Матвей проглотил согревший его желудок виски и нажал на кнопку звонка айфона. Вика ответила сразу же:
— Посыльный уже выехал.
— Твою мать, Вика, тя саму урыть надо!
— Що таке, Матюша? — ласково спросила женщина. — От тебя виски пахнет!
— Иди ты в ж… пу! Кто такая Кира Пастернак и с какого перепоя ты дала ей мой номер?
— Матвей, успокойся! — резко ответила Вика. — У этой юной проныры уже был твой номер, когда она позвонила мне с просьбой об интервью. Я её проверила. Работает внештатным сотрудником газеты Весь Петербург. Пишет мало, но броско и язвительно.
— Договорились же, без пиара!
— Немножко не помешает. Всё, у меня полно работы!
Матвей тихо ругнулся и отключился. Кира Пастернак уже заранее утомила его. «Как вы пишете такие интересные по смысловой нагрузке картины? Где вы учились? С кем переспали, чтобы продать такое количество холстов?» Бред сивой кобылы! Придется невнятно трепаться про вдохновение, про музу в виде любимой женщины, про цветовую концепцию, чтоб её бабай унес! А правду не сказать. Ты чтооооо, скандал будет все-петербуржский! Знаменитый художник малюет картины за два часа, просто тыкая кистью куда попало.
Матвей решительно взял бутылку Джека Дениелса и сделал два больших глотка из горлышка. Договаривались на два стакана, один он уже выпил, остался ещё один, а так, по простому, из бутылки не считается!
Он облокотился спиной о барную стойку и снова глотнул из горлышка. Блёклое июльское солнце прорвалось сквозь полузадернутые жалюзи, высветив четыре продольные полоски на стене. Четыре милых длинных и ярких параллелепипеда, четко параллельных друг другу, идеально одинаковых. Матвей наклонил голову, чтобы полоски оказались под небольшим углом, и подхватился со стойки, быстрым шагом пересёк квартиру, вскарабкался по лестнице и влетел в ателье.
Да, абсолютно точно, что полоски на незаконченной картине будут не к месту! Понимая этот факт одной половиной мозга, Матвей позволил второй половине заняться спешным приготовлением нужных тонов краски. На полном автомате его руки смешивали содержимое разных тюбиков, а глаза сосредоточенно искали место для четырёх продолговатых параллелепипедов посреди тёмного безумства на холсте…
Когда он очнулся от давно забытого транса, было уже шесть часов вечера. Бутылка Джека печально стояла на полу, и в ней оставалось на два пальца виски. Матвей потер лоб, разглядывая дело рук своих.
Картина была закончена.
Пожалуй, одна из самых удачных его мазней. Все помпезно, давяще, как ночь в замке с привидениями, и четыре солнечные полоски, как своеобразный символ надежды.
Матвей покачал головой, чувствуя, как там клубятся пары алкоголя. Какая к хрену перцовому надежда? Какое солнце? Жизнь давно махнула на него рукой, села в тенёчке и жрёт попкорн, глядя, как он целенаправленно самоуничтожает себя при помощи виски и мазохистски живет с нелюбимой и нежеланной женщиной. Чего ему ещё ожидать от жизни? Разве что финальных аплодисментов, когда на экране напишут «The end».
Матвей бросил кисть в кружку с растворителем, взял бутылку и покачиваясь побрёл к лестнице. Может, споткнуться ненароком? Или открыть окно и представить себя птичкой? Мысль насмешила его, и Матвей уже примерился, на какой из ступенек его нога поскользнется, но услышал снизу мат айфона. Вот жизнь! Даже самоубиться не дадут!
Он спустился на первый этаж без происшествий и схватил телефон.
— Я тебе посылаю такси! — высоким пронзительным голосом заговорила без приветствий Нелли. — Надеюсь, ты не пьян! Там у тебя будут брать интервью.
— Я в полном порядке! — фальшиво соврал Матвей, наливая остатки виски в чашку из-под кофе. — Как и договорились, два стакана.
— Урод! — завизжала Нелли. — Ты пьяный, как сантехник! Не смей подходить ко мне на выставке! Завтра поедешь в психушку, лечиться! Насильно тебя там запру, идиот несчастный!
— Нель, не ори, — поморщился Матвей. — Я в порядке…
— Знаю я твои порядки! — Нелли перешла на тон, близкий к ультразвуку. — Всю жизнь мне испортил, алкоголик, троглодит, художник хренов!
— Ну ты и стерва, Нелька! — повысил тон Матвей. — Кто, интересно, квартиру продал, чтобы ты в Бентли разруливала по городу? Папа Карло?!
— Квартира? — Нелли картинно расхохоталась. — Трущоба, а не квартира! Кто только на неё позарился!
— У тебя и трущобы не было, пока со мной не познакомилась, — зло ответил Матвей, радуясь, что может хоть чем-то крыть в ссоре с Нелли.
— Да пошел ты… — отозвалась та и, подробно объяснив дорогу, отключилась.
Матвей вздохнул. Даже поругаться по-человечески с ней нельзя.
В такси, которое терпеливо ждало полчаса, пока он приведет рожу в относительный порядок, Матвей откинул голову на сиденье и прикрыл глаза. Он не выносил выставки. Умные лица, умные разговоры, умные и важные люди. Скукотища. Но надо терпеть, без выставок он хрен что продаст! Жизнь стала очень дорогой с появлением Нелли. Квартиру, конечно, жалко до слёз. Старая трущоба, как изволила изящно выразиться его личная стерва, в старом районе города, захламленная книгами, картинами интеллектуалов из родни и разным довоенным барахлом, была последним прибежищем запойного художника, его тихой гаванью, куда он возвращался раз в полгода, чтобы просто пожить в одиночку, не заботясь ни о чём.
Теперь квартиры нет, а Нелли рассекает по Питеру в новенькой блестящей машинке.
— Приехали! — объявил шофёр. Матвей не глядя сунул ему купюру и вышел из машины. Галерея была освещена, как новогодняя ёлка, раздвижные стеклянные двери то и дело бесшумно скользили в стороны, впуская и выпуская посетителей. Событие месяца, выставка всех работ Матвея Белинского! Коллекционеры попривозили купленные у него полотна, чтобы с гордостью продемонстрировать свою собственность, подписанную «Мабел», от МАТвей БЕЛинский. Поклонники пришли прицениться к картинам, и обязательно будет мэр, ибо вчера он изъявил желание купить еще одну картину, фиг знает шестую или седьмую.
Матвей двинулся к галерее на нетвёрдых ногах. Со стороны, конечно, было заметно, что он пьян, но сам он этого не осознавал. От входа к нему бросилась, стуча каблучками, невысокая крепенькая блондинка и зашипела, хватая под руку:
— Я же тебя предупреждала! За каким хреном ты всё время напиваешься?!
— Вика, не бухти, — отмахнулся от неё Матвей, широко улыбаясь почитателям его таланта. Кое-где раздались аплодисменты, Матвей шутливо раскланялся публике и самодовольно обернулся к Вике:
— Видела? Они меня обожают!
— Просрёшь интервью — получишь такой разгром, что все сразу перестанут тебя обожать. И не только обожать — замечать тебя перестанут!
— Не сцы, Викуха! — он похлопал агентшу по плечу. — Прорвёмся!
— Мда, — протянула она растерянно. — В таком состоянии я тебя еще не видела…
— Слушай, будь лялькой, принеси мне Джека, — весело ответил Матвей. — А я тебе новость скажу!
— Какую, ядрёна вошь, ещё новость! — Вика была готова его убить.
«А что, — подумал Матвей злорадно, — тоже неплохой способ суицида — довести Вику или Нелли до точки!»
Вслух же похвастался:
— Я закончил картину!
— Не может быть! — фальшиво изумилась Вика. — Не прошло и полгода! Да с таким количеством виски в крови ты мог бы и Мона Лизу нарисовать!
— Написать, Викусь, написать! — довольный собой, Матвей шлепнул её, в этот раз по объемному заду. — Где мой Джек?
— Алкоголик, — простонала Вика и схватила за рукав официанта, разносившего шампанское: — Будьте добры, один Джек Дениелс вот для этого человека, а потом передайте в бар, чтобы ему больше ни капли алкоголя не наливали!
Официант только кивнул, скользнув по Матвею любопытным взглядом. Тот скорчил гримасу и ущипнул Вику за плечо:
— Унижаешь, дорогая? Нехорошо…
— Принимаю меры, — ядовито ответила она. — С тобой иначе нельзя!
— Где мои рисунки? — вспомнил Матвей, чтобы перевести стрелки разговора.
— В дальней части галереи. Чтобы особо в глаза не бросались.
— Лучшие работы выставки, — пробурчал он, принимая от официанта стакан виски. — И заперты на задворках.
— Матюша, выпей свой Джек и будь умницей, журналистка идет!
Он присмотрелся к упомянутой особе. Та шла медленно, бросая заинтересованные взгляды на развешанные повсюду картины. Скромный брючный костюм отлично сидел на стройной фигуре, высокие каблуки отбивали ритмичную дробь по мозаичному полу галереи, чуть покачивалось шампанское в узком бокале. Матвей судорожно сжал стакан в руке, и Вика пихнула его локтем под бок: