- Ух, ты, - подумала она, - на вопрос "когда?" вырисовывается 26 октября.
Она посмотрела на календарь, висевший на стене, и, убедившись, что это суббота следующей недели, радостно захлопала в ладоши.
- Ну, а если отбросить лишние цифры после запятой, то это, скорее всего, время - 10 часов 30 минут. Так, одну задачку я решила, - ликовала она. - Вот теперь нужно выяснить, куда я еду?
Надя задумалась:
- Центр круга, хм... В центре у нас кольцо с желтым камнем. Золотое кольцо России? Нет, в него входят несколько городов. Сомневаюсь, что мы отправимся в путешествие. Должен быть только один город. Желтый камень... Янтарь! А какой город ассоциируется с янтарем? Ну, конечно же - Калининград!
А если нет?! - засомневалась она, - вот, уеду куда-нибудь не туда и получится как в песне "Неудачное свидание": "Мы были оба. Я у аптеки! А я в кино искала вас!".
Захихикав своим глупым мыслям, она зашла в интернет и набрала в строке поиска "Счастье есть идеал не разума, а воображения". Это был самый первый и простой вариант подсказки, пришедший ей на ум, и она решила проверить, что на это скажет всемирная сеть. Интернет подсказал ей, что изречение принадлежит немецкому философу Иммануилу Канту и сомнений уже не осталось.
И так, - потирая руки, - проговорила она вслух, глядя на календарь, - 26 октября я лечу в Калининград, чтобы ровно в 10.30 встретиться там с Женей у усыпальницы Иммануила Канта. Все оказалось очень просто!
Надя встала, обвела 26 октября в календаре в кружок оранжевым маркером и, выключив компьютер, радостная и счастливая поехала домой.
Все оставшееся до поездки время она считала и торопила дни. Женя позвонил за несколько дней до поездки, поинтересовался, догадалась ли она, куда он ее пригласил на этот раз. Она ответила, что еще в тот же вечер, как получила от него загадку и давно приобрела билеты. На его просьбу уточнить правильный ответ, отшутилась, что если ее не окажется там, где он будет ее ждать, значит, она ждет его в другом месте. Он настоятельно просил сообщить ему данные банковской карты, чтобы он мог перевести ей деньги за поездку, но Надя решительно отказалась, сказав, что сама может оплатить себе билеты, а если он будет настаивать, то она никуда не поедет. И если ему так не терпится потратиться на нее, то он может сводить ее пообедать, во время их прогулки, а она будет есть, пока не лопнет. Женя поохал, посмеялся и смирился.
Сан Санычу она, конечно же, ничего рассказывать не стала.
-13-
26 октября Надя благополучно вылетела из Москвы и приземлилась в аэропорту города Калининграда. Было пасмурно, но дождя не было, он начался как раз тогда, когда она, отпустив такси, пошла по направлению к месту их с Женей встречи.
Видимый даже издалека готический кафедральный собор был очень величественный, даже не верилось, что здание было полностью восстановлено из руин только в конце девяностых годов двадцатого века. Чтобы обнаружить место захоронения Канта ей пришлось обойти собор вокруг. Женю, она увидела сразу, он стоял ярким пятном в своей красной куртке между колоннами, прижимаясь к решетке ограждения и пытаясь хоть немного спрятаться от падающих с неба неприятных холодных капель.
Надя подошла и занесла над его головой свой зонт.
- Здравствуй,- обрадовался он, - Я испугался, что ты потерялась.
- Извини, я немного опоздала, - оправдывалась она и заботливо поинтересовалась, - Ты не промок?
- Нет, просто не подумал, что может быть дождь, - усмехнулся он и поежился, - но ты взяла зонт и нас спасла.
- Что у нас по программе визита? - весело спросила его Надя.
- О-о-о, - протянул он, - все, что ты захочешь: концерт органной музыки, пешие прогулки по старым немецким районам или центральному парку, музей янтаря, зоопарк. Выбирай!
- Я выбираю музей янтаря и прогуляться, если закончится дождь, - предложила Надя и немного кокетливо добавила, - От органной музыки я могу впасть в меланхолию и стану рыдать. Что ты будешь тогда делать?!
Женя пожал плечами и, не задумываясь, ответил:
- Буду рыдать вместе с тобой.
Надя засмеялась:
-- Веселенькое путешествие у нас получится.
Дождь мерно стучал по куполу Надиного синего зонта с белыми горошинами, порывы ветра бросали под ноги опавшие листья. Они с Женей, прежде чем отправиться в музей, еще немного побродили по окрестностям и полюбовались на собор. Он забрал у нее из рук зонт и держал его так, чтобы они оба умещались под ним. Места под зонтом было мало и, чтобы никто из них не мокнул под дождем, Надя решительно взяла Женю под руку. Она почувствовала, как он напрягся, но руку не высвободил, и тогда она решила прижаться к нему чуть сильнее. От кафедрального собора они направились на остановку, чтобы доехать до музея. Бродить под дождем было, конечно романтично, но холодно и неуютно.
Пока они шли до автобуса, Женя, вытащив свободную руку из кармана, неожиданно потрогал кончики пальцев руки Нади, той, что она, свернув калачиком, просунула под его согнутую в локте руку с зонтом.
- У тебя руки холодные,- заключил он и предложил, - может, зайдем куда-нибудь погреемся и выпьем кофе? Времени у нас полно.
Это был очень нехарактерный для него жест, который нанес едва видимую трещину их дружеской отстраненности. Надя даже показалось, что в этом было что-то очень личное, почти полуинтимное. Рука у него была теплая, мягкая, а от нежного прикосновения по ее коже пошли мурашки.
- Нет, - подумала Надя, выбрасывая из мыслей навязанные Верой Моргалкиной сомнения. - Нет, нет и еще раз нет. Он совсем не такой, каким считают его, эти глупые курицы из бывшего класса. Я знаю его, может не так, чтобы очень хорошо, но у меня никогда не возникало подобных подозрений. Да, он зачастую ведет себя странно, но тому должны быть какие-то другие объяснения.
Вскоре они выпили кофе, побывали в музее янтаря, затем пообедали в уютном ресторане и погуляли по центральному парку, благо, что дождь закончился. Но больше за весь оставшийся день не соприкасались. Надя ждала инициативы от него, а он, как будто, чувствовал себя неловко и держался на некотором расстоянии от нее, хотя при этом они не переставали весело переговариваться и подшучивать друг над другом.
В аэропорт они поехали вместе, потому, что вылеты были с разницей всего в полтора часа. Женя улетал первым.
-14-
Они сидели рядом в неудобных жестких креслах зала ожидания, ждали начала регистрации на рейс и разговаривали.
- Красивый город, я бы хотела побыть здесь подольше и съездить на море, - призналась Надя.
- С погодой не повезло. Осень. Летом здесь лучше, - ответил Женя.
- Ты уже был здесь, раньше? - удивилась она.
- Да, приходилось, - подтвердил он. - Я даже подумывал, чтобы перебраться сюда насовсем.
- Что тебе помешало?
- В тот год не стало дедушки, бабушка была в плохом состоянии, и у меня как-то не сложилось, - с грустью сообщил он, отведя взгляд в сторону.
- А как она сейчас? - поинтересовалась Надя.
- Стабильно невыносима, - ухмыльнулся он, - а я для нее главный раздражитель.
- Не понимаю, - приподняв в удивлении брови, переспросила она.
Женя скрестил на груди руки, чуть наклонился набок в ее сторону и начал рассказывать:
- Ты же знаешь, что моя мама, произведя меня на свет, оставила младенца Женю своим родителям и пропала без вести. За что была объявлена умершей и имя ее в доме старались не произносить, а если и произносили, то с нелицеприятными эпитетами. Это была официальная для меня версия. Но уже некоторое время, бабушка не может контролировать свои эмоции, мысли и воспоминания. Поэтому среди потока откровенной ерунды и оскорблений, которыми она меня щедро награждает, мне удалось выяснить, что на самом деле все было совсем не так.
Надя внимательно слушала то, что он говорит, чуть покачивая головой, и ей казалось, что это и есть то важное, что поможет ей лучше понять его.
Женя продолжал:
- Насколько я понял, Ирина, так звали мою маму, действительно забеременела очень рано, еще учась в последнем классе школы от какого-то молодого парня, возможно женатого. Тот, узнав о случившемся, быстренько переехал в другой город и адреса своего не оставил. Мама не была распущенной девушкой, просто доверилась ненадежному человеку, ей хотелось внимания, любви и ласки, а бабушка с дедушкой были слишком скупы на проявление чувств, я бы даже сказал - жестоки, но жестоки эмоционально. Они не наказывали, не били, ни лишали еды и на горох не ставили. Просто никогда не хвалили, не обнимали, не гладили по голове, лишь читали нотации.