Карина Рейн - Наглец

Уже собираюсь возмутиться, когда слышу насмешливый голос Богдана.

— И что же ты скажешь теперь?

Чувствую его дыхание на своей шее, пока его руки пытаются забраться под моё платье и испортить весь мой внешний вид.

— Скажу, что ты ведёшь себя как ребёнок! — возмущённо шлёпаю его по рукам. — В следующий раз это будет заднее сиденье твоего «Porsche»?!

Ненавижу все эти «романтические» места для занятий сексом, которые все считают оригинальными и какими-то располагающими к интиму; лично мне на такое хочется только брезгливо сморщиться и послать этого умника куда подальше.

Даже в полумраке вижу, как ходят желваки на его лице, но я уже давно привыкла к его внезапным вспышкам злости; ну или, по меньшей мере, сохранять при этом невозмутимое лицо. Выхожу из подсобки словно вор, оглядываясь по сторонам: не хватало ещё, чтобы по закоулкам компании поползли слухи. Я хоть и невеста одного из руководителей фирмы, и мой непосредственный начальник — ещё и мой будущий свёкор, всё же я дорожу своей репутацией, которую нарабатывала годами.

Ближайшие четырнадцать часов я не имею времени рассуждать о том, насколько неопределённые отношения сейчас между мной и Богданом; хотя на очередном совещании, где присутствуют оба Аверина, я все два часа изучаю только его затылок, потому что он даже головы в мою сторону не поворачивает. К вечеру я уже даже готова сама предложить ему перемирие, несмотря на то, что снова едва держусь на ногах; ещё и София атаковывает мой телефон звонками, обвиняя в скрытности — я ведь не сказала ей о том, что встретилась с Николаем ещё вчера. Мне приходится далёким от любезности тоном осадить её, напомнив о том, что моя личная жизнь касается только меня и никого больше. Ожидаемо получаю в ответ кучу ехидных замечаний и упрёков, и теряю остатки настроения, какие ещё у меня оставались.

Но Бо удивляет меня: в половину десятого, когда я наконец-то собираюсь, чтобы отправиться домой и совершенно ничего не делать, Аверин-младший пришвартовывается ко мне в кабине лифта и предлагает поговорить. Отпустив служебную машину, иду за Богданом на подземную парковку и сажусь в его автомобиль. Он молчит, пока мы пристёгиваем ремни безопасности; и когда покидаем территорию компании — тоже. Лишь когда выезжаем в город, он опускает свою ладонь на моё колено.

— Нам с тобой не по семнадцать лет, и ты знаешь, что я не отличаюсь терпением. К тому же, ты моя невеста, и через четыре месяца станешь моей женой — не пора ли нам уже что-то в своей жизни поменять?

Хмурюсь, потому что понятия не имею, что творится в его голове.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Помниться, не так давно мы обсуждали вариант совместного проживания; мне кажется, сейчас самое время съехаться.

Мои брови удивлённо ползут вверх: если честно, я уже даже не надеялась на то, что этот день когда-то наступит.

— Я целиком и полностью поддерживаю это решение, — киваю и, кажется, даже слегка взбадриваюсь. — И я по-прежнему за то, чтобы ты перебрался ко мне, а не наоборот.

— Полина…

— Не спорь! Ты ведь знаешь, что от моего дома до офиса компании гораздо ближе; нет этих сумасшедших пробок, и меньше времени уходит на дорогу. Я уже молчу про то, что у тебя район чересчур шумный…

Район, в котором живёт Богдан, хоть и считается престижным, действительно далёк от моих представлений о месте, в котором должна жить молодая семья — из-за невменяемого количества клубов, торговых центров и ветки метро, и всё это практически под окнами. Я вовсе не ханжа, и не всегда сижу дома, когда выпадает свободный вечер, но всё же даже для меня такой бешеный ночной темп — это слишком.

На мои доводы Богдан хмыкает и кивает; мы в молчании доезжаем до моего дома, и он высаживает меня на парковке, не глуша мотор, и просит его дождаться. Мои глаза слипаются, но я всё же даю ему слово и поднимаюсь в свою квартиру; там успеваю принять ванну с ароматным миндальным маслом и одеть белое шёлковое неглиже до пола с кружевами по краям, когда дверь открывается, и я снова вижу Богдана, который втаскивает в несколько заходов пару тяжёлых сумок с вещами. В свой последний заход он приносит охапку моих любимых пионов — и где только нашёл? — и большую плоскую коробку с логотипом модного итальянского магазина одежды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Очередное платье?

В мой квартире имелась целая комната, смежная со спальней, которая из жилой медленно превратилась в гардеробную, потому что мой шкаф физически был не в состоянии вместить все подарки Бо «от чистого сердца». На самом деле, думаю, ему просто нравилось видеть меня в одежде, в которой я выглядела бы рядом с ним соответствующе. Охапку пионов принимаю с искренней улыбкой, потому что действительно их обожаю — в моих глазах они выглядят более живыми, нежели пафосные розы или бездушные лилии — а вот в коробку заглядываю уже чисто из вежливости, потому что дошла до той отметки, когда могу одеваться целый год так, что ни одна вещь не будет надета дважды.

В упаковке оказывается невесомая прелесть персикового цвета от «Изабель Гарсия», и этот подарок по итогу тоже оставляет отпечаток в моей давно очерствевшей душе. А пока я рассматриваю подарки, Богдан оказывается слишком близко для того, чтобы я могла думать о чём-то другом, кроме его рук на своём теле — нетерпеливых рук, потому что моё неглиже издаёт характерный треск под его пальцами, которые яростно впиваются в кожу, будто не касались её целую вечность. Я без промедления отвечаю на эту провокацию, сгорая в огне нашего обоюдного желания, и позволяю ему сделать со мной всё, что ему захочется.

Потому что это моя жизнь.

И она идеальна.

Костяшки пальцев всё ещё горели огнём. Никогда не думал, что когда-то попаду в такую ситуацию, которой место разве что в фильме, но вот он, мать вашу, живой пример человеческой наглости. Я не чувствовал себя виноватым ни капли; да и таксисту грех жаловаться — путь радуется, что руки-ноги целы.

Хотя, с другой стороны, не могу не замечать того, что с каждым днём становлюсь агрессивнее, хотя причин для этого нет никаких — те же друзья, тот же универ, та же жизнь. Но складывается впечатление, будто отпущенный мне для чего-то срок подходит к концу, а я так и не сделал то, что должен был; у меня заканчивается время, а я даже не знаю условий или поставленной передо мной задачи и уже бесповоротно проигрываю чёртовой жизни всё на свете.

А ещё каждый следующий день до боли похож на предыдущий — словно попал в петлю времени.

Мне почти двадцать три года, а я ни разу в жизни не влюблялся — хотя в это трудно поверить, учитывая, сколько девушек прошло через мою постель. Сначала я ещё на что-то надеялся. Самыми частыми мыслями в моей голове были «Быть может, она станет той самой?» — в адрес каждой девушки, которая провожала меня жадным взглядом; «Может, я не там ищу?» — этот вопрос каждый раз возникал в голове, стоило мне надраться за барной стойкой очередного ночного клуба; «Где носит эту чёртову женщину, которая предназначена мне судьбой?» — как финальный аккорд любого уходящего дня. Так прошло пять лет, и я начал замечать, что разочаровываюсь в жизни, в людях в целом и в женщинах в частности; постепенно любые отношения с противоположным полом опустились до отметки «секс ради секса»: мне было плевать, модель рядом со мной или обычная студентка — я всего лишь удовлетворял потребности организма с теми, кто добровольно вешался на шею.

Это была ещё одна причина потери уважения к девушкам: как можно уважать тех, кто сам себя не уважает? Я не пуританин, но мне казалось не правильным подобное женское поведение, которое они прикрывали «современностью» — трахаться со всеми подряд просто потому, что «мы живём в двадцать первом веке», по меньшей мере признак умственной деградации. Кстати, если быть до конца честным, я и сам под эту категорию попадаю — полный придурок.

Хотя нет, всё же была одна влюблённость, но очень давнишняя и такая поверхностная, что сейчас, восемь лет спустя, я не мог даже вспомнить её имени. Помню только, что она училась в параллельном классе и носила эти бесящие меня жёлтые резинки, которые были слишком велики для её кос.

А ещё помню, что ею же увлёкся и Макс, из-за чего у нас были постоянные контры до тех пор, пока мы оба не узнали, что эта маленькая двуличная зараза каждому из нас давала ложные обещания, издали наблюдая, как мы между собой скубёмся. Думаю, уже тогда, будучи ещё ветреным пятнадцатилетним пацаном, я уже усвоил этот жизненный урок: все девушки одинаково коварны и лицемерны в любом возрасте. Впитывают ли они это с молоком матери, или вся эта херня просто заложена в их генах — не знаю, но итог всегда один: ты остаёшься в дураках.