— У нее что, настроение плохое?
— Только что было вроде бы нормальное…
— А Паша дома?
— Дома… Мама твоя звонила, — Мария Петровна внимательно посмотрела на Настю. — Интересовалась, как ты здесь живешь и как дела в институте…
— А вы?!
— Ну, промямлила что-то… Настя, тебе не кажется, что мы с тобой окончательно заврались?
Девушка мгновенно погрустнела и опустила голову.
— Кажется… Но как быть? Она же чуть что — хватается за сердце. Как новости по телевизору — так сразу переключается на другой канал, ничего не хочет знать, живет в каком-то надуманном мире…
Мария Петровна задумалась и с сочувствием посмотрела на девушку.
— Когда все это началось?
— После микроинсульта… Раньше, когда я была маленькая, мама мне сказки рассказывала, теперь — я ей… Выход один: надо, чтоб все сбылось!
В ее глазах снова мелькнуло оживление:
— А оно и сбудется! Вот увидите, Марьюшка Петровна! Как там в вашей песне поется? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!..» Ой, забыла: я же курочку купила! Французскую! Сейчас будем жарить.
— Ладно, отдыхай, сама пожарю, — Мария Петровна ласково посмотрела на Настю, совершенно не способную справиться со своей сегодняшней радостью. И, покачав головой, отправилась на кухню, с грустью думая о том времени, когда ждешь от будущего одного только счастья, когда уверен, что до самого конца жизни радость и везение будут с тобой.
В своей комнате Настя надолго не задержалась: выйдя на балкон, она привычно скользнула к Пашиной двери… И тут же отскочила назад. Но вернуться к себе прежде, чем наспех одетый Павел появился на балконе, она не успела, отчего окончательно смутилась. Ну почему ей так не везет? Все выглядит так, словно она все время подглядывает за ним?!
— Я не подглядывала! — поспешно сообщила Настя, стараясь не смотреть на Пашу. — Честно, нет! Я просто хотела… пригласить тебя на ужин!
— Я стирал… извини.
— А ты всегда стираешь без штанов?
— Нет, только когда их стираю…
И неловкость не просто растаяла в их общем хохоте, но обернулась для нее невиданной смелостью. Настя подошла к Павлу и обняла его… Но этот дикарь повел себя, как всегда: мягко, но решительно отстранился.
— Ну в чем дело, а? — Настя вдруг почувствовала самую настоящую злость. — В чем?!
— Не надо Настя… — Он отвел глаза.
— Почему? Молчишь… Да что же это такое? Мужчины глаз с меня не сводят! Обхаживают, комплименты говорят, а тот, кого я люблю, шарахается, как от заразной больной!
— Насть, сбавь напор…
— Не сбавлю! Я тебе что, не нравлюсь?
— Наоборот… Поэтому и не хочу бросаться в омут головой.
— А-а-а, понятно: хочешь, чтобы голова торчала над поверхностью… Так не бывает, Паша!
И поскольку он продолжал молча смотреть в сторону, добавила уже гораздо тише:
— Ну, пожалуйста, не будь таким…
— Каким?
— Серьезным… Прямо как учитель математики какой-нибудь!
Девушка снова потянулась к нему, но Павел, упрямо сжав губы, опять перехватил ее руки:
— Настена, по-моему, ты не соображаешь, что делаешь…
— Зато ты соображаешь за двоих!
И не обращая внимания на его попытки отстраниться, прижалась к губам Павла.
В эту минуту она точно, на все сто… нет, на двести процентов знала, что и он испытывает то же, что и она. И на какое-то мгновение ей даже показалось, что Пашины чувства куда сильнее ее собственных…
— Нет! — Настя почувствовала, что его снова нет рядом.
— Не хочу, понимаешь? Нет! — Павел шагнул к своей двери.
— Но почему? — почти простонала девушка, пошатнувшись от внезапного головокружения.
— Ты маленькая, ты еще не понимаешь… Ничего не понимаешь. Я не хочу портить тебе жизнь…
— Нет, ты что несешь? — Возмущение вновь начало овладевать Настей. — Как ты можешь испортить мне жизнь, если мы просто поцелуемся?! Ты что, инфекционный?!
— Нет…
— Слава Богу! — И она повисла у него на шее. — Можно подумать, что из нас двоих мужчина — я, а ты — испуганная девочка… Расслабься!
— Поверь, Настюша…
— Ни за что не поверю! Тебя же всего трясет, а ты какие-то занудные слова твердишь… Пожалуйста, поцелуй меня! Клянусь, я не кусаюсь…
— Спокойной ночи, Настя!
И на этот раз ему удалось достичь балконной двери.
Это оказалось слишком даже для Насти!
— Ты… — она посмотрела на него со всем презрением, на какое только была способна. — Ты не мужчина, ты трус! Трусливый заяц, вот ты кто!..
И метнувшись в свою комнату, не в силах больше сдерживать обиду, Настя с размаху бросилась на постель и разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку. Все было испорчено, все! Какое уж тут счастье и везение, если человек, которого она любит и (девушка была в этом уверена) которого ей суждено любить всю жизнь, отвергает ее? Просто так, по каким-то таинственным причинам, не доступным ее пониманию!..
…Когда спустя какое-то время Мария Петровна, не дождавшись отклика на свое приглашение к ужину, заглянула в Настину комнату, она остолбенела от удивления: вот тебе и прекрасное время сплошной радости, счастья и юного оптимизма!
Еще недавно она буквально светилась изнутри, теперь плакала так горько и безнадежно, что учительница поняла: утешать бесполезно! И, пожалуй, зажаренная ею французская курица останется на сегодня невостребованной…
— Когда я был в Узбекистане, все время удивлялся, почему там чай так странно подают, — усмехнулся Панкратов и бесшумно отхлебнул из своей чашки только что упомянутый им напиток. — Я имею в виду — чашку полную, как у нас положено, никогда не наливают, только до половины…
На своего собеседника майор пока не смотрел, исподтишка оглядывая его кабинет. Кабинет был не только шикарный, но и уютный, во всяком случае, с точки зрения Валентина. Удивительно, но куда более уютный, чем у его жены Виктории…
— Да, так вот… — Майор аккуратно поставил хрупкую фарфоровую чашечку на блюдце. — Выяснилось, что это у них знак уважения такой, если налить полную, получится, вроде как выпил и уходи… Вспомнил сейчас, поскольку такой хороший чай, как этот, только в Узбекистане и пил. Английский?
— Не знаю, секретарша покупает, — Станислав Веригин нетерпеливо пожал плечами и вопросительно посмотрел на Панкратова. Не о чае же, в самом деле, тот явился сюда говорить? Но майор не спешил.
— Да… И секретарша классная… Виктория не ревнует?
— Возможно, — улыбнулся банкир. — Она ведь и сама из секретарш.
— Неужели? А так не скажешь…
— Вытравливаем потихоньку. Я тоже долго не мог привыкнуть к новой квартире, даче… Всю молодость прожил в каких-то маленьких вонючих комнатушках, а тут — одна спальня метров шестьдесят… Иногда так и хочется забиться в уголок, накрыться старым одеялом…
— Мне кажется, Виктория немного успокоилась?
— Внешне — да. А так… Я-то вижу, как она напряжена. Сегодня днем случайно уронил при ней авторучку, так Вика прямо выгнулась вся, как кошка.
— Я думаю, на это и рассчитано.
— Что?!
— Да то, что происходит! Ее же явно запугивают, тот же кошелек — элементарная подстава.
— То есть все это несерьезно?
Панкратов отметил надежду, прозвучавшую в голосе Веригина, но обнадеживать его не стал:
— Наоборот. Ее таким образом предупреждают. А возможно, не ее даже, а вас — через жену.
— Меня не о чем предупреждать. — Стас спокойно посмотрел на майора. — Я делаю свою бизнес, в чужие дела не лезу… В долг не даю, сам никому не должен… Я абсолютно чист!
— Тогда вас пора выставлять в музее. За пуленепробиваемым стеклом.
Стас неопределенно хмыкнул, и майор отметил, что в глазах банкира мелькнула злобная искорка, которая мгновенно погасла: взял себя в руки или решил, что никаких оснований для злости нет?
— Валентин, — голос Веригина был абсолютно спокоен. — Нельзя ближе к делу? В последнее время я что-то плохо реагирую на шутки.
— Что ж… — кивнул Панкратов. — Но тогда наберитесь терпения. Придется послушать одну историю… Итак, давным-давно, лет десять, а может и больше, назад, в малюсенькой вонючей комнатушке жил чистый, умный, но почему-то бедный человек. И довелось ему как-то познакомиться с другим, тоже неглупым по-своему, но грязным существом, которое сидело на куче денег, не зная, что с ними делать…