В канун отъезда Карлос Дасана устроил пир. Люсинда сидела за столом на месте хозяйки. Секретарь Дасанов, Карвалло, как и обычно, разместился справа от нее, рядом со своей полной женой Марией, которая намазала лицо маслом и окисью свинца. Мышьяк улучшал цвет лица только до определенного предела. В некоторых случаях его было недостаточно. Требовался свинец, который не только отбеливал лицо, но и был достаточно густым, чтобы скрыть морщины и другие возрастные изъяны. Что и требовалось в данном случае.
«Ну почему она ничего не сделает со своими волосами? — думала Люсинда. — По крайней мере, могла бы использовать свинцовую расческу, чтобы скрыть седину».
Слева от Люсинды сидел солдат, с которым она познакомилась несколько дней назад, Да Гама, искатель приключений, который, по его словам, знал ее родителей. Он помылся и побрился, смазал косичку маслом и завязал бантиком, надел галстук. Но, несмотря на приличествующую случаю одежду и приятные манеры, он казался не к месту среди фарфора и хрусталя. Создавалось впечатление, что он сидит в таверне, стеклянный кубок в его грубой руке — это металлическая кружка, а маленький жареный голубь на позолоченной тарелке — задняя часть кабаньей туши.
На другом конце стола расположились тио Карлос и Джеральдо, который выглядел свежо, как обычно выглядит мужчина, только что вышедший от цирюльника. Время от времени он бросал взгляды в сторону Люсинды, изгибал дугой бровь или слегка наклонял голову, словно пытаясь сказать: «Мы с тобой, мы понимаем, мы вдвоем». Каждый раз, когда он это делал, Люсинда слегка нервничала и заставляла себя смотреть в другую сторону, Ей казалось, что он способен заглянуть ей в душу.
Вечер мог бы получиться идеальным, если бы не последний гость, который устроился напротив Джеральдо, мусульманин, капитан Патан. Ему было неуютно на стуле, а его голова находилась выше остальных.
«Какой тщеславный и высокомерный тип», — подумала Люсинда.
Он пил только воду и хмурился, когда за столом щедро разливали вино. Казалось, что его особенно раздражает Люсинда, подносящая кубок с вином к губам.
«Зачем мне беспокоиться о том, что ты думаешь?» — говорила про себя Люсинда, сердито глядя на Патана. Но, несмотря на это, она глядела, как зачарованная, на то, как он ел, используя только пальцы, причем это у него получалось более ловко и изысканно, чем у некоторых вилками.
— Сеньор Дасана говорит, что вас все еще беспокоит организация поездки, — обратился Карвалло к Да Гаме через Люсинду.
— Я предпочел бы взять португальских солдат.
— Вам они не потребуются. Это Индия, Да Гама, — бакшиш имеет больше значения, чем оружие. Уж вам-то следовало бы это знать. Взятки гораздо более эффективны, чем пистолеты, в особенности теперь. Кроме того, с бураком прибыло пять или шесть человек.
— Нам следует отправить своих людей, а не полагаться на мусульман, — Да Гама нахмурился.
— Ну, у вас есть Джеральдо. И, конечно, вы сами — великий Деога собственной персоной. Разве этого недостаточно?
«Мужские разговоры», — со вздохом подумала Люсинда.
Она сделала большой глоток вина и бросила взгляд на Патана, внезапно поняв, что он за весь вечер не произнес ни слова. Словно почувствовав ее взгляд, он тоже посмотрел на нее, и она увидела, как он хмурится при виде кубка в ее руке. Она улыбнулась ему и протянула кубок слуге, чтобы в него подлили вина.
Внезапно она поняла, что мужчины говорят про Патана.
— Я не понимаю, почему вы так обеспокоены, Да Гама, — сказал Карвалло. Похоже, он собрался вывести Да Гаму из себя.
— Потому что он — их лучший бурак. Они не отправили бы сто, если бы не считали, что впереди ждут неприятности.
Карвалло собрался ответить, но потом решил, что лучше этого не делать, и промокнул губы салфеткой.
— И именно поэтому мы отправили за вами, господин, — наконец произнес он. — Разве вы не считаетесь также лучшим?
— Не знаю, — Да Гама покачал головой. — Может, я и не лучший, а просто последний. Все остальные уехали или мертвы.
— Уехали куда? — весело спросила Люсинда. Этот разговор становился очень скучным.
— В Лиссабон, Люси, — ответил Да Гама. — Или в Макао. Мы просто передаем Индию голландцам.
— О, Индия такая скучная. Интересно, а какой Макао?
Конечно, после этого мужчины начали рассказывать ей про Макао, она кивала, смеялась и потряхивала локонами, словно это ее на самом деле интересовало. Но внезапно она снова насторожилась: Карвалло и Да Гама начали шептаться о Джеральдо. Пытаясь не привлекать к себе внимания, она напряженно прислушивалась.
— Значит, Карлос оплатил его долги в Макао? — спросил солдат.
Карвалло, идеальный секретарь, просто пожал плечами:
— Вы бы поразились, если бы я сказал вам, сколько он был должен. А он, верите ли, набрал долгов еще и в Гоа. Всего за несколько дней, которые он провел здесь.
Да Гама сделал большой глоток вина.
— Я помню себя молодым, — сказал он, улыбаясь Люсинде, которая притворилась, будто ей неинтересно. — А его семья? — спросил Да Гама, но что-то в его тоне заставило Люсинду подумать, что он знает правду и без вопросов.
— Нехорошие типы, по большей части. Они очень мало ему оставили, а то, что было, как я понимаю, уже спущено.
— Да, такой родственник и даром не нужен, и лучше бы его не иметь вообще. Это я вам точно говорю, — сказал Да Гама и склонился вперед. — Он приносит несчастье. Вокруг него умирают люди. В Лиссабоне за один месяц умерли три его кузена, — Карвалло вопросительно приподнял бровь, а Да Гама склонил голову, чтобы подчеркнуть свои слова. — В Макао он убил своего двоюродного дедушку.
— Но я слышал, что убитый был молодым человеком.
Да Гама откинулся на спинку стула, сделал глоток вина и пожал плечами:
— Дальний родственник. Там сложные родственные отношения. Генеалогия — это мое хобби.
Это привлекло внимание Люсинды.
— А почему, сеньор? — спросила она.
Да Гама улыбнулся и смущенно покачал головой:
— Из-за моей фамилии, Люси. Я питал надежды, представляешь? Я мечтал, что являюсь родственником Васко да Гамы. Я надеялся оказаться потерянным наследником и невероятно богатым.
— И что?
— Оказалось, что это не так, — ответил Да Гама с пляшущими искорками в глазах. — У меня та же фамилия, но совершенно другая семья. На самом деле я родственник Дасанов. Мне повезло, что я твой родственник, но грустно, оттого что мне приходится зарабатывать на жизнь.
— Господин Карлос планирует ввести парня в дело, — заметил Карвалло после паузы. Он смотрел на Да Гаму, словно изучая его реакцию. — Он останется в Биджапуре и станет работать с господином Викторио.
Лицо солдата помрачнело.
— Скажите ему, чтобы следил за своей спиной, — наконец сказал он.
«Чьей спиной?» — подумала Люсинда.
Но именно в этот момент тио Карлос поднял кубок. Слуги поспешили наполнить кубки других господ, Патан хмурился.
— Завтра вы уезжаете в Биджапур. Пусть Пресвятая Дева Мария позволит всем вам совершить приятное путешествие!
— Долгих вам лет жизни и здоровья, тио Карлос, — ответил Джеральдо, чокаясь с дядей. Все за столом подняли кубки, раздались одобрительные возгласы.
Все, за исключением Патана, который гневно смотрел в свой стакан с водой и хмурился.
В ту ночь у тио Карлоса начался такой сильный понос, что вызвали врача, а потом и священника. Люсинда услышала суматоху и поспешила в комнату дяди, но Карвалло заверил ее, что она ничего не может сделать. Она увидела Джеральдо, сидящего в уголке у двери с обеспокоенным лицом.
— Он проявил такую доброту к несчастному сироте. Что я буду делать, если он умрет? — воскликнул молодой человек.
Люсинда положила руку ему на плечо. Джеральдо сжал ее, поднес к щеке, затем поцеловал, перед тем как отвернуться. У него в глазах стояли слезы.
К утру весь дом был охвачен волнением. Патан привел караван к дверям на рассвете, как и планировалось изначально. Конечно, в прихожей начался спор, поскольку слуги решили, что хозяин умирает и путешествие отменяется.
— Ты должна что-то сделать, малышка, — сказала Елена, когда Люсинда одевалась.
Люсинда надела пестрое хлопчатобумажное платье и выглянула из окна. Мусульмане-наездники стояли на улице рядом с несколькими повозками, запряженными волами. Но они казались карликами по сравнению с огромным слоном с обвязанными бивнями. На его голове красовалась позолоченная накидка с узорами, которая блестела в лучах утреннего солнца. На спине слона возвышался паланкин с занавесками, почти достигавший окна Люсинды. Он выглядел словно миниатюрный домик с изогнутой зеленой крышей, которую поддерживали красные лакированные подпорки. Резьбу украшала позолота, использовалось много шелка, а вокруг шло ограждение из отполированной латуни.