— Ну? И чего встаешь?
— Йогурта захотелось… — виновато ответила Ксюша.
— Ну так принесу! — буркнул он. — Это не ребенок, это помесь бегемота с крокодилом какая-то…
— Нормальный ребенок, — удивленно заметила Ксюша. — Хорошо развивается…
— С чем принцессе йогурта?
— Как мило! Я принцесса! — усмехнулась Ксюша, но Матвей качнул головой:
— Не ты, а детеныш бегемота у тебя внутри!
— Пфффф! Хам! — притворно обиделась Ксюша. — За это сделаешь мне йогурт с фисташками! С целыми орешками!
— Может тебе еще соленого огурчика туда накрошить? — съязвил Матвей, но жена неожиданно восхитилась:
— Класс идея! Ты гений!!! Фисташки и огурчик!
Матвей обреченно покачал головой, не решившись высказать своё впечатление от данной смеси. Впрочем, было бы бесполезно. Беременная Ксюша лопала самые ужасные сочетания несочетаемого.
До кухни он дойти не успел. От калитки раздался громкий гнусавый гудок, и веселый голос позвал:
— Мисьё художник! Вам посылка!
Матвей озабоченно нахмурился. Что за внеплановые посылки, интересно, и от кого? Подойдя к пазику почтальона Димы, бесшабашного местного донжуана с кудрявой челкой а ля 60-е годы, Матвей принял на руки большой ящик и от неожиданности чуть не уронил его:
— Дима, что это за хрень?
— Бренчит, — доверительно ответил ему на ухо почтальон. — Бутылей вам прислали!
— Нафига? — удивился Матвей. — И кто?
— Сербия! — выразительно поднял большой палец кверху Дима и протянул ручку с бумагой: — Распишитесь тут! Расскажете потом, а?
Кивнув машинально, Матвей понес посылку к крыльцу, напряженно думая, кто бы мог ему прислать бутылки (?) из Сербии.
Ксюша недоуменно уставилась на ящик:
— Что за посылка?
— Знаю не больше твоего, — Матвей пожал плечами, принес из прихожей молоток и принялся отдирать гвозди крышки. Ксюша тяжело встала, принюхиваясь, подошла:
— Мммм как вкусно пахнет!
— Кто мог мне прислать колбасу из Сербии? — проворчал Матвей, снимая крышку. Источник запаха обнаружился сверху — здоровенный, любовно замотанный в промасленную белую бумагу, кусок копченого мяса. Под ним, укутанные в пузырчатый пластик, лежали бутылки вина с этикетками на сербском, бутылки без этикеток, наполненные прозрачной желтоватой жидкостью, бутылки с вроде водой… И листок линованой бумаги.
— Письмо! — ухватилась за него Ксюша.
— Оно нас не спасет, — усмехнулся Матвей. — На что спорим — оно на сербском?
— Гугл твой друг! — Ксюша с трудом перегнулась через стол и включила компьютер.
Через пять минут несколько строчек из письма были введены в рабочую строку Гугл Транзлэйтора, и через шесть минут Матвей и Ксюша переглянулись с твердым убеждением, что Гугл напился вчера вечером. Стало ясно, что без нормального переводчика не обойтись.
— Может, Витька кого найдет? — неуверенно взялся за телефон Матвей. Ксюша покачала головой, оглядывая бутылки:
— Этот мужик — твой горячий поклонник! Знает даже марку твоего любимого виски…
— Толку-то, — пожал плечами Матвей. — Вот уже два года как не пью.
— Сын мой, — отозвался в трубке молодой жизнерадостный голос, — давно ты мне не звонил!
— Отец Никодим, мне нужна твоя помощь. И не говори Бог поможет, — усмехнулся Матвей.
— Бог тебя направил ко мне, значит, в моих силах помочь тебе, — серьезно ответил бывший однополчанин. — Говори, что за дело.
— Есть ли у тебя кто-нибудь, кто фурычит по-сербски?
Отец Никодим замялся, потом ответил, словно и нехотя, но по долгу перед Богом:
— Есть у меня одна прихожанка… Йована, вдова. Она из Косова, по-русски говорит достаточно хорошо… А что требуется от нее?
— Да письмо перевести, из Сербии пришла посылка — а кто, что и зачем, мы не поняли!
— Сын мой, приехал бы сейчас же с Йованой… — церковник снова замялся. — Да, понимаешь… Машина моя уже пятый день в гараже, а на перекладных к вам как-то… Далеко…
— Не мямли, Витька! — строго оборвал друга Матвей. — Сказал же, если что — обращайся ко мне! Че не позвонил сразу? Я бы тебе «Форда» дал, стоит в гараже, пыль собирает…
— Да я сам, сын мой, — спокойно ответил отец Никодим. — Подъедем завтра мы.
— Слушай, я за вами пришлю мою агентшу, ждите ее в церкви, через час устроит?
— Как скажешь, Матвей, — покладисто согласился отец Никодим. — Бог тебе в помощь.
Разговор с Викой получился, как всегда, короткий и полный точек. Через час подъехать к Троицкому собору, забрать ожидающих там мужчину в рясе и женщину в мирском и привезти на дачу, спасибо, до скорого. Вика не сопротивлялась, хотя в самом конце разговора Матвей уловил невнятное бормотание склочного характера.
Полтора часа прошли в домашней суете. Ксюша получила-таки свой йогурт с фисташками и соленым огурчиком, а Матвей постарался накрыть какой-никакой стол из припасов, привезенных из города. В Косове его всегда принимали за скатертью-самобранкой, и ударить в грязь лицом перед сербкой не хотелось. Заключительным аккордом стала открытая бутылка желтоватого алкоголя, обычной жгучей сербской ракии.
Гости появились точно вовремя. Отец Никодим, высокий, широкоплечий и улыбающийся, словно сошедший с русского лубка, добрый молодец, за последние годы отрастил аккуратную бородку и слегка поправился. Глаза его, прозрачно-голубые, к которым так шла когда-то бесшабашная десантская тельняшка, светились теперь особым благостным светом, а ладонь то и дело касалась большого витиеватого серебяного креста на груди.
Спутница его, молоденькая и просто одетая женщина, робко жалась к дверям, держа объемистый сверток у груди. Скромный темный платок, обнимающий тонкое изящное лицо, завязанный концами на шее, придавал ей вид монашки. Когда Ксюша подошла чмокнуть ее в щеку, женщина смущенно протянула ей пакет:
— Вот… Примите маленькое угощение.
— Спасибо, — откликнулась Ксюша, принимая пакет. — Как вкусно пахнет!
— Пита! — подмигнул отец Никодим Матвею. — Йована делает лучшую в мире питу!
Его спутница густо покраснела, глядя на священника преданными глазами. Матвей усмехнулся, ничего не сказав, и жестом пригласил всех на террасу.
Когда они сели за стол, Матвей протянул другу письмо:
— Вот из-за чего я вас позвал.
Отец Никодим, мельком глянув на крупные буквы, передал бумагу Йоване. Та внимательно прочитала первые строчки:
— Это ваш брат?
— Нет у меня брата! — открестился Матвей. — Тем более в Сербии!
— Ну не знаю, — Йована снова покраснела. — Начинается так: здравствуй, мой брат! Пишу тебе, потому что хочу рассказать, что со мной случилось…
Незнакомый косовар Станко был в армии в девяносто девятом году, оставив дома младшую сестру и беременную жену. Во время бомбежки его контузило, и он потерял ссознание. Очнулся много дней спустя и понял, что не помнит ничегошеньки из своей жизни. По странному стечению обстоятельств никто его не узнал, не опознал и не искал. После окончания войны он был вынужден уехать в Сербию и устроиться на работу. Строил дома, копил деньги, был женат, но жена бросила его — не выдержала частые кризисы головной боли, из-за которых он напивался и буянил. Станко не стал алкоголиком, более того — вылечил голову и поставил собственный дом, завел хозяйство. Однажды вечером он увидел по телевизору репортаж с русской выставки, где показывали серию картин посвященных войне в Косово. При виде одной из картин его мозг словно пронзило электрическим разрядом, и он вспомнил все — войну, жену, сестру… «Ангел» вернул ему память. Станко долго искал, но все же нашел свою семью, оказалось, что жена так и не устроила свою жизнь и одна воспитывала сына-подростка, а сестра погибла в одной из последних бомбардировок Приштины.
Восстановленная семья теперь жила в мире и согласии и желала отблагодарить художника, излечившего амнезию бывшего солдата. Смышленный парнишка нашел все данные на Матвея в интернете, в том числе и адрес в Питере. А почему картина произвела такое впечатление на потерявшего память косовара? Потому что душа убитой девушки имела черты его сестры Милены…
Когда Йована дочитала до этого места, Матвей издал сдавленный стон и схватился за голову:
— Станко! Миленин брат… Как я мог его забыть!
— Неисповедимы пути Господни! — провозгласил молчавший до этого отец Никодим и опрокинул в себя рюмку ракии. — Эх, братишка, хороша сербская самогонка!