— Послушай… — Она посмотрела на него и внезапно покраснела.

— Что? — Павел с трудом отвлекся от собственный мыслей и вопросительно уставился на Настю. — Что с тобой?

— Ничего…

— Нет уж, говори, если начала!

— А ты не будешь надо мной смеяться?

— Ни за что! — искренне пообещал Павел. — И?..

— Я сейчас поняла, что такое счастье…

— Ого! — Он все-таки ухмыльнулся. — И что же это?

— Не скажу! Ты меня засмеешь…

— Клянусь, больше не буду! Ну скажи, а?

— Ладно, — сдалась она. — Счастье — это… сидеть с любимым человеком и пить чай… Еще, смотреть в окно на ночной город, на огоньки, а после…

— И что же после? — Голос Павла вдруг стал хрипловатым.

— А после лечь в постель!

Выпалив эту фразу, она одновременно почувствовала, как екнуло от ужаса ее сердце, а горячая волна залила лицо, которое Насте немедленно захотелось закрыть руками. Она бы и закрыла, если бы Пашин голос не был таким отрезвляющим.

— М-да… — Он откашлялся. — Послушать тебя, так можно подумать, что тебе не восемнадцать, а все тридцать восемь.

Она осторожно посмотрела на него и перевела дыхание.

— Я просто говорю, что чувствую, но ты, наверное, прав: внутренне я очень взрослый человек…

— А я — наоборот.

— Знаю…

— Что ты знаешь?

— Что ты еще пацан!

Они рассмеялись, и обстановка за столом мгновенно разрядилась.

— Да-а, — признал Павел, — с тобой трудно соскучиться… Кстати, совсем забыл: я же тебе тут кое-что приготовил!

Павел достал откуда-то из-под стола свой дипломат и извлек из него пачку бумаги.

— Держи, сиротинушка! Это компьютерная распечатка адресов и телефонов всех Викторов Васильевичей Петровых, проживающих в столице нашей Родины!.. Семьсот двенадцать человек!

— О Боже! — Настя всплеснула руками. — Так много?

— Пусть тебя утешает мысль, что Ивановых было бы еще больше.

— Думаешь?

— Не думаю, а знаю: я проверил из любопытства!

— И один из этих Петровых — мой папа?

— Очень может быть!

— Паша… Ой, Пашенька, можно, я тебя поцелую?!

— Ни за что!

Поняв, что Настя именно с этим намерением и вскочила из-за стола, доктор Павел Ветров ощутил что-то похожее на панику. Нужно сказать, на свете нашлось бы не так уж мало прекрасных дам, которые ни за что бы не поверили своим глазам при виде Павла, сбегающего от девушки, вознамерившейся его поцеловать!

Но факт остается фактом: молодой и, несомненно, доказавший не раз на деле свое мужество доктор именно так и поступил: сбежал. Оставив растерянную, не знающую, плакать ей или смеяться, Настю посреди комнаты…

В конце концов Настя, повинуясь врожденной жизнерадостности, весело рассмеялась вслед позорно ретировавшемуся Павлу.

Наконец она успокоилась и взяла в руки распечатку. Неужели ее детская мечта действительно так близка к осуществлению? И все это благодаря ему, Павлу… Конечно, семьсот двенадцать человек — это очень много! Но она, Настя, упорная. Будет изо дня в день понемногу обзванивать всех подряд и рано или поздно найдет. Обязательно найдет своего отца!


Дон Антонио обвел глазами притихших женщин: улыбавшуюся чему-то своему Марию Петровну, уютно устроившуюся в уголке дивана. Бледную Ромашку, с грустным замкнутым выражением лица. Настю… Даже эта юная «чирикуша» и та выглядела сегодня какой-то напряженной… Очередной четверговый вечер, во всяком случае, в начале, явно не заждался.

— Среди роз один барбос… — пробормотал Антонио, имея в виду явно себя. — Где все мужчины?

— Кедыч задерживается, — вздохнула Ромашка, — а у Капитана телефон не отвечает…

— А Паша? — Настя вопросительно посмотрела на Снежану, но та лишь пожала плечами.

— А Паша, Анастасия, вообще-то, не член нашего тесного кружка, — пояснил Дон Антонио. — Хотя видеть его мы всегда рады!.. А ты, Ромашка, зря за своего Капитана волнуешься. Не стоит!

— Почему?

— Потому что легче от наших волнений никому не бывает. Зато нам самим…

— Перестань! — Она снова пожала плечами. — Абсолютно верные, но при этом абсолютно пустые слова!

— Знаешь, — Мария Петровна повернулась к Снежане, — я сейчас как раз вспоминала, как мы с Капитаном познакомились. Это было… Да, точно, зимой восьмидесятого. Представьте себе — ночь, жуткий мороз, а моя машина намертво застряла на пустой дороге в абсолютной Тмутаракани… Ну, приготовилась я там до утра торчать, а что поделаешь? Сижу. И просто так включаю-выключаю фары: три длинных — три коротких… И вдруг вижу какую-то фигуру в тулупе, капюшоне — только усы торчат! Оказывается, он стоял у окна своего деревенского домишки, который гордо называет дачей. Ну и увидел, что кто-то сигналы «СОС» подает… Мы с ним потом всю ночь на его кухне чай пили…

— Он что, моряк? — Настя тоже включилась в разговор.

— Он музыкант! — вмешался Дон Антонио. — И золотой мужик…

— А почему же тогда все его Капитаном называют?

— Потому что он служил в оркестре Министерства обороны, звание имел, но… Увы, проклятый алкоголь!

— Это было в прошлом! — Мария Петровна с беспокойством посмотрела на Снежану. — Так же, как и служба… Он уже лет десять в «завязке», ветеринаром за эти годы стал…

— А если он того… «развязал»?! — В глазах Снежаны отразилась паника. Мария Петровна не успела ответить.

— Найдем того, кто в этом виноват, запрем на трое суток с Капитаном… — перебил ее Дон Антонио.

Ромашка тоже не успела ничего сказать, так как именно в этот момент раздался звонок, заставив всех женщин одновременно привстать со своих мест.

— А вдруг он? — Ромашка с Настей произнесли это одновременно, но в отличие от Снежаны Настя бросилась вслед за Марией Петровной в прихожую. На пороге стояли Кедыч с Павлом.

Однако всеобщей радости хватило не надолго: едва Мария Петровна включила свет, как обе дружно ахнули: рубашка Павла была вся в крови…

— Господи, Паша! — в отчаянии воскликнула Настя. — Ты опять во что-то вляпался, дрался, да?

— Нет…

— Погоди, расскажешь потом, — вмешалась Мария Петровна. — Живо снимай рубашку, ее надо застирать прямо сейчас!

— Я сама. — Настя решительно потянула Павла за рукав, и тот, пожав плечами, подчинился.

— Ладно, стирай… Пойду пока домой, переоденусь.

— Что за переполох? — Дон Антонио с удивлением посмотрел на прошедшего через гостиную голого по пояс Павла.

— Пашка явился весь в крови, подрался с кем-то…

— Женщины! — повысил голос Кедыч, чтобы быть услышанным. — Вы хоть слово дадите сказать? Вот, спасибо… Не дрался он ни с кем! Там, на улице, женщину сбило машиной… Открытый перелом, кровищи — море… Пока «скорая» подъехала, Павел ей шину наложил и перевязку сделал.

— Здорово! Какой же он… — Настя, успевшая простирнуть Пашину рубашку, не находила от восхищения слов, чем и вызвала незамеченную ею ухмылку на лице Дона Антонио.

— Все, ребята! — Дон решительно вернулся за стол. — Сейчас будем петь в честь Павла Ветрова исключительно мужские песни… Паша, вам водки налить?

— А есть? — вошедший в этот момент в гостиную Павел на предложение прореагировал заинтересованно.

— Должна быть. Я на всякий случай держу тут бутылочку про запас… Когда человек приходит домой в таком состоянии, ему не сухого винца наливать следует, а лучше прямо медицинского спирта… Ну, кто еще с нами по водочке?

— Ладно, Антон, — Мария Петровна подмигнула Насте, — раз такое дело, Давай и мне… Вот только знала бы, так закуску приготовила посерьезнее… А вообще-то, если хотите, можно быстро нажарить котлет! Фарш и вареный рис у меня есть…

— Фу, как буднично, — Дон Антонио подчеркнуто горестно вздохнул. — Но ничего не поделаешь, лично я сегодня к кулинарным подвигам не готов.

— Зато я всегда готова! — вмиг оживившаяся с появлением Павла Настя решительно поднялась из-за стола. — Я быстро!

— Надо же! — Антонио удивленно поднял брови. — И как я про тебя мог забыть?! Но учти, Анастасия: на все про все у тебя ровно… сейчас скажу… двадцать четыре минуты!

— Можете засекать: через двадцать минут будут готовы настоящие классические… ежики!

— В тумане?