— Заходи, — услышал голос человека из конвоя, и обернувшись к выходу, увидел в дверях Сергея.
Он с ненавистью посмотрел в мою сторону и пройдя по кабинету, вальяжно уселся на стул. Конвой остался ждать за дверью, а я с минуту пытался совладать со своими эмоциями. Внутри бурлила ненависть.
— Рассказывай, как все происходило. Время, место, откуда ствол, вся информация, — первый заговорил начальник, взяв бумагу и ручку, чтобы по ходу все записывать.
— А чего рассказывать? Влюбился в бабу одну, а она по этому сохла все время, — кивнул на меня, не меняя своего взгляда наполненного отвращения и ненависти, к слову, как и у меня. — Я ее с улицы подобрал, обогрел, а она даже постельку отказалась мне греть, стерва.
Я чуть было не сорвался, и только Макс удержал меня за руку, за что ему спасибо.
— Мия квартиру снимала, не преувеличивай, — сообщил я, не желая, чтобы на мою девочку наговаривали.
— Да? А когда бы работать не смогла? Чтобы тогда делала?
— Ты решил меня проверить на познания? Думаешь, не знаю, что она работу домой брала?
— Да ее уволили потом! — заорал он, и у меня сложилось ощущение, что ему нужна помощь психиатра.
— Думаю не без твоей помощи. Ты наверняка хотел таким образом ее прижать.
— Не без моей, ты прав. Только все равно, она помощь принимала только дружескую. А нахер мне ее дружба? Мне секс нужен, как и любому мужику!
— И тогда ты решил взять ее силой? Беременную? — крепко сжал кулаки, а сам представлял, как бью это подонку морду.
— Ну ничего бы не случилось, если бы дала и беременной. Так нет же нежные какие, в обморок сразу падать.
— Ты гнида, ты ее ударил. Ты женщину ударил, — я подскочил со стула и схватил Никольского за кофту, шипя ему прямо в лицо: — посмел поднять руку на беременную. Это моя женщина, моя! Слышишь, ты, подонок!
— Крам, успокойся! Крам! — друг с силой оторвал меня от мерзавца и вернул обратно на место.
— Если этот человек продолжит себя так и дальше вести, я перестану что-либо говорить.
— Не в твоих интересах такие условия ставить, — пояснил Филиппенко строгим голосом: — продолжай!
Никольский скривился, с прищуром посмотрел на меня, и продолжил, кажется, получая удовольствие от своего рассказа:
— Шлепнул я ее разок ремнем, она и в обморок хлопнулась. Знаешь, Крам, а жаль, что ребенок еще тогда не умер, глядишь, твоя Мими со мной бы осталась.
— Сгниешь ты падла на зоне, даже тараканы постесняются жрать тебя.
— Перед Богом, моя смерть на тебе будет.
— Да не смей ты вообще святого упоминать! В тебе же ничего такого нет!
— Так ладно, брейк, — произнес Оболонский, утомившись слушать наши перепалки.
— Согласен, — кивнул начальник, — переходи к сути. Как ты познакомился с Миронюк и Котляренко?
— С Котляренко мы со школы знакомы. А с малолеткой меня Виолетта и познакомила. Как они связались, понятия не имею.
— Что дальше?
— У каждого — свой повод, пусть они и рассказывают. Я лишь считаю, что каждому по заслугам. Не должны эти двое быть счастливы. За малую конечно немного обидно. Это я про Виталину. Не в нее я должен был стрелять, а в Мию. Сдохнуть она должна была, чтобы этому не принадлежала, — кивнул на меня, а я решил все же сдерживать себя. Не хватало мне проблем с законом. — В общем, пигалица мелкая выскочила из дома, а я не разглядел, да шмальнул.
— Слышь ты, пидорас, — со стула к удивлению, подскочил Макс, и на его лице отражалась ненависть, — это ты падла гондон, понял? Да если бы не начальник, я бы тебя как червяка ногой растоптал, хрен моржовый. Ты девчонку едва не убил, и сидишь скалишься здесь, как ни в чем не бывало? А может тебя к насильникам посадить? Чтобы через зад дошло как не стоит делать?
Вот тут прихренел я, даже улыбнулся, не ожидая такой реакции от друга.
В дверь постучали, и Оболонскому пришлось отпустить Никольского, чтобы было меньше нелепых домыслов.
— Андрей Викторович, мы Котляренко с Миронюк задержали. Куда их?
— Вот и отлично, остальное они расскажут. Устал я, — язвительно произнес Сергей, а через секунду добавил, сознавшись в еще одном преступлении: — Мне-то все равно не выкарабкаться отсюда уже, зато будешь знать. Жаль Инне не успел отомстить, эта дрянь все испортила. Ты тоже должен был сдохнуть в кювете. Глядишь, и ребенок бы был ваш жив. Ты бы сдох, а Мия бы ко мне плакаться, так бы и приютил в кроватке.
Значит, та авария была не случайна.
— Вот так, Андрей Викторович, раскрываются зависшие дела. Только что нам сознался в содеянном Никольский. Признал, что это именно он хотел меня тогда убить, сбив на трассе и уехав в неизвестном направлении.
— Все записываю, не переживайте, Никита Витальевич. И да, Никольский, пистолет откуда?
— Оттуда! — выплюнул он и добавил: — Не скажу.
Через несколько минут Филиппенко протянул бумагу с ручкой Никольскому, и тот безоговорочно подписал свое признание. Я был рад этому, и не на секунду его не пожалел. Своим поведением и словами он дал ясно понять, что ни капли не раскаивается в содеянном, так почему мне тогда его жалеть.
Когда конвой уводил Никольского из кабинета, на входе пересеклись с Виолеттой. Столько яда в ее глазах оказалось, я даже представить не мог, что женщина может быть такой злой. Но вот оно чистое явление перед глазами.
— Урод! Сдал меня с потрохами? Ну ничего, я тебе добавлю, — прошипела Витка, и с гордостью подняв подбородок, обернулась ко мне. — Здравствуй, любимый.
— Где Миронюк?
— Андрей Викторович, ждем директора детдома и ее мать. Без них не можем допрашивать. Да и у нее еще свои проблемы с детдомом. Пока в камеру ее прикрыли.
— Ладно, — кивнул он, а я услышал тяжелый вздох друга.
— Надо же было трахать такую суку. И чего не хватало ей.
— Котляренко! Садись давай, чего замерла?
— На любимого насмотреться не могу, — съязвила она, а я чуть не выплюнул от ее противного голоса и вранья. Даже сейчас вместо того, чтобы раскаиваться и рыдать, она находила в себе наглость иронизировать.
— Понятно, тут целая Санта Барбара. Ну что же, хочу услышать твою версию того, как ты любила, а тебя нет.
— Откуда вы знаете? — удивленно спросила она, наконец-то перестав на меня смотреть.
— Да больно ты злая, глаза твои все выдают. А если серьезно, то села и рассказывай. В игрушки играть позже будем.
Виолетта недовольно хмыкнула, присела на свободный стул, обернулась посмотреть стоИт ли позади конвой, и убедившись, что бежать некуда, все же заговорила, снова посмотрев мне в глаза:
— А я рада… — начала она, и облизнув губу, быстро глянула на Макса и потом на меня, — рада, что он не родился. Главное, что мои денежки не достались нищебродке.
Глава 22 (Крам)
— Меня сдерживает только то, что ты женщина.
— Ну да, ты же такой джентльмен. Бомжиху с улицы подобрал, обогрел.
— Фух, уже начинает надоедать, — выдохнул Макс, и почесав лоб, произнес: — давай уже вещей как все было! Не тебе судить, кто откуда и как. Ниже тебя уже не опустишься, шалашовка несчастная.
— Да я деньги получала за дело.
— Значит так, хватит! — гаркнул Филиппенко, по всей видимости тоже задолбавшись слушать всякий бред. — Котляренко, рассказывай, как все было, за что мстишь, и почему?
— Как все было… вышвырнул меня как ненужную собачонку, оставив без гроша.
— Что, прости? Мы кажется сразу все решили, и парой никогда не были. Чего ты ждала?
— Он выбрал дамочку с улицы, — не обратив внимания на мой вопрос, продолжила Виолетта.
— Котляренко, давай к сути. Где ты познакомилась с Викторией Миронюк?
— А, малявка! Не поверите, но на улице. Мы совершенно случайно столкнулись с ней, она меня чуть не снесла, когда разворачивалась и не заметила, что кто-то идет. А мне лицо очень знакомым показалось. Она извинилась и собралась идти дальше, а я окликнула ее именем Виталины. Она поняла, что я знаю сестру Крама, а я в свою очередь узнала, что она ее близняшка.
— Это ты подсылала Вику в квартиру Никиты, чтобы та яд подсыпала беременной девушке?
— Конечно, я! Моему мужчине не должна рожать другая женщина, к тому же та, у которой есть на это причины. Девчонка с улицы, пойти некуда, от слова совсем. А ребенком она хотела удержать Никиту, заполучить его состояние.