Он уже подходил к огороженным контейнерам, как услышал свирепый собачий рёв и понял, что опять шутки плохи.
«Да чёрт с ними, снова схватились», – подумал Тимофей и хотел было повернуть от опасного места, как услышал бабий визг, смешанный с ужасом. Он рванулся на шум и увидел лежащего на земле Ваньку – «барабанщика». Вокруг стояли несколько собак, среди них Рыжая – своего рода атаманша. Это она сбила с ног худого Ваньку, протянувшего руки к полному баку. Все молчали, и только Верка-«артистка» причитала сквозь слезы:
– Убили, сволочи алчные, убили!..
Тимофей приподнял голову Ваньки, глаза бомжа приоткрылись…
– Где твой хахаль, Верка? Зови скорей! Спасать надо!
Будто из-под земли вырос Генка – «матрос», втроём они подхватили пострадавшего и потащили к Тимофею, благо жил он рядом и на первом этаже.
– Клава, звони в скорую! – кричал Тимофей, освобождая грудь «барабанщика».
– Как у вас… тепло и… чисто… – бормотал приходящий в себя Ванька.
– Как голова? – Тимофей склонился над ним.
– Голова моя садовая… болит. Стукнулся обо что– то… Это стерва Рыжая, я знаю… Совсем обнаглела, зараза.
Тимофей сел рядом на табуретку. Из глаз его катились слезы. Клавдия, вызвав скорую, стояла рядом и, сняв с головы платок, так же молча вытирала мужу лицо.
Врач «скорой», молодая высокая девица, брезгливо сделала Ваньке укол, дала какую-то таблетку, вздохнула и уехала.
Спустя полчаса они сидели на скамейке у дома. Чуть поодаль в нерешительности застыла Рыжая. Тут же присели Верка и «матрос».
– Какого лешего не работаете? – обращаясь ко всем сразу, глухим от переживания голосом спрашивал Тимофей.
– А где? Я вон, когда в столовой вкалывала, лучшей посудомойщицей была! Грамоты получала, а к праздникам – даже премии! И фото моё на стенде красовалось, вот! А сейчас – столовые позакрывали, кругом бары да рестораны, даром что народу в них днём с огнём не сыщешь! Всё за столицей гонятся! Там-то – жулик на жулике сидит, да и вообще богатых много, а здесь-то кому шиковать? Только вечером вся рыночная мафия жрёт да гуляет!
– А на чьи деньги-то? – встрял Генка. – На наши!
– Прямо уж, «на наши»! Откуда они у тебя? – не уступал Тимофей.
– Ну, понемногу… добываю…
– Воруешь, что ли?
– Что ты, что ты! Избавь боже!..
– А не воровать, так и не выживешь! – загорячилась Верка. – Целый год ходила, работу искала! Так нет, то стара, это я-то, в пятьдесят лет! То рожей не вышла, то ещё что-нибудь…
– Так кто тебя, выпивоху, возьмёт! – Тимофей понемногу приходил в себя.
– Так я же не сразу такой стала! С ним-то, Генкой, мы всего год вместе, так-то легче… Вот, бутылки собираем, сдаём…
– И пьём тут же?
– Дак… где бутылки, там и вино… Запьёшь тут, когда никому не нужны!
– Видел я, как прикидываешься в электричках беженкой… Натурально получается!
Верка аж зарделась.
– Зря, что ли, столько лет в самодеятельности заводской участвовала! В Москву на смотры выезжали…
– Артистка она, чё и говорить! – почти с восхищением подтвердил Генка.
– Ну, она – артистка, а ты кто? Хоть что-нибудь умеешь? – Тимофей невольно вошёл в роль воспитателя, благо опыта своего, с детьми да внуками, вполне хватало.
– Ну… меня ведь не зря матросом зовут. И служил на море, и очень любил модели мастерить…
– Да уже почти все и загнал – за водку эту проклятую! – выдала его Верка.
– А чё делать, когда тоска беспросветная!.. Дочь вышла замуж, родила, тесно стало в квартире, пришлось уйти… вон к Верке… Спасибо, не выгоняет…
– Выгонишь тебя, как же! – больше для порядка вяло возразила подруга.
– Ну, с вами, фруктами заморскими, всё понятно. А Ванька-то как угодил в бомжи?
– А Ваньку круто обманули! Подплыли в прошлом году двое, предложили ему обмен квартиры, – охотно рассказывала Верка. – У него два года назад жена умерла, и остался он один в двухкомнатной. Сын где-то в Питере живёт, и неплохо. А про отца почему-то забыл начисто. Даром что Ванька – не какой-нибудь дурак, раньше играл в духовом оркестре, был шикарным барабанщиком.
– Ну и вот, пообещали денег дать впридачу к меньшей площади, – подхватил эстафету Генка. – А в ответственный момент опоили каким-то зельем и подсунули какие-то бумаги…
– Так и оказался он на улице…
– Вань, ты где ночуешь-то? – спросил Тимофей.
Тот и ухом не повёл.
– Чё это он, тронулся, что ли? – тихо предположила Верка.
Все замолчали. Сбоку подошла Рыжая – несмело, тихо, и уткнулась мордой в колени недавнего противника…
Верка, не выдержав, заревела. Генка захлюпал носом. Тимофей ушёл в дом, принял таблетки от сердца и не выходил на улицу до обеда.
Троица, ещё немного посидев под окном, тихо поднялась и направилась к дому, где жила Верка. Рыжая, опустив кудлатую голову, шла следом…
ПЕНСИОННЫЕ СТРАСТИ
– Славка, сбегай за хлебом на рынок, скоро мать с отцом пожалуют! – крикнул из кухни Тимофей.
– Да, Славик, купи ещё баночку сметаны. Деньги сейчас дам, – добавила Клавдия.
– Ну, вы прямо будто дорогих гостей ждёте! – отреагировал острый на язык внук. – С утра бегом бегаете!
– «Прямо будто», – так не говорят, милый, – заметила бабушка. – «Прямо» тут совсем ни к чему.
– Ну, прямо ни к чему! – присоединился весело Тимофей. У него было явно хорошее настроение.
– Да какая разница! – отмахнулся Славка.
– Большая. Вот, к примеру, станешь ты делать предложение будущей невесте…
– Кому-кому? – Славка даже замер от удивления.
– Да Катьке Гусевой, к примеру, – уточнил Тимофей.
– Катьке?… Да никогда в жизни! Подумаешь, воображала!..
– И вот ты ей скажешь: «Я тебя… ну, прямо люблю!»
– Катьке? Никогда в жизни!
– Да послушай ты, поросёнок!.. Катька, не Катька, а лишних слов говорить не надо! – не выдержал Тимофей. – Слово – штука коварная. Может и вознести, и погубить человека!
– Господи, отпустите меня на рынок! А то мозги набекрень уже, как у тёти Лиды!
– А при чём тут тётя Лида?
– А при том. Не она ли жаловалась бабушке, что уже мозги набекрень?
– Ладно, вот тебе деньги, топай быстрее, – Клавдия подтолкнула внука к выходу.
Дверь хлопнула, хозяева вернулись на кухню, продолжая готовиться к встрече сына.
– А что это он о Лиде говорил?
– Да приходила на днях с газетами разными, где о пенсиях пишут. Ничего, говорит, понять не могу!
– А что понимать-то? Платят, и ладно.
– Когда каждая копейка на счету, тут хочется самой разобраться, что к чему. Считает, что мало платят.
– А ты считаешь – много?
– Да какое там! Но ей хотелось проверить самой, как выгоднее, по какому варианту получать: новому, или старому. Да и как не понять её: постой-ка у станка чуть не всю жизнь! Думала, по максимуму начислят, ан нет, опять пересмотрели! Училась-то она в ремесленном училище: день учёбы, день работы. Так нет, вычеркнули из стажа целых два года! В общем, пенсия её – не больше, чем у аптечного работника, что просидел в чистоте и в тишине – по сравненью с механическим-то цехом! И вот – проживи на эти пятьсот рублей сегодня!..
– Да что там говорить! Родят очередную мизерную помощь – и хвастают потом на всю Россию!.. Вот тебе и отдых, вот тебе и заслуженный!.. – Тимофей снял с плиты кастрюлю с картошкой в мундире, стал отливать воду и чуть не ошпарился: дрогнула рука.
– Только этого не хватало! – Клавдия отобрала кастрюлю, оттеснила мужа. – Успокойся, не мы одни так живём. Вон, говорят, прибавят пенсии. Правда, опять непонятно, – кому. То ли тем, у кого – минимальная, то ли всем сразу, то ли этот хитрый коэффициент поднимут…
– Что ни интервью, то разные сказки. Хоть бы договорились между собой сначала! А то Дума одно соображает, власти – другое, а по радио слышишь третье.
– И не говори, шуму много, а ведь прибавят на килограмм колбасы! Вот и живи, как хочешь, если ты не сидел всю жизнь где-нибудь в управлении или не бывший военный. А цены-то за полгода опять выросли!
– Да, нам ещё повезло. Как-никак, Николай хоть на свою-то семью зарабатывает, да и Галина старается, ничего не скажешь. Да и остальные дети – слава богу, не забывают: и нам, глядишь, подкинут иной раз! Кстати, вчера у Николая зарплата была, – Тимофей немного успокоился и уже чистил картошку.
– Уж, конечно, не с пустыми руками придут!
– А как же! Понимают, что с внуками возиться – тоже работа. Один Славка чего стоит!