За штурвалом самолета сидел пожилой югослав. Много лет назад этот человек поселился в небольшой югославской колонии в местечке Порвенир, находившемся на чилийском побережье пролива Магеллана. Тогда летчик мечтал работать в компании «Эрлайнз аргентинас» и заработать достаточно денег, чтобы можно было вернуться победителем на родину, в Хорватию. Однако ему это так и не удалось. Наверное, именно поэтому пожилой пилот неизменно напивался в одном и том же баре на чилийской военно-морской базе после каждого перелета через пролив Магеллана. После этого, повинуясь своеобразному ритуалу, он обязательно доезжал до портовых доков Порвенира, чтобы еще раз прочитать на специальном указателе, что Югославия находится всего в восемнадцати тысячах шестистах шестидесяти двух километрах от Чилеан Тьерра дель Фуего.
Посадочная полоса, на которую садился самолет, находилась на территории небольшой скотоводческой фермы, рядом тянулся галечный пляж, который был сейчас совершенно безлюден, если не считать одного человека, который стоял среди копошащейся вокруг него стаи морских птиц. Всякий раз, когда мужчина переминался с ноги на ногу, под его тяжелыми ботинками хрустели раковины моллюсков и панцири крабов. Невдалеке пара черно-белых ржанок кружилась вокруг валявшихся на берегу мертвых пингвинов, напоминавших детей, одетых в специальные похоронные костюмчики.
Мужчина, стоявший на берегу, был коренаст, мускулист и абсолютно лыс — даже кирпичного цвета лицо его было лишено какой-либо растительности. На плече человека висела бельгийская винтовка системы FNL, в кобуре на поясе лежал пистолет системы Halcon.
Маккинли Свейзи был хорошо известен на территории Латинской Америки, хотя начал он свою карьеру совсем в другой части света. Человек этот любил войну и оружие, что и привело его из городка Алтуна, штат Пенсильвания, где Свейзи работал на фабрике, сначала на Кубу, а потом, в шестьдесят девятом году, во Вьетнам. Сначала он был авиамехаником у вьетконговцев, обслуживал советские самолеты, которые доставляли в Ханой и эвакуировали из Ханоя войска Северного Вьетнама.
Со временем Свейзи усовершенствовал свои пиротехнические способности и состряпал радиоуправляемую бомбу на основе ТНТ — взрывчатки, использовавшейся в авиационных снарядах. Свейзи сделал открытие: если запастись достаточным количеством этого взрывчатого вещества, вполне можно взорвать самолет. Например, один из американских «Боингов-707», которые предоставляла одна частная компания для того, чтобы вывозить из Сайгона на уик-энд личный состав Сто первой воздушно-десантной дивизии. Свейзи купил альтиметр для бомбы на складе американской военной базы, спрятал его вместе со взрывчаткой в хозяйственном отсеке самолета и установил прибор таким образом, чтобы самолет взорвался в воздухе над Южно-Китайским морем. Свейзи старался, чтобы среди пострадавших от устроенных им взрывов не было гражданских лиц.
До того, как потерять волосы, Свейзи был вполне хорош собой. Даже сейчас в его черных глазах, горящих на безволосом лице, было что-то чувственное. Они как бы вбирали в себя весь мир, стремясь запечатлеть его в мозгу, в сердце, в памяти. Свейзи старался избегать женщин с тех пор, как умерла при родах его молоденькая невеста-кубинка. Впрочем, возможно, это костлявое и беззубое существо умерло вовсе не от гонореи. Как бы то ни было, Свейзи исчез с Кубы вскоре после смерти кубинки и ее ребенка. О нем долгое время не было ничего слышно, пока он не объявился наконец в Эль-Сальвадоре, пока одни говорили, что Свейзи отошел от дел, другие — что сошел с ума, убит горем, в депрессии, и только лишь немногие утверждали, что Маккинли Свейзи наверняка находится сейчас где-нибудь в Латинской Америке и тренирует коммандос для грядущих революций. В начале семидесятых он появился в Аргентине, где вместе с несколькими воинствующими иезуитами, парочкой бывших приверженцев правой католической партии проперонистов и богачей-интеллектуалов, проявлявших ярко выраженную склонность к террору и насилию, создал группировку монтанерос. Точнее, он как бы воссоздал эту организацию, существовавшую когда-то давно, за сто лет до Перона, когда гаучо и каудиллос боролись с испанскими войсками за независимость Аргентины.
Сегодня было шестое июля, обычный морозный день холодной патагонской зимы. Маккинли Свейзи стоял посреди пустынного пляжа и не сводил глаз с дверцы приземлившегося рядом самолета. Он молча прислушивался к стихающему шуму моторов, при этом выражение откровенной враждебности время от времени сменялось на его лице выражением тихого отчаяния. С моря подул ветер, и брызги окатили иллюминатор самолета. Из открытого люка выбросили веревочную лестницу, которая стала мерно покачиваться на ветру. Наконец показался единственный пассажир, прилетевший на борту самолета. Цепляясь одной рукой за веревки лестницы, он крепко сжимал в другой черный «дипломат». Через несколько секунд мужчина спрыгнул с последней перекладины лестницы на песок и залез свободной рукой в карман водонепроницаемого плаща. Пряча лицо в воротник, он неуверенно пошел к встречавшему его Свейзи, стараясь спрятаться от ветра и соленых морских брызг.
Свейзи тепло поприветствовал прилетевшего. Он даже сдвинул на спину висевшее на плече ружье, чтобы заключить мужчину в объятия.
— Как чудно встретить тебя здесь, на краю земли, Дэнни Видал, — говорил Свейзи, смеясь и похлопывая Дэнни по спине. Отпустив Видала, Маккинли протянул руку за черным «дипломатом». Однако Дэнни тут же спрятал его за спину.
— Прошло много времени, Мак, — начал он, глядя своими черными сверкающими глазами в глаза Свейзи. — Много времени, — повторил он, устремляя взор куда-то далеко за спину Свейзи, словно пытаясь понять, нет ли там, на линии горизонта, чего-нибудь такого, что могло бы привести к неожиданным осложнениям.
— Стампа пошел к прокурору, — объявил Свейзи.
— Что ж, я так и думал, — спокойно, почти легко произнес Дэнни. — А откуда ты знаешь?
— Следователь по специальным вопросам окружной прокуратуры явился в Чилпанцинго с повесткой на твое имя.
На первый взгляд, это сообщение показалось Дэнни почти смешным, хотя, когда он задал следующий вопрос, голос его звучал совсем невесело.
— А по какому делу меня вызывали?
— Из-за этого самого миллиона, — ответил Свейзи, делая приглашающий жест в сторону джипа «чероки», стоящего в нескольких футах от них. — И еще, этот тип — следователь — вовсю увивался вокруг твоей жены, — искоса взглянув на Дэнни, сообщил Свейзи.
Она слишком порядочна, его Кори, слишком прямолинейна и доверчива, чтобы поверить, что Дэнни мог инсценировать собственную смерть.
Дэнни молча шел за Свейзи к машине.
— Ты всегда был очень осторожен, Дэнни, мой мальчик, но на этот раз ты совершил большую ошибку.
Свейзи кивнул летчику, приближавшемуся к ним с мешком в каждой руке.
— Поговорим потом, — сказал он, обращаясь к Дэнни.
Югослав засунул мешки на заднее сиденье джипа и вопросительно взглянул на Свейзи. Тот достал из кармана конверт и протянул его летчику.
— Я свяжусь с тобой, Милош, — пообещал он.
Югослав кивнул, засунул конверт за пояс и, едва взглянув на Дэнни и Маккинли, отправился обратно к самолету. Свейзи снял с плеча винтовку, положил ее на заднее сиденье и только после этого открыл дверцу перед Дэнни Видалом. Тоном заботливого наставника он спросил:
— Так зачем же, черт побери, понадобился тебе, hombre, этот миллион долларов?
— Для Кори, — коротко ответил Дэнни, забираясь в автомобиль.
Свейзи укоризненно покачал головой, обошел машину и тоже забрался внутрь. Несколько секунд он сидел не двигаясь.
— И как же, по-твоему, Кори получит эти деньги? — спросил наконец Свейзи. — Ведь ты же не можешь посылать их в конвертике с обратным адресом! — Свейзи погладил Дэнни по голове. — Или ты собираешься платить ей алименты через налоговую инспекцию? — Свейзи улыбнулся.
— Я все устроил, — сказал Дэнни, рассеянно глядя на морские волны.
— Ты ведь знаешь, Дэнни, я люблю тебя как сына. И ты также знаешь, что мне знакомы чувства, которые ты испытываешь к этой женщине. Но ведь в этом деле участвуем не только мы с тобой. Это касается многих других. — Свейзи помолчал, а затем продолжил уже в прежнем своем полушутливом тоне.
— Так ты действительно решил сделать своей крошке прощальный подарок в миллион долларов? По-моему, это чересчур щедро даже для тебя.