Однако несколько лет назад два лионских ученых, отец и сын по фамилии Оден, сделали, важное открытие, развеявшее легенду, сочиненную Франсуазой Пеллапра. Этим открытием была обнаруженная метрика Эмилии. Вот что в ней сказано: «12 ноября года тысяча восемьсот шестого к нотариусу явился Лё-Анри-Ален Пеллапра, банкир, проживающий на набережной Сен-Клэр, 25, и предъявил ребенка женского пола, родившегося накануне в шесть часов утра, отцом которого является он, а матерью Франсуаза-Мария Лерой, его супруга, коему ребенку дано имя Эмилия-Луиза-Мария-Жозефина…»

Итак, Эмилия родилась все-таки в 1806 году! Наполеона же тогда в Лионе не было.

Ни к чему утомлять читателя перечислением всех неточностей, которыми изобилует рассказ княгини Бибеско.

Важно одно: после открытия, сделанного господами Оден, и скрупулезных исследований такого выдающегося историка, как А. Гавоти, Эмилию Пеллапра нельзя считать дочерью Наполеона.


К тому же вплоть до 1860 года нигде не упоминается о существовании у Наполеона еще одной внебрачной дочери. И когда один небезызвестный писатель, живший в то время, заинтересовался семьей Пеллапра, он ограничился лишь следующей записью: «Состояние Пеллапра составляет двенадцать миллионов. У него красавица жена, прославившаяся своими любовными связями во времена Империи и Реставрации. В 1813 году она была любовницей герцога дю Берри, потом Уврара, Фуше, Мюрата и, наконец, Наполеона. Эти связи служили ей как бы ступенями лестницы, по которой она поднималась все выше и выше. Император же приблизил ее к себе всего лишь на шесть недель».

А ведь эти скупые строки, пишет А. Гавоти, принадлежат не какому-нибудь невежественному писаке, а как-никак самому Виктору Гюго.

Дело в том, что Виктор Гюго, будучи пэром Франции, выступал в палате пэров, созданной при Верховном Суде по делу Пеллапра. Последний обвинялся в том, что дал, в недавнем прошлом министру, Тесту взятку в 95 тысяч франков за концессию на добычу руды. Следовательно, Гюго располагал материалами следствия по делу Пеллапра, находившегося в то время в бегах, а жена его, как можно понять из вышеизложенного, употребляла все свои связи, чтобы помочь мужу. Если бы Эмилия действительно была дочерью Наполеона, Виктор Гюго не преминул бы сообщить эту сенсацию.

Однако он этого не сделал…

ГЕРЦОГИНЯ ДЕ БАССАНО ПОВИННА В ТОМ, ЧТО ТАЛЕЙРАН ВПАЛ В НЕМИЛОСТЬ

«Каждый поворот в жизни Талейрана связан с женщиной».

Г-н де Буйе

В конце 1811 года народы, населяющие Европу, начинают восставать против владычества Наполеона. Здание, построенное им с таким усердием, дало трещину, и некоторые провидцы уже предвещали грядущую катастрофу.

А император в это время, угождая капризам жены, играл по вечерам в бильбоке или в жмурки.

2 декабря он получил подробное донесение Даву, в котором тот сообщал о брожении умов в Германии, представляющем опасность для империи.

Наполеон, раздраженный, написал в ответ:

«Мне слишком дорого мое время, чтобы тратить его на чтение подобных бредней».

После чего вернулся к любимым развлечениям в обществе императрицы и нескольких близких друзей.

На этот раз Мария-Луиза предложила играть в «Голубь летает». Наполеон в шутку поднял руку при слове «министр» и в наказание должен был изобразить «рыцаря печального образа», а это по правилам игры означало: сесть в кресло и посадить к себе на колени даму, которую другой участник игры должен поцеловать.

Он исполнил это, но лицо его приняло такое ревниво-обиженное выражение, что все рассмеялись.

Тогда император сказал, что теперь наступил черед Марии-Луизы повеселить чем-нибудь гостей и тем самым исправить неловкое положение, в которое он но ее вине попал.

Императрица обладала талантом, которым очень гордилась. С признательностью взглянув на мужа, она пошевелила левым ухом, и при этом ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Зрелище было столь ошеломляющее, что Марии-Луизе пришлось повторить этот трюк дважды.

— Еще! Еще раз! — с воодушевлением просили гости.

Но упражнение, как видно, утомило императрицу, и она запросила пощады.

— Завтра вечером я сделаю это еще раз, — пообещала она.

Прерванная игра возобновилась, и на этот раз наказанию подверглась прелестная герцогиня де Бассано.

— Вам придется «поцеловать подсвечник», — сказала Авария-Луиза, бывшая в курсе светских развлечений.

Молодая женщина хорошо знала все «наказания», которые былн тогда в моде. Она и не подумала прикладываться губами к подсвечнику, как это сделала однажды на потеху придворных дам жена сборщика налогов Лиможа. Она взяла его, дала Наполеону, и тот, став как бы живым «подсвечником», удостоился продолжительного поцелуя.

Все зааплодировали, и императрица от души смеялась, глядя на своего обескураженного супруга. У нее не было бы повода веселиться, если бы она заметила иронические взгляды свидетелей этой сцены, которые знали, что мадам де Бассано уже многие месяцы была любовницей Наполеона.

Обязанности, которые эта молодая особа, урожденная Мария-Мадлена Лежеас, выполняла в императорской спальне, способствовали карьере ее мужа. Гюг-Бермар Марэ, человек весьма заурядный, благодаря ей удостоился титула герцога Бассано и был назначен министром иностранных дел.

Надо отдать ей должное, она была весьма искушенной любовницей, искусно пуская в ход все доступные ей средства, чтобы понравиться императору. Повинуясь первобытным инстинктам, она была в постели неутомимой вакханкой, своими изощрёнными ласками возбуждая, изнуряя и восхищая Наполеона. При дворе она появлялась в платьях, плотно облегавших ее фигуру, с глубоким декольте, едва прикрывавшим грудь. А у себя в гостиной, зная, что императору нравятся домовитые женщины, беседуя с гостями, занималась рукоделием.


В начале 1812 года, когда Наполеон готовился к походу в Россию, чары Марии-Мадлены роковым образом сказались на судьбе Империи. Предвидя трудности предстоящей кампании, Наполеон подумывал о том, чтобы вновь призвать Талейрана и послать в Варшаву с деликатной миссией извещать его о польских делах и наблюдать за Веной и Германией. Но мадам Бассано расстроила этот план, в случае удачи которого ход истории мог бы быть иным.

Вот что пишет об этом Коленкур:

«К концу зимы император стал лучше относиться к Талейрану. Он несколько раз беседовал с ним и однажды даже задержал до глубокой ночи во дворце. Это обстоятельство очень обеспокоило мадам Бассано, которая видела в Талейране преемника своего мужа.

Узнав о беспокойстве молодой женщины, император пригласил Бассано и рассказал ему о предложении, которое он сделал Талейрану.

— Теперь вы видите, что у вас нет оснований для беспокойства. В моих интересах, чтобы князь Беневентский находился в Польше и наблюдал за Веной и Германией, не посягая на ваши прерогативы. Он будет скорее тайным агентом, нежели дипломатом.

Через несколько дней Наполеону донесли, что возложенная им на Талейрана миссия стала предметом обсуждения в гостиных. Полагая, что это Талейран разгласил тайну, Наполеон пришел в ярость, удалил от себя князя Беневентского, даже издал указ о его ссылке.


Что же произошло на самом деле?

Бассано, которому император сообщил о своих видах на Талейрана, был очень удручен и, вернувшись домой, рассказал обо всем жене. Она не стала терять времени и попросила одного из общих знакомых разболтать подробности о миссии Талейрана, полученные якобы от близких к нему лиц.

В результате доверие Наполеона к Талейрану было окончательно подорвано. Это тут же стало известно благодаря Рамбюто камергеру императора, который распространил эту сплетню. Император, осведомленный своей полицией о салонных слухах, пришел в бешенство и возненавидел князя… Бассано торжествовал, а Талейран, можно сказать, чудом избежавший ссылки, впал в еще большую немилость».

Из-за этой опалы Наполеон лишился опытного советника и заменил его человеком, чья ограниченность чуть не стала губительной для Франции.

Наполеон осознал это слишком поздно и высказал свои сожаления Коленкуру, а тот записал их беседу.

«Разговор зашел о положении в Турции и Швеции, — пишет Коленкур. — Император выражал свое недовольство герцогом Бассано, винил его в отсутствии предусмотрительности. Говорил, что он не соответствует должности министра, и министерство выполняет свою роль только благодаря его, императора, вмешательству и энергии. Бассано, говорил он, не думает ни о чем и он. Наполеон, должен заниматься всем сам. Швеция три месяца назад могла стать под ружье и, воспользовавшись ситуацией, вернуть себе Финляндию. Другой на месте Бассано сделал бы все, чтобы Турция, сосредоточив двухсоттысячную армию на берегу Дуная, развернула знамя пророка. Этим двум державам, продолжал он, никогда не представится такого благоприятного случая вернуть себе все то, что завоевала у них Россия, и бездействие с их стороны — большая политическая ошибка. За то, что они не сумели в нужный момент мобилизовать войска, Бассано понесет ответственность перед Францией».