«Ничего я больше не хочу. Кроме одного. Я хочу только все начать сначала».

Тина впервые сказала это вслух и неожиданно успокоилась. Во-первых, стало понятно, чего она хочет, а во-вторых… во вторых, можно было наконец-то вспомнить то, что она старалась забыть. Потому что сначала все было просто прекрасно и даже смешно.

Тина уходила поздно вечером из гостей, и ей навязали провожатого. Тот показался Тине надутым индюком. За весь вечер они не сказали друг другу и пары слов и позже, шагая теплым летним вечером под липами, молчали. На лавочках Патриарших сидели, попыхивая злобными красными огоньками сигарет, разные компании. Лиц не было видно, а разговоры прекращались, когда Тина вместе со своим провожатым проходила рядом. Лишь иногда заходилась визгливым смехом какая-нибудь девица. Кто были эти люди, Тина не знала, но все-таки очень хорошо, что она не одна шла под прицелом недоброжелательных взглядов. Тина покрепче взяла под руку своего спутника и задала ему наконец какой-то светский вопрос. Он принялся обстоятельно отвечать, но она его уже, конечно, не слушала. Они уже прошли Патрики и теперь подходили к ее дому. Вдруг они остановились перед громадной лужей, и ее спутник все тем же ровным голосом, которым он говорил прежде нечто общеизвестное, вдруг сказал:

– Всю жизнь мечтал перенести красивую девушку через лужу – так, как это делают герои. И, вы не поверите, ни разу не складывалось: если была красивая девушка, то не было лужи, а если была лужа, то не было девушки. Или была девушка, но не такая, которую нужно носить на руках.

И он вопросительно посмотрел на нее.

Тина молчала, но не потому, что не знала, можно ли доверить ему перенос ее драгоценного тела через лужу, а потому, что пыталась сообразить, что же он говорил до этого? Может быть, он раньше говорил нечто интересное, а она не слушала?

– Вы мне позволите осуществить мою мечту и перенести вас на тот берег лужи?

– Да, – наконец-то ответила ошеломленная Тина.

Он аккуратно взял ее на руки и очень медленно, очень прямо пошел по луже. Сначала Тина смотрела на его красивые ботинки и содрогалась, думая о том, что этот шедевр итальянской обувной промышленности по ее вине погружается в грязную, мутную воду, но потом поняла, что лужа, к счастью, была не очень глубокой, тогда она отвлеклась от ботинок и стала смотреть ему в глаза. Глаза оказались очень близко и были неожиданно голубыми. «У таких типов не могут быть голубые глаза, – подумала она, – таким Господь должен выдавать глаза серые, как сталь».

Лужа давно кончилась, а он все нес ее. Тина чувствовала крепкие бицепсы под тонким сукном пиджака, и у нее вдруг закружилась голова, как будто он нес ее над бог знает какой высотой и вправду мог вдруг отпустить.

Наконец он поставил ее прямо на порожек подъезда и вежливо сказал: «Спокойной ночи!»

«Спокойной ночи! – ответила она. – Приходите завтра».

Сказала и сама удивилась. «Приходите завтра»? Куда «приходите»? Она вообще никого не приглашала в гости, терпеть не могла гостей и никогда ничего не готовила – даже чай.

– Завтра? – спокойно переспросил он. – С удовольствием. Мы снова пойдем на прогулку? Давайте немного пораньше. В два часа ночи у вас тут какие-то странные люди сидят на скамейках.

– Да, – сказала Тина, – о да! – и незаметно придвинулась к нему поближе – ведь сейчас он ее поцелует.

– В восемь? – спросил он.

– Что? – переспросила Тина, сократившая дистанцию до минимума, но так и не дождавшаяся поцелуя.

– Я зайду завтра в восемь, – повторил он.

Тина приоткрыла губы и почти закрыла глаза.

– Спокойной ночи!

Тина открыла глаза и увидела, что он улыбается.

Он даже и не собирался ее целовать.

– Спокойной ночи! – вздернула подбородок Тина и скрылась в подъезде, хлопнув дверью. А его насмешливая улыбка продолжала стоять у нее перед глазами.

Максим

– Таня, какого черта?

Макс звонил Тане уже раз двадцать, а трубку она взяла только сейчас. До этого ее телефон был безнадежно пуст и глух, то есть выключен.

– Ты почему не в конторе?

– Потому что сегодня суббота! – начала было препираться Таня, но вдруг остановилась и осторожно поинтересовалась: – А ты откуда знаешь, что я не в конторе? Ты что? Сам? – тут она не договорила и как-то подозрительно хрюкнула в трубку.

В это время в двери появился небритый детина, со страшным звуком поскреб свою щетину и пробасил:

– Ну и чё, Макс? Я приехал.

Макс отстранил трубку. Посмотрел на детину. Глаза у того были совершенно бессмысленные.

– Р-р-работнички! – возмутился Макс.

– Так ведь суббота! – сказал детина.

– И? – спросил Макс.

– Дак вчера же пятница была. Я, можно сказать, еще и не ложился, – похвастался детина и снова почесался.

Макс еще немного его поразглядывал.

– Иди кофе выпей.

Детина послушно повернулся и пошел.

– Только далеко не уходи! – вслед ему крикнул Макс. – Здесь пей. И мне тоже сделай кофе.

– М-гм, – издали ответил детина.

Макс вспомнил про трубку в руке.

– Тань!

– Я извиняюсь, – появилась еще одна лохматая голова в дверях.

– Если вы «извиняетесь», то вы у нас не работаете, – сообщил Макс голове и снова позвал в трубку: – Таня, ты еще не бросила трубку?

– Трубку бросила. И включила громкую связь. Тебе, кстати, тоже советую.

– Ну хорошо, – нервно сказал Макс и включил громкую связь. – Работает?

– Эге-гей! – ответила ему Таня очень громко. – Ого-го-гой!

Лохматая голова вздрогнула.

– Я извиняюсь, – повторила голова.

– Я ведь вам уже объяснил: у нас здесь работают только грамотные люди. А значит, они говорят либо «извините», либо «прошу прощения», а сами себя они не извиняют.

Громкая связь при этих словах вполне отчетливо хрюкнула.

– Так что, товарищ, попрошу вас! – добавил ободренный Таниным хрюканьем Макс.

– А вот упадет кирпич на вашу машину, тогда начнете разговаривать! – сообщила голова и злобно затряслась. – А то понаставили тут!

– А, так вы – тот самый писатель. Тань, подожди! К нам писатель пришел!

– А я давно жду, – весело сказала Таня.

– Никакой я не писатель, – одновременно с ней произнесла голова.

– Вы же нам пишете, чтобы мы не парковали машины? Машин у нас мало, а те, которые есть, мы паркуем в положенных местах. Но вы все равно пишете – письма, записки и прокламации! А раз вы все время пишете, значит, писатель! Тань, ты помнишь, что вечером приедет заказчик из Белгорода?

– Нет, я извиняюсь! – перебила голова и начала вдвигаться в кабинет Макса.

– Тань, еще секунду! – быстро сказал Макс, встал и направился к двери. Голова немедленно двинулась в обратном направлении. – Там у нас дальше по коридору кофе, его уже готовят, и там еще Александр Валерич, вас и кофе напоит, и вообще… эммм… может вас и подогреть, и обобрать. Ну и по поводу парковок разъяснит.

– Валерич! – очень неожиданно и очень громко закричал Макс (голова дернулась и исчезла). – Валерич, налей кофе и разъясни!

– Я уже, – донеслось из коридора, затем послышался какой-то стук, а потом стало тихо.

Макс аккуратно прикрыл дверь и вернулся к столу.

– Отправил писателя на разъяснение к Валеричу? – весело спросила Таня по громкой связи.

– Ага. Так о чем бишь я? А, о заказчике из Белгорода.

– Макс, все, отключаюсь, я уже доехала и переоделась, пока с тобой разговаривала, теперь у меня тренировка начинается.

– Отменяй ее, приезжай, будем работать Белгород.

– Ты самодур!

– А ты… сама… знаешь кто! Товарищ! – рявкнул Макс в сторону медленно открывающейся двери. – Вам же было русским языком сказано: за разъяснениями по поводу парковок обращайтесь к Александру Валерьевичу!

Дверь дрогнула, но потом все-таки открылась. И за ней обнаружилась Катя.

– Давно меня никто не называл товарищем! – сказала она и улыбнулась.

– Катенька! – обрадовался Макс, вскочил с места, что-то уронил, попытался поднять, не нашел, плюнул и побежал к Кате. – Катюша!

– Понятно, придется мне все-таки ехать в контору, – вздохнув, произнесла Таня по громкой связи.

– Белгород будет здесь в пять, – ни на секунду не отпуская Катю, сказал в сторону телефона Макс.

– Ты лучше не отвлекайся, – посоветовала невидимая Таня и отключилась.

– Сам знаю! – буркнул Макс, толкнул дверь ногой и крепко поцеловал Катю.