— У нас было достаточно потерь, — сказал Свейзи. — Так что на этот раз мы должны победить.

— То, что случалось с нами прежде, не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас.

После стольких поражений Дэнни Видал четко усвоил для себя одну аксиому: окончательный успех зависит целиком и полностью от финансовой базы и достоверной статистической информации. Все остальное — антураж. Нападение здесь, бомба там, похищение, убийство, Свейзи может планировать и проводить любые теракты, но люди наконец устанут от постоянного насилия, которое превратится в чуть ли не единственный способ отстаивать свою точку зрения в политике. Потрясти людей становится все сложнее, а значит, и планы организации должны быть более оригинальными. Конечно, вокруг любого теракта сначала поднимает стрекотню пресса, в течение нескольких дней они печатают сводки о количестве жертв, потом все сводится к рассуждениям на общие темы, и вскоре шумиха стихает. О самом же взрыве или убийстве в лучшем случае вспоминают еще раз в конце года, когда делают обзор самых кровавых преступлений за прошедший год. Однако ни разу после террористического акта не было свергнуто ни одно правительство и даже не был избран ни один кандидат.

Дэнни всегда считал, что организации необходима разветвленная финансовая сеть, которая позволяла бы поддерживать своих кандидатов и финансировать избирательные кампании в средствах массовой информации, а также время от времени устраивать травлю в прессе своих политических противников. Этот честолюбивый план поглотит теперь все его время и энергию. Ради его выполнения Дэнни придется пожертвовать всем остальным.

Он представил себе, как Кори выходит из крематория, повисает на руках отца, прижимая к себе урну с прахом мужа. Затем Кори возвращается в Нью-Йорк, вот готовит квартиру для продажи, упаковывает вещи — картины, серебро, антиквариат, книги — все, что было когда-то куплено для восходящей звезды банковского бизнеса в Нью-Йорке и его очаровательной жены.


Кори, его Кори, была такой простой, наивной. Ее нисколько не волновали ни деньги, ни бизнес мужа. Даже к дорогому вину она была равнодушна. Однажды он подарил Кори на день рождения бутылку шикарного коллекционного вина — «мутон ротшильд». На нее вино не произвело ни малейшего впечатления: смеясь, она повторяла, что не отличила бы его от вина месячной выдержки. Обнаженное тело ее при этих словах блаженно вытягивалась на простынях, кожа была все еще немного влажной после того, как они долго занимались любовью, а губы не успели остыть от поцелуев Дэнни… Он любовно поддразнивал жену, говоря, что у нее нет ни капельки вкуса, потому что она гринга, американка, и ее волнуют только гамбургеры, кока-кола и бейсбол. Конечно, он был не прав. Кори знала, о, она знала много других вещей, не имеющих ничего общего с деликатесами и другими благами жизни, которые способно принести с собой богатство. Она многое знала и умела. Например, вино, пусть это обыкновенный кьянти, она готова была пить, не отрываясь, изо рта Дэнни. И Кори тут же еще раз доказала мужу, что понимает толк в сексе — она мгновенно оказалась сверху и нагнулась к Дэнни, так что распущенные волосы заскользили по его щекам. Кори начала покрывать поцелуями его глаза, нос, шею. Ее губы спускались все ниже и ниже, целуя каждое ребрышко, приостанавливаясь, чтобы пересчитать их. Наконец она добралась до возбужденной мужской плоти, которую тут же начала ласкать губами и языком. Дэнни остановил ее, поднял выше, так что губы Кори снова касались его губ. Чуть охрипшим голосом Кори спросила его: почему? Страсть на ее лице сменилась замешательством, а глаза требовали ответа. Существовала лишь одна причина всего, что с ними происходило, — любовь. Дэнни внимательно вглядывался в Кори, в каждый дюйм ее лица и тела, пока в глазах жены не мелькнуло хорошо знакомое ему выражение. Кори даже не могла представить себе, насколько хорошо понимал он это выражение. В глазах ее не было злобы, нет — просто немой укор. Глаза ее явственно говорили: я отдалась тебе целиком и полностью, а ты бросил меня, бросил потому, что оба мы нарушили слишком много правил, полюбив друг друга. Кори твердо решила тогда, в двадцать лет, расстаться со своей невинностью, и решение это сделало ее охотницей. Влюбившись в мужчину, отнявшего ее девственность, она из охотницы превратилась в жертву, в добычу. Кори полюбила его, а взамен Дэнни научил ее всему, что могло сделать женщину привлекательной и для другого.

«Тело, покажите мне его тело! — слышался Дэнни голос жены, переходивший постепенно в стон, в мольбу. — Где его тело, а если не тело, то хотя бы зуб, или кость, или подушечки пальцев, с которых можно снять отпечатки, хоть что-нибудь, что могло бы доказать, что Дэнни действительно погиб в авиакатастрофе».

Дэнни слышались даже повелительные нотки, которые наверняка появятся в голосе Кори, когда она будет требовать продолжить расследование. Он будто видел, как она набрасывалась на каждого, кто приближался к ней с соболезнованиями и утешениями вместо неопровержимых фактов и улик. Но больше всего Дэнни беспокоил этот тип из окружной прокуратуры — сумеет ли Кори не поддаться его подозрениям?

Дэнни снова открыл глаза и выпрямился на сиденье. Свейзи воспринял это как желание продолжить разговор.

— Единственное, что меня тревожит, — сказал он, — это что исламским фундаменталистам может прийти в голову взять на себя ответственность за каждый удачный теракт, подготовленный нами.

— Тогда надо их использовать, — сонно пробормотал Дэнни.

— Каким образом?

— Заключив сделку. Какая разница, на чью долю достанется слава, если эти акты в итоге служат общему делу. Используйте фундаменталистов как исполнителей для опасных заданий, которых ждет неминуемая гибель. Платите им.

— А как же наши идеи, которые надо доводить до мировой общественности?

— Для наших идей, Мак, не имеет ровно никакого значения, отрицает или подтверждает очередная группа фанатиков свою причастность к тому или иному теракту. Ведь все равно никогда точно не известно, кто устроил тот или иной взрыв или убийство. Единственный способ воздействовать на обывателя — это показывать ему по телевизору как можно больше руин и трупов.

— Но мы ведь хотим, чтобы название монтанерос было у всех на устах…

— Слава не помогает побеждать на выборах, Мак.

Дэнни снова замолчал. Его продолжали преследовать воспоминания о Кориандр. У него было такое ощущение, словно они только что занимались любовью, но его нервные окончания остались абсолютно бесчувственными. Он скучал по Кори. Как он по ней скучал!

Солнце, пробивавшееся сквозь облака, освещало песок и морскую гладь. Дэнни угрюмо поглядел на покрытые снегом горы, которые казались ему сейчас некой антарктической версией Кэрнс или Брайтона. Озера, ледники, сверкающие на линии горизонта. Джип вез его по извивающейся дороге к городку, который должен был на какое-то время стать для него домом. Вез к южному краю света, к точке, где начиналось ничто, к городку в самой южной точке Патагонии под названием Юшуайя. Дэнни же отчаянно хотелось опять увидеть Кори. Прошло только сорок восемь часов с того момента, как они расстались, а он не мог уже думать ни о чем — только о том, как прикоснется к Кори, почувствует ее близость. То, что много лет было только абстракцией, теперь стало реальностью. Все было кончено. Две женщины, которых любил в своей жизни Дэнни Видал, были безвозвратно потеряны — Алисия мертва, а Кори стала его вдовой.

Дэнни задремал.

Невдалеке заблеяли в загоне овцы, показались ворота ранчо, за которыми виднелся массивный старый дом с высокой крышей. К машине подходил, опираясь на палку, человек, одетый в шотландскую юбку. Это была земля выходцев из Шотландии и Уэльса — земля сильных, выносливых людей, не побоявшихся суровой патагонской зимы.

Дэнни вспомнил об их с Кориандр фотографии, лежащей у него в бумажнике. «Вместе навсегда», — написал он на обороте. Кори всегда говорила, что фотографии не умеют лгать. Это люди все время лгут. «Сохрани мои фотографии, — думал Дэнни. — Храни их вечно, любовь моя. Потому что фотографии не лгут, не умеют лгать, лгут только люди».

11

Кори прилетела из Чилпанцинго в четверг. Полдня она провела с отцом, который вечерним рейсом улетел в Вашингтон. Как только за Палмером закрылась дверь, Кори пошла в ванную, разделась и встала под душ. Она простояла несколько минут, прижимаясь лбом к прохладному кафелю и почти не понимая, где кончается вода и начинаются ее слезы. Кори выключила воду, завернулась в полотенце, другое завязала на голове в виде тюрбана и вылезла из ванны. Стоя перед зеркалом, она смотрела и смотрела куда-то поверх собственного отражения. Ей нужно время, чтобы привыкнуть. Ей нужно время и чтобы забыть. Ей нужно и мужество, чтобы помнить. В конце концов, что делать, если так случилось. Она была замужем три года, беременна уже три месяца и вдова третий день.