Мария Ветрова - Наперегонки с судьбой

— А я бы его еще укоротила! — простодушно заметила Настя.

— Укорачивай на здоровье, я его тебе дарю!

— Ой… Неужели не жалко?

— Ничего не поделаешь! Если ты заметила, я из него уже выросла…

— Мария Петровна, — Насте вдруг безмерно захотелось броситься на шею, но она сдержалась, — я даже не знаю, что сказать… Спасибо! А давайте я вам другое платье сошью? Я видела подходящее на Тине Тернер!

— А это кто?

— Типа Шульженко, только — у них…

Они дружно и весело рассмеялись, словно их и не разделяло несколько десятков лет. Причем так, что мужчины в гостиной, прервав свой негромкий разговор, невольно посмотрели в сторону коридора.

— Интересно, где Паша нашел это феерическое дитя? — Капитан задал свой вопрос, явно думая о другом.

Кедыч пожал плечами, покосившись на задремавшего Павла, и спросил, кивнув в сторону кухни — Объяснился наконец?

— Нет…

— Долго будешь тянуть? Она уже не то что созрела — перезрела! Ты что, не видишь, какие на тебя бросают взгляды?

— И какие же?

— Томные!

— Она актриса, Володечка. Такими же глазами и на этот пуфик смотрит, и на эту мокрую девочку. Где Паша все же ее нашел?

— На улице.

— Молодец, умеет.

— По-моему, это совсем не то, о чем ты подумал…

— А я вообще ни о чем не думаю. Давно… Хожу вокруг нее, молчу, облизываюсь только… как маньяк какой-то! Даже по ночам репетирую, что ей скажу, что она мне ответит… А увижу — все, ступор!.. Одно знаю точно: если Снежка меня пошлет, больше я сюда ни ногой…

— Хочешь на спор — не пошлет?

— Да ну тебя!

— Кто это кого и, главное, куда пошлет? — Настя, как и надеялась, произвела настоящий фурор, появившись на пороге гостиной в платье Шульженко. Иначе чем еще можно было объяснить возникшее вдруг молчание ее новых знакомых? Особенно, судя по всему, был потрясен этот самый Сергей с усами. Привстав с диванчика, на котором сидел, он что-то пробормотал и поспешно направился в сторону кухни.

Что касается бородатого Кедыча, он свое отношение и к Насте, и к Сергею выразил наиболее доступным ему способом — с помощью гитары. Проведя пальцами по ее струнам, смешной Кедыч спел кусочек песни, которую очень любила и часто напевала Настина мама:

Задумчиво поглядев вслед Капитану, Настя вернулась к Марии Петровне и к зеркалу: уж очень необычно для самой себя выглядела она в этом наряде.

— Ну с Кедычем все ясно! — сообщила Настя в ответ на ласковую улыбку хозяйки. — А почему Снежана Кимовна «Ромашка»?

— Ах, это… — Мария Петровна весело рассмеялась. — Потому что наша Снежаночка буквально помешана на всяких травках. Свято верит в их чудодейственную силу, считает, что они помогают буквально ото всего… А сколько рецептов всяких травяных чаев она знает!

— Да ну! Вот бы ее с моей мамой познакомить…

— Почему?

— Потому что моя мама так же, как и Ромашка, в травы верит…

Что касается самой Ромашки, она как раз в этот момент и завершила очередное священнодействие по завариванию одного из своих знаменитых чаев. Но предлагать его никому не спешила. Она в последнее время вообще перестала спешить. А сегодня еще и эта девчонка, которую Паша привел, основательно подпортила и без того негостевое настроение.

Тот фильм с Абдуловым, о котором вспомнила Настя, столько всего всколыхнул в душе… Вот тогда она не просто спешила — летала по жизни в предвкушении счастливого, несомненно счастливого будущего, в котором будет все: известность, любовь и когда-нибудь — семья… Настоящая семья с детьми…

Снежана поймала свое искаженное буфетным стеклом отражение и горько усмехнулась: пожалуй, теперь ей и впрямь некуда спешить… Ну разве что в широкие объятия Капитана, которые он, к тому же, никак не решится распахнуть. А если бы решился? Ей и самой было интересно узнать, что бы она ему ответила. Да разве в ее возрасте есть выбор? Только между одиночеством и неодиночеством.

— Не помешаю?

Ромашка вздрогнула и открыла глаза. Ну надо же, легок на помине. На пороге стоял Капитан собственной персоной. Как всегда, робок, словно школьник-переросток. Снежана внезапно ощутила прилив какого-то бесшабашного, почти злого веселья. В конце концов, какой ни на есть, а поклонник, да еще с приличным стажем! Без малого в полтинник и такому следует радоваться! А?

— Конечно нет. Чаю хотите?

— Чаю? Ах, чаю… Да-да, конечно!

Она ловко расставила чашки, и спустя секунду обжигающий травяной отвар уже плескался в них, а по кухне распространялся завораживающий аромат трав.

— Присаживайтесь рядышком!.. Вы что-то сказали?

Снежана была не просто женщиной до мозга костей, но еще и актрисой, и сейчас с видимым удовольствием вошла в эту почти забытую роль ловкой охотницы за мужчинами, уверенной в легкой победе.

— Да нет, я только пытаюсь сказать.

— Ну, и…

В этот момент ей стало его искренне жаль — столько неловкости и отчаяния отражалось во всем его облике. «Нет, — думала она, — я все-таки дрянь порядочная, а он — чудо… Сейчас таких не делают».

— Я хочу сказать… — он перестал топтаться посреди кухни и решительно сел напротив Снежаны, — что… В общем, надо что-то делать!

— С чем?

— С нашей жизнью.

— Не понимаю, Капитан, о чем вы?

— Хочу сказать, что это вообще не жизнь. Во всяком случае, моя… без вас!

— Капитан… Неужели вы наконец-то… решились объясниться?!

Снежана закусила губу, чтобы не рассмеяться, и почувствовала короткий укол ненависти… к себе самой. Боже, что она несет?

— Как вы сказали? — он медленно поднялся со стула.

— Я поняла, что это была… как бы попытка объяснения…

— Не как бы! А так и есть. Хотя, конечно, любовь в нашем возрасте скорее напоминает дружбу… Тьфу, черт, опять не то говорю!

— Сережа, стойте! — Она вдруг почувствовала какую-то непонятную усталость, охватившую все ее существо. — Не уходите, пожалуйста… Вы правы. Нам с вами вдвоем больше ста лет. Мы одиноки… Так почему бы и не объединиться?

— Вы… Вы это серьезно? Вы правда так думаете? Я знаю, вы — актриса Божьей милостью, но… но это все — совсем не театр, наверное, это выглядит смешно, но у меня такое чувствительное сердце!

Она не стала усаживать Капитана на стул во второй раз. Она встала сама и, уже протягивая руку, чтобы дотронуться до его плеча, подумала, что сейчас произнесет реплику, вполне подходящую для финала всей этой сцены.

— Успокойся, милый, хорошо?

И словно подыгрывая Снежане будто все было заранее задумано и отрежиссировано кем-то, в прихожей громко, заливисто, три раза подряд прозвенел звонок. Все, кто его услышал, разумеется, кроме Насти, знали: так может звонить только один-единственный человек!

— Дон Антонио!

— А это кто? — спросила Настя.

— Сейчас увидишь! — На ходу ответила Мария Петровна и бросилась в прихожую. — Здравствуй, Антонио, здравствуй, человек-праздник.

И даже Настя не задала следующего вопроса, который должен был начаться с «почему?». Все было понятно и так: он — человек-праздник! Такого оживления она еще не видела на лице ни у кого из своих новых знакомых. И такой кучи пакетов, свертков и фирменных упаковок, какую чудом удерживал он сам и сопровождавший его человек (почему-то сразу было видно, что человек — именно сопровождает), тоже. Главное, вместе с ним в тихой уютной — такой домашней квартире Марии Петровны началось что-то невообразимое.

— Кедычу, Капитану и Павлику привет! А Снежка где? Быстро берите пакеты, сейчас все вывалится… Да не у моего водителя, а у меня, дурачье! А это кто?

— Это я, Настя…

— Настя, быстро на кухню, я сейчас… Кедыч, где, черт побери, музыка? У вас тут что сегодня — вечер траура? Сейчас будем жарить оленя…

Очевидно он обладал каким-то магическим действием, если вся компания вместе с гитарой, издавшей какой-то бравурный аккорд, рванулась в сторону кухни. Настя едва успела ухватить на ходу Марию Петровну, поскольку любопытство ее буквально распирало!

— Ой, Мария Петровна, а он что — тоже из ваших?