– За что? – Эд прикрыл глаза.
– Ну, это ведь из-за меня он решился на поджог. Антон подсел на какую-то новую дурь. Под дозой переставал себя контролировать. Если бы я знала хоть частичку настоящего тебя… – Мои пальцы запутались во влажных растрепанных волосах, дыхание сбилось.
Несмотря на поздний час, всё вокруг плавилось от духоты.
– И что бы ты сделала? – хрипло поинтересовался, перехватывая мою ладонь.
– Я бы сделала тебя своим первым. – Эд шумно вздохнул. – Первым зрителем, – дразняще добавила, переплетая наши пальцы у него на макушке. – Я бы пела и танцевала для тебя!
– Спой что-нибудь? Сейчас, – попросил еле слышно.
Мужчина лежал с закрытыми глазами. Отчаянно захотелось нырнуть в любимое янтарное море, поэтому я тихонечко начала:
Песен ещё не написанных сколько?
Скажи, кукушка, пропой…
В городе мне жить или на выселках?
Камнем лежать, или гореть звездой?
Звездой?
Остановилась, чтобы перевести дух. В прошлом году мы ставили этюды по мотивам творчества Виктора Цоя. Я исполняла «Кукушку» на вечере памяти этого легендарного человека, и сейчас, ласково проведя пальцем по небритой щеке, окрепшим голосом продолжила:
Солнце моё, взгляни на меня…
Эд вздрогнул, распахивая пушистые ресницы. Наши взгляды соединились. По венам побежал ток. Вот она – магия двух обнаженных сердец. Мы пялились друг на друга, а море, звезды и костер вертелись вокруг. Легкий бриз трепал наши волосы, крупинки песка щекотали лицо. Всё привычное на несколько секунд обнулилось. Было так хорошо, что стало не по себе. После неловкой паузы Эд сказал:
– Я тоже люблю петь, но мало кто об этом знает. Бабушка даже записала меня в дом культуры. Правда, пришлось забросить студию – Сашка нашел мне подработку на автомойке. Но когда переехал жить в Сочи, зачем-то купил гитару. Можно, я тебе кое-что сыграю?!
– Очень любопытно послушать.
Эд подскочил на ноги, направляясь к машине. Я нервно улыбнулась, проглатывая непонятно откуда взявшийся комок, когда мой красавец уселся напротив.
– Впервые играю перед публикой. Не суди строго. – Убрав влажную прядь со лба, любимый неуверенно затянул:
У ночного огня под огромной луной…
Тёмный лес укрывал нас зелёной листвой…
Я тебя целовал у ночного огня…
Он сделал паузу, прокашлявшись.
Я тебе подарил половинку себя…
Он сбился с ритма и жутко фальшивил, но смотрел на меня глазами, полными любви.
– Ты мой кислород в безвоздушном пространстве, Лина. А завтра наш последний вечер. И чем я буду дышать? – Хотела возразить, но Эдик молниеносно убрал гитару. Он потянулся к губам, накрывая меня собой. – Дай я тебя поцелую. А завтра… Завтра тебя ждет сюрприз…
– Ты такой горячий, как пирожок в духовке…
– Пирожком меня еще никто не называл.
Через пару минут Эд отключился. Он умиротворенно дышал, а я не могла отвести взгляд от его загорелого лица.
Я знала, что он меня погубит, но с дьявольской улыбкой на губах прыгнула в костер.
Аккуратно выпутавшись из сиамских объятий, достала из сумки зажигалку и пачку сигарет, прошмыгнула на балкон. Пальцы дрожали. С третьей попытки удалось зажечь сигарету. Глубоко затянувшись, глядела на гулявший по небу серебристый блин луны.
Я пропала. Ослепла от чувств к нему и находилась всего в шаге от пропасти.
Если бы Эд знал…
Если бы Эдик только знал, что вместо сигареты в руках я сжимаю нити нескольких судеб. Маховик уже давно раскачивался в разные стороны, перемены были неотвратимы, и только от меня зависело, кто выйдет победителем, а кто останется слабым звеном.
Я выбросила сигарету, неотрывно наблюдая за её скоротечным падением. Обняла себя за плечи, с шумом втягивая запах его футболки.
Я уезжала с моря, и море катилось из глаз.
– Я не смогу без него. А он не сможет без меня. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Завтра!
– Эд, мне приснился кошмарный сон. Сон, в котором мы не можем быть вместе. Представляешь? Ну, просыпайся. Я уснуть не могу!
– Лин, давай до утра, а? – сонно пробурчал, не разлепляя век. Я потерлась обнаженной плотью о его бедро, замечая, каким горячим и сбивчивым становится дыхание любимого. – Так что там за дурной сон? Сейчас мы быстро с ним разберёмся…
Сегодня киностудия устраивала прощальный фуршет. Поразительно, но месяц съемок пронесся как один день. Мой первый серьезный проект. Бесценный опыт. Потрясающие люди вокруг. Мы все невероятно сроднились, превратившись в огромный творческий организм.
Эдик не смог приехать на праздник, но мы договорились, что он заберет меня через пару часов. Вчера он обмолвился о каком-то сюрпризе и, судя по всему, активно занимался его подготовкой.
Я подходила к парковке у санатория, на территории которого развернулась прощальная вечеринка киношников, когда услышала за спиной.
– Ангелина? – повернула голову, сталкиваясь с ледяным взглядом голубых глаз. – Меня зовут Настя. Мы можем поговорить?!
– Чего тебе надо? – прищурилась, уперев ладони в бока.
Бегло просканировав внешний вид девушки, вынуждена была признать – выглядела она довольно стильно: джинсы-бананы с завышенной талией, кремовая сумочка «Prada» и телесного цвета туфли от популярного обувного бренда.
– Я хотела поговорить с тобой об Эде.
Чуть не поперхнулась от такой наглости.
– У меня нет времени. Извини.
– Тебя интересует лишь собственная персона. Все ясно. Оставь его в покое!
– Что? – в ушах зазвенело.
– Он тебе не нужен. Поигралась и хватит. Не береди парню душу. Возвращайся в Москву!
– Тебе-то какая разница? – процедила сквозь зубы.
– Я хорошо знаю Эдика. Он счастлив здесь. Через несколько недель открывает отель. Работал на износ целый год. Он очень импульсивный. Может всё бросить и помчаться за тобой. Не дай ему совершить самую большую ошибку в жизни, – шипела Баринова, сощурив глаза.
– Мы как-нибудь сами разберемся. Ладно?!
– Ты его угробишь!
– Я его люблю! – слова сорвались с губ прежде, чем успела подумать.
Люблю?!
Да. Люблю.
Собеседница побледнела. Она резко развернулась, направляясь к серебристому «Leхus». Через несколько секунд автомобиль сорвался с места.
Настроение безвозвратно испортилось. По правде говоря, оно и так висело на волоске, а теперь из меня словно душу вытряхнули. Реальная жизнь безжалостно вторглась в нашу сказку. Развернулась и пошла обратно к дому, на ходу набирая номер Эда. Может, у него получится приехать раньше? Хотелось упасть в его медвежьи объятия, наслаждаясь последним вечером в раю, а потом с чистой совестью обрезать крылья, чтобы уже ничего не мешало идти ко дну…
Я закрыла дверь, бросила ключи на полку и прислонилась к стене, всё еще пытаясь дозвониться до Бесова.
«Абонент недоступен. Перезвоните позже», – бездушно повторял механический голос на другом конце.
Протянула руку к тумбочке, чтобы убрать мобильный, как вдруг он ожил в ладони, настаивая на входящем сообщении.
– Ну, наконец-то! – вперила взгляд в подсвеченный экран.
Этого не может быть!
Миг – и телефон выпал из рук, с гулким грохотом ударяясь о пол. Ладони покрылись испариной, а поясница гусиной кожей.
– Нет… – я изумленно мотала головой, пытаясь собрать себя в кучу.
Телефон зашелся пронзительным визгом. Я сразу догадалась, чей голос услышу на другом конце, и каковы будут последствия. Слово «НЕИЗБЕЖНОСТЬ» огромной неоновой вывеской озарило сознание. Трясущимися руками я подняла телефон и, набрав полную грудь воздуха, как перед прыжком в бездну, ровно ответила:
– Алло…
– Ангелина, у отца инфаркт. Он в реанимации…
– Мама…
На том конце установилась долгая тягучая тишина. Я чуть не оглохла от звука биения собственного сердца.
– Доченька, у меня давление под двести. И не сбивается. А папка чудом остался жив. Только потому, что в нормальную больницу отвезли, – из трубки послышались сдавленные рыдания.
Я знала. Уже прочла об этом во входящем сообщении. Оно служило напоминанием – за всё в жизни приходится платить. А у счастья самая высокая цена…
– Он несколько дней жаловался на сердце, но никто даже врача не позвал. А потом… – голос мамы зашелся новым истерическим позывом, я содрогнулась, – Лина, когда ты вернешься? Ты мне так нужна…