— Начни с того дня, когда ты меня бросил.
— Я был занят тем, что добывал деньги для оппозиции, вел переговоры об оружии и продовольствии. А потом банк разорился.
— Хорошо, может быть, так все и было в самом начале — но десять лет, Дэнни…
— Моя жизнь была связана с человеческими страданиями.
— И с кем-то еще? — Кори затаила дыхание в ожидании ответа.
— У меня никого не было все эти годы, — тихо произнес Дэнни.
— А почему ты не спрашиваешь об этом меня?
— В этом нет необходимости.
— Почему ты так самоуверен?
— Я вовсе не самоуверен. Просто знаю, что когда люди любят друг друга, как любим мы, не может быть никого другого. Я каждую минуту думал о тебе… — Дэнни говорил так, словно они не виделись всего несколько дней. Но это было неважно — Кори не перестала бы любить его, даже если бы они не виделись целое столетие.
— Но ты ведь мог хоть как-то дать мне знать, что жив и хочешь, чтобы я тебя ждала.
Дэнни снова начал объяснять, а Кори увидела вдруг на его лице незнакомое ей прежде выражение — его лицо было перекошено от боли.
— Сначала я часто думал об этом, но потом всех арестовали и только мне удалось скрыться. А потом это стало просто невозможно — ты не могла приехать ко мне.
— И где же ты был?
— В Гаване.
— Значит, эти слухи были правдой?
— Слухов было так много, что некоторые стали похожи на миф.
— Говорили, что ты занимался отмыванием денег для монтанерос. А потом, когда хунта закрыла банк, тебе удалось бежать с деньгами на Кубу и оттуда поддерживать революцию.
— Куба была тогда единственным местом, где мы могли что-то делать. Мы не могли сдаться, ведь наши соотечественники продолжали пропадать.
Причина была настолько серьезной, что Кори сразу не могла осознать ее. Единственное, что говорило в пользу Дэнни, это безусловное благородство его целей. Он оставил Кори не ради другой женщины, не ради денег или приключений, а чтобы остановить тот ужас, в котором жила страна, в котором одно время жила и сама Кори, хотя это и не касалось ее непосредственно. Сквозь слезы она продолжала спорить:
— А что если я скажу, что больше не люблю тебя, что чувствую себя слишком обиженной и оскорбленной, чтобы относиться к тебе по-прежнему? Ты никогда не думал о такой возможности?
— Выходи за меня замуж, — внезапно сказал Дэнни, оставляя без ответа предыдущий вопрос.
Вместе навсегда. Наконец-то! Кори захотелось громко рассмеяться, хотя она не могла бы сказать точно, от счастья или просто потому, что добилась наконец давно поставленной цели.
— Я не хочу повторения, — сказала она.
— Я клянусь, что тебе не придется снова пережить подобное. Пожалуйста, дай мне последний шанс.
— И что же дальше?
— Я собираюсь купить банк «Интер федерейтед».
Глаза ее округлились.
— Опять банк?!
Дэнни рассмеялся.
— Да нет же, дорогая, на этот раз я действительно стану капиталистом, — сказал он, подвигаясь к Кори.
— Как же ты собираешься от одной крайности так резко перейти к другой?
— Тогда у меня были причины заниматься политической борьбой. Когда я уехал, я был уверен, что мой святой долг — попытаться изменить этот мир. Иначе и ты бы не полюбила меня. — Он помолчал. — Надеюсь, я преуспел в этом деле, поскольку теперь нет больше причин продолжать борьбу.
Как радостно было слушать его объяснения теперь, когда Кори была уверена, что дальше их ждет счастливая совместная жизнь. К тому же спорить все равно было поздно — Дэнни уже целовал ее, пытаясь проникнуть языком сквозь сжатые зубы и держа обеими руками ее лицо. Кори тихо застонала. Дэнни повторил этот стон, содрогнувшись всем телом, и начал судорожно срывать с нее одежду, не забывая избавляться и от своей. Через несколько минут они уже лежали рядом на полу обнаженные. Они внимательно посмотрели в глаза друг другу.
«Пусть, — думала Кори. — Пусть делает все, что хочет, теперь, когда больше не надо бояться, что он меня бросит. Не может быть, чтобы он сделал это во второй раз».
Потом, утомленные любовью, они долго разговаривали о работе Кори в больнице, о планах Дэнни, касавшихся «Интер федерейтед», об отце Кориандр, о брате Дэнни. Наконец Кори решилась спросить его об Эрнандо.
— Он жив?
Дэнни ответил весьма туманно:
— Ты ведь знаешь, больше всего на свете он любил играть на своей bandoneon.
— Ты говоришь «любил»? Значит, Эрнандо мертв?
— Я видел его потом всего один раз…
— Где? Что с ним случилось?
— Эти мерзавцы отрезали ему руки.
У Кори перехватило дыхание.
— Но где же он теперь?
Дэнни снова обнял ее.
— Эрнандо был настолько подавлен своим состоянием, дорогая, что вскоре покончил с собой…
Кори тихо плакала в объятиях Дэнни. Она плакала не только об Эрнандо, а обо всех, кто стал жертвой этого ужасного режима. Когда слезы высохли, они с Дэнни поговорили еще немного о старых друзьях в Буэнос-Айресе и новых в Нью-Йорке, о том, как сильно он любит ее и как сильно она любит его. Они пришли наконец к выводу, что нужно начать все сначала — на этот раз чтобы прожить вместе всю жизнь.
Когда Миранда Малон познакомилась с Дэнни Видалом, она поспешила довести до сведения Кори, что он ей не понравился. Она позволила себе дать своей молодой приятельнице несколько советов о любви и о жизни вообще.
— Ты — не главное в его жизни, моя дорогая, — сказала Миранда.
— Другая женщина? — вопросительно взглянула на нее Кори.
— Это было бы слишком просто…
— Мы поженимся через месяц, — объявила Кори, словно это могло объяснить все.
— Очень плохо, когда женщина выходит замуж за человека, которому она подарила свою первую любовь, несмотря на все, что успела от него вытерпеть. Придется пережить все заново — волнение влюбленности, чувство обладания, страсть. Кончится же все страданиями и унижением.
Таково было довольно странное напутствие молодой даме, собирающейся сочетаться законным браком.
Примерно за неделю до свадьбы Дэнни отвез Кори на Пятую авеню посмотреть их новую квартиру. Он провел Кори по десяти просторным светлым комнатам, выходившим окнами на музей Метрополитен. Кори было немного не по себе: ей казалось, что эта квартира является частью какого-то непонятного ей плана. Дэнни объяснял ей замыслы декоратора, представил Кори художникам, заканчивающим расписывать стены, камнерезам, доделывающим мраморные камины, плотникам, крепившим на потолки дубовые панели. Здесь были и заказанные Дэнни книги в кожаных переплетах, разные антикварные безделушки, прибывшие прямо с аукциона в Гринвич-виллидж. У Кори создалось впечатление, что Дэнни старается изо всех сил создать прошлое. Весь этот антиквариат и старинные фолианты должны были воссоздать несуществующую историю семьи. Если бы Кори не была так занята на работе и если бы ее увлекла отделка жилища, она бы, конечно, приложила к этому руку.
На губах Кори играла весь день довольно прохладная улыбка. Она чувствовала, что здесь что-то не так. Дэнни подошел к ней, обнял, потерся подбородком о ее щеку и тихонько спросил:
— Почему ты такая грустная, дорогая?
— Я не грустная, просто слишком много впечатлений…
— Смотри, — сказал Дэнни, указывая в окно. — Отсюда виден парк, где будут играть дети.
— Чьи дети?
— Наши. Ты будешь счастлива здесь, любовь моя, я тебе обещаю.
— Этот дом напоминает мне посольство.
— Но он наш, дорогая.
Кори хотела было сказать, что ни одна вещь в этих роскошных апартаментах никогда раньше не принадлежала им. Сегодня она впервые увидела их новый дом, в котором Дэнни заказал все, что здесь было, сам. Он заказывал все это для того богатого иностранца, в которого он превратился, перебравшись в Нью-Йорк.
— Знаешь, дорогой, — начала было Кори. — Я не отказалась бы по-прежнему жить у Миранды, только, конечно, вместе с тобой.
Дэнни натянуто улыбнулся. Кори никогда еще не видела у него такой напряженной, неискренней улыбки.
— Ну как же могут владелец крупного нью-йоркского банка и его молодая жена жить в полуразваленном доме. — Он поцеловал Кори в нос. Не дожидаясь ответа, Дэнни стал целовать ее глаза и губы. Кори не шелохнулась.