– То-то и оно! Какая голова выдержит всё это! – подхватила толстая, искоса взглядывая на Олега Петровича. – Вот и пьют люди, и колются, и во все тяжкие пускаются!

– Ой, и вправду мало хорошего, – заключила старушка. – Жить-то как-то надо, вот и мыкаются люди, кто во что горазд.

Тут из дверей вывалились сразу трое, началась толкотня, очередь задвигалась, заново занимая свои позиции. Разговор угас сам собой.

Через час и Олег Петрович, выйдя из кабинета и продравшись сквозь очередь, оказался, наконец, на улице. Прошёл несколько метров, присел на скамейку во дворе.

«Дожил, однако», – думал он про себя. Ему, занимавшему важные посты в обкоме, привыкшему к хорошему во всех смыслах обхождению, – даже в последние, смутные, годы не часто приходилось оказываться в таких толкучках, среди столь разных людей. И в то же время какой-то интерес ко всему этому не давал места обиде и злости. Он впервые был так близко с теми, кто имел право судить власти, в ком, несмотря на внешнюю убогость, чувствовались истинная сила и справедливость. И это грело.

– Боже мой, Олег Петрович?

Рядом стояла женщина, весьма приятная на вид. Одежда, ухоженное лицо, и главное – почти волоокие глаза, какие в таком возрасте бывают не часто.

– Изольда, неужели? И ты – оттуда?

– Куда деваться, – она погрустнела, но глаза не погасли. – А ты… ты где-то здесь живёшь?

– Да, неподалёку. Вот, вернулся в родные места.

– Ты ведь, кажется, на Урале работал?

– Да, почти. И немало. Пока…

– Что пока?…

– Пока не уволился из обкома и не переехал сюда с женой и дочкой. – Он помедлил, но, привыкший к точности во всём, добавил: – Жена погибла. Несчастный случай.

– Боже мой, Олег Петрович…

– Да, вот так… Но хватит об этом. Присаживайся. Как ты? Слышал не раз – и по радио, и вообще…

– Ой, Олег Петрович… – Изольда почти смутилась. – Много чего было. И замужество, правда, недолгое, и взлёты, и…

– Ну, ну, ты и сейчас, я смотрю, – просто молодец. И далеко живёшь?

– Да нет, во «фрегате» этом! – и она показала на длинный домище в 12 этажей.

– Неужели? И я – там! Нет, ты только подумай!..

– А чего удивляться? Город-то небольшой, считай, целый микрорайон уместился… в каютах этих! Помните, у поэта: «Куда ж нам плыть?…»

– Ну, хватит сидеть. А то замёрзнем. Встаём?

– Конечно!

Они пошли по скверу, уже почти голому. Вдруг к Олегу Петровичу подбежал мальчишка лет четырнадцати.

– Дядя, дай закурить, а? – и молящими глазами впился в лицо, будто в душу.

– Я вообще-то… – Олег Петрович почти виновато смотрел на мальчишку.

– Я тебе сейчас дам закурить! – откуда-то сбоку рванулся к ним полноватый мужчина с румянцем на щеках и взъерошенной головой. Он дёрнул мальчишку за руку, взглянул на Олега Петровича, чтобы извиниться, и… почти потерял дар речи.

– Как, это… вы?

– Тимофей! Вот это да! Изольда, сегодня что-то произошло с планетами!

– Тимошка! – и женщина, забыв о возрасте, как девчонка, повисла у него на шее.

Удивлённый до самых печёнок внук стоял в стороне…

ПЕТРОВИЧИ

– Вот это да!.. – Олег Петрович, искренне радуясь, долго жал руку Тимофею. – Это ж надо!.. Сколько лет!.. И ты – оттуда? – и он кивнул в сторону ветеранской конторы.

– Откуда же ещё? Уж больно нас много, обманутых-то! – с непонятной для посторонних радостью громко причитал Тимофей.

– Да уж, считай, вся Россия! – посерьёзнел Олег Петрович.

– Нет, ребята, только не о политике! – Изольда тянула уже обоих за руки. – Какая встреча!..

Внук Славка, уже пришедший в себя, подвинулся к взрослым, навострил уши.

– А ты, сорванец, марш домой, матери помогать надо, то есть, бабушке! Сегодня суббота, а у неё самый главный трудовой день!

– А сам-то, небось, не бежишь домой? – обиженно парировал Славка.

– Вот, посмотрите на него! Ужас какой-то! Разве мы отвечали так родителям?… Давай, давай! Я позднее приду. Встречи такие бывают раз в жизни, правда, ребята?

– Ты всё тот же, Тимоша, – улыбаясь и продолжая тянуть за руки друзей, заметила Изольда. Она раскраснелась и явно похорошела. Славка не сводил с неё глаз. До сих пор таких знакомых у его деда не было. Но, что делать, надо топать домой…

Октябрьский ласковый день будто тоже радовался этой встрече. И хотя листья уже облетели, но чистое небо с добрым солнцем разливало окрест особую, осеннюю благодать.

– Изольда, а ты ничуть не изменилась! – забегая вперёд и глядя на школьную подругу, расточал комплименты Тимофей.

– Ты что, Тимоша, столько лет прошло!

– А я говорю – не изменилась! – настаивал Тимофей, застёгивая куртку, облегавшую его широкую грудь и округлившийся живот.

– Так сколько у тебя детей, Тимофей? – Олег Петрович всё ещё был в непривычном для себя радостном возбуждении.

– А у тебя?

– У меня одна дочь.

– Эх, Олег Петрович! Оплошал ты в этом деле. А у меня – четверо! Да внуков пятеро!

– Боже мой, Тимоша! – Изольда так и ахнула. – Да как же ты с ними управляешься?

– Ты лучше спроси, как они со мной управляются! Все – хором – воспитывают меня!

– Это как же? – улыбнулся Олег Петрович.

– А так! Славка пытается из меня современного деда сделать. Ты думаешь, чё он к тебе подскочил? Я воюю, чтобы о куреве и не мечтал, а он говорит, что я отстал уже от жизни и первый встречный спокойно даст ему закурить!

– Да-а, курево нынче и ещё куда-нибудь завести может, не говоря уж о водке.

– Кстати о водке. Неужели мы такую встречу – и не отметим?

Друзья рассмеялись.

– Да, Тимоша, трудный ты воспитуемый! – резюмировала Изольда. – Сочувствую твоим.

– Да ты что! Это ж я так… для форсу больше. А то бы давно выгнала меня Клавдия. Она у меня – ох, строга!

– Будешь строгой, когда детей столько, да и внуков, – добавил Олег Петрович. – Но в целом-то жизнью доволен?

– А как же! У меня дома, что ни день, – спектакль, что ни вечер – представление. Не соскучишься! А спорим – так это больше для дела. Да и жизнь-то сегодня такая, что и ангелы с пути сбиваются…

– Да у тебя они прямо в дому живут, ангелы-то! Я – о внуках…

– Ой, не говорите! Потом со всеми познакомлю. А умные какие! И откуда чего берётся! И стихи читают, и сказки рассказывают, и рисуют, и подавай им игры необыкновенные: кубики уже не устраивают!

Друзья миновали сквер и вышли к своему «фрегату», который вобрал в себя население нескольких старых улиц, в том числе Светлую, где жили когда-то пятеро друзей. Остановились у любимого места доминошников, присели за массивный стол.

– Это ж надо! Жить в одном доме и не встречаться! – никак не мог успокоиться Тимофей.

– А что ты хочешь, когда в доме 12 подъездов! К тому же я, к примеру, здесь недавно живу, – рассуждал Олег Петрович.

– А я всё больше по гастролям летала…

– А помните, откуда есть-пошла наша дружба?

– Еще бы не помнить! Анна Ивановна стала рассказывать, что означают наши имена и отчества. И вдруг выяснилось, что в классе – три Петровича…

– И Петровна! – подхватил Тимофей. – Тогда, помните, Анна Ивановна засмеялась и сказала, что уже есть ячейка…

– И удивительно, вечером мы встретились на улице!

– Конечно, удивительно. Ведь не договаривались…

– А через день на редколлегии познакомились с ещё одной Петровной…

– Точно, со мной!.. Правда, я тогда на вас ещё снизу вверх смотрела, совсем малявка была…

– А впрочем, это судьба нас сводила, – поставил точку Олег Петрович.

В это время к столу подбежала собака – вроде как дворняцких кровей, но довольно симпатичная, с глубоким и добрым взглядом.

– Ты чья? – Изольда прикоснулась к рыжей собачьей голове.

– А вы чьи? – в тон ей раздался густой приятный голос. Друзья повернули головы – и чуть не свалились все трое. Хорошо, что скамейка была широкая.

– Иван? – почти задыхаясь от всего только что пережитого и нового его всплеска, воскликнула Изольда.

Олег Петрович схватился за сердце. Тимофей впервые в жизни потерял все слова…

Иван стоял напротив и, привычно гладя доверчивую морду собаки, улыбаясь, смотрел на друзей…

– Господи, ещё один Петрович! – отняв руку от сердца, чуть не шёпотом, с глазами, уже почти влажными, – резюмировал Олег Петрович.

У Изольды волоокие глаза покрылись двойным туманом. Первым опомнился Тимофей, вскочил и начал тискать высокого, крупного Ивана.