркое, к чему привлекать внимание всяких дураков и психов?

Но Вера любила яркое. А еще блестящее и переливающееся. И Вере все это шло, потому что личико у девушки было детское, невинное, длинные светлые волосы…

Вообще, одежда — Верина страсть. Была бы ее воля, она бы все деньги только на шмотки тратила — не пила, не ела бы. Останавливало Веру одно — мама на трех работах работала, хоть как-то концы с концами пыталась свести. Поэтому тратить мамины деньги вот так, безраздумно у Веры рука не поднималась. Хотя знала — маме для нее ничего не жалко… Попросит — мама даст, а сама в старье ходить будет.