Снова подняв взгляд на Луп, она увидела, как тот со странным выражением прижался спиной к воротам. «Вот он — приговор», — мелькнула страшная мысль у Генриетты.
А Луи в это время напряженно размышлял. Ко всему прочему, она считала, что за него выходит замуж не она, а непонятно кто! Господи, что будет, когда она все узнает?
— Генриетта, — осторожно заговорил Луи, — прежде чем открыть тебе некоторые вещи, я хочу напомнить тебе, что мы перед Богом являемся супругами.
— Не жалей меня, — упавшим голосом проговорила Генриетта.
— Хорошо, — неожиданно согласился Луи, — откровенность за откровенность! Я знал, что это ты была в конюшне!
— Откуда? — недоверчиво спросила Генриетта. — Ты жалеешь меня?
— А разве ты мне рассказывала, Генриетта, о той ночи?
— Нет! — она явно растерялась. — Откуда ты…
— Не было никакой Катерины!
Луи хоть и говорил уверенно, но тем не менее с некоторой опаской поглядывал на нее.
— Правда в том, что я не мог выносить твоего присутствия, но не в том смысле, какой ты придаешь моим словам, — поспешно добавил Луи, видя, что Генриетта побледнела. — А, к черту все! Мне не терпелось повалить тебя на постель и заняться с тобой любовью.
— Граф! — возмущенно закричал герцог Орлеанский. Но его голос тут же потонул в гуле осуждающих его
вмешательство голосов. Всем вокруг не терпелось услышать рассказ Луи, и посему герцог Орлеанский принужден был замолчать.
— Знать, что ты рядом, в соседней комнате, — продолжал Луи, и в его голосе послышалась неприкрытая страсть, — расхаживаешь полуголой, и не сметь прикоснуться к тебе, нет, это было выше моих сил! Желание мое было столь сильным, что я решил охладить свой пыл. Мне надо было немедленно окунуться в холодную воду, и с этой целью я собирался уехать из дому, но ты, если помнишь, воспротивилась моему отъезду. Все мои слова разбивались о неприступную стену, мое терпение иссякло, Генриетта, я разыграл маленькую сценку сам с собой. Никакой Катерины в помине не было.
— «Сама напросилась», — Генриетта вспомнила его слова в тот вечер, — вот что ты имел в виду?
Луи кивнул, подтверждая.
— Если я правильно поняла, — медленно заговорила Генриетта, — ты соблазнил меня, лишил целомудренности и, ко всему прочему, имел наглость утверждать, что не согласишься иметь женой не девственницу! Иначе говоря, прекрасно зная обо всем, ты попросту издевался надо мной, заставляя мучиться.
— Полагаю, все обстоит именно так, — невозмутимо подтвердил Луи.
Генриетта некоторое время молча смотрела на непринужденную позу Луи, и наряду с огромным облегчением и радостью ею овладело раздражение при виде его спокойствия.
— И тебя не мучает совесть? Нисколько не мучает? Ведь ты настоящее чудовище, Луи! Как можно быть таким бессердечным и… — она вдруг осеклась и странно посмотрела на Луп.
Тот на всякий случай просчитывал варианты возможного бегства.
— Но если ты знал, что в конюшне была я, — почти шепотом спросила Генриетта, взгляд которой буквально наполнился надеждой, — выходит, что все те слова, прекрасные слова…
— Конечно, я говорил их, имея в виду тебя! И если бы ты не сбежала столь внезапно…
— О, Луи!
Сияя счастьем, Генриетта бросилась к нему.
— Не приближайся, — предупредил ее Луи. Генриетта засмеялась радостно и громко.
— Достаточно! Я больше ничего не хочу слушать. Ты любишь меня, и это самое важное для меня. К тому же я расстроила твою свадьбу, так что мы в расчете. Предлагаю заключить мир, Луи, и навсегда забыть о том, что произошло.
— Не спеши.
Больше всего ему хотелось прижать Генриетту к груди, но следовало рассказать все без утайки, ибо он не мог больше обманывать ее. Генриетта, внезапно побледнев, отступила. Глаза с болью смотрели на Луи.
— Ты не любишь меня?
— Люблю, очень люблю! — поспешно ответил Луи, с удовольствием наблюдая, как при этих словах щеки Генриетты снова заалели. — И буду считать себя самым счастливым человеком, если ты повторишь эти слова после того, как услышишь мой рассказ.
— Так это еще не все? Впрочем, не имеет значения, я…
— Генриетта, я обманывал тебя с самого первого дня, — перебил ее Луи.
Генриетта замолчала и, устремив вопросительный взгляд на Луп, ожидала продолжения.
— Видишь ли, Генриетта, — начал Луи, окутывая ее нежным взглядом, — когда его величество принудил меня жениться, к слову сказать, при непосредственном участии герцога Орлеанского и самого досточтимого дядюшки, герцога Бурбонского, — Луи указал на обоих герцогов, которые явно не ожидали, что Луи так открыто заявит об их участии, — я был зол. И в отличие от тебя я сразу раскусил их планы в отношении нас и стал думать о том, как заставить тебя ненавидеть меня. Именно этим мыслям и обязано наше знакомство.
— Очень скоро, — продолжил Луи под полное молчание окружающих, — я понял, что ты и без моих усилий придешь к желаемому результату. Осознав это, я стал воспринимать свое пребывание в Орлеане как приятную поездку и не смог удержаться от соблазна — немного подшутить над тобой, сделав свой отдых более приятным.
— Мерзавец!
— Поверь, Генриетта, — не слушая ее, продолжал Луи, — ты с таким пылом и так рьяно пыталась выдворить меня из дворца, то есть сделать то, о чем я сам мечтал, что я просто не смог удержаться от соблазна сыграть на твоих чувствах, тем более ты была так мила, когда начинала злиться.
— Ничтожество! Беспринципный, низкий человек, пользующийся слабостями женского пола! — презрительно бросила Генриетта.
— Твое общество доставляло мне огромное удовольствие, равно как и наши перепалки. Я затеял игру, и она приносила мне ни с чем не сравнимое наслаждение. У меня не раз мелькала мысль поцеловать тебя, я хотел понять, насколько твое сердце под стать твоему скверному характеру. Результат ошеломил меня, — Луп кинул на Генриетту такой взгляд, от которого она затрепетала, — я осознал то, чего ты не могла понять. Передо мной была женщина, прекрасная женщина, чувственная и отзывчивая, к тому же она была добра и сострадательна и на удивление честна.
— Про кого он рассказывает? — раздался удивленный голос герцога Орлеанского.
— Я имею в виду вашу дочь, — Луи на этот раз ответил герцогу. — Я увидел, что душа и сердце Генриетты так же прекрасны, как и ее тело и лицо. Она лишь скрывала саму себя от окружающих под маской грубости. Но стоило лишь на мгновение коснуться ее чувств, и Генриетта проявляла истинное лицо, ибо, к счастью, ее сердце не подчинялось разуму.
Генриетта с переполнявшими ее чувствами слушала Луи.
— В какой-то момент, — продолжал Луи, — я понял, что игра закончена. Генриетта полностью завладела моим сердцем, мысли о ней не покидали меня ни на минуту. А ее прикосновения приносили мне столь острое наслаждение, что я терял голову. А разговор у реки и твой последний вопрос? Ты помнишь его, Генриетта?
Она кивнула.
— Я просила тебя отказаться от женитьбы.
Луи медленно подошел к Генриетте и взял любимое лицо двумя руками.
— Именно тогда я понял, что люблю тебя. Я собирался признаться в своих чувствах, я чувствовал, что и ты меня любишь, но ты вбила себе в голову, что ненавидишь меня, и поэтому я просто вынужден был продолжать игру. Единственно для того, чтобы ты сама могла осознать свою любовь ко мне.
— Ложь! — заявила Генриетта, хотя ее глаза просто сияли от счастья.
Луи отнял руки.
— Если ты любил меня, почему же продолжал издеваться? Даже после свадьбы.
— Маленькая шутка, слабость, — перебил ее Луи, — я понимал, что после свадьбы у меня не будет такой возможности. А ты так трогательно протягивала ко мне руки, стоя на коленях.
Генриетта смутилась.
— Кстати сказать, в последних событиях моей вины не было, здесь виноват твой отец, который толком не объяснил тебе смысл моего письма.
— Отец? Письмо? Ничего не понимаю, — Генриетта повернулась к молчавшему герцогу Орлеанскому.
— Расскажите вашей дочери, монсеньор!
— Никогда! — отрезал герцог.
— Или вы, или я! — предложил Луи.
— Хорошо, — согласился наконец герцог.
Не в силах вынести пристальный взгляд дочери, он на одном духу выпалил:
— Сегодня состоялась твоя свадьба.
Генриетта, ожидавшая чего-то худшего, с облегчением засмеялась. — Я знаю.