Утром следующего дня, когда я все еще не знаю, что делать, ко мне стучатся охранники кампуса. У них четкий приказ: немедленно препроводить меня в кабинет директора.

Проходя через квадратный двор в сопровождении охранников, я слышу, как шепчутся студенты, мимо которых мы идем. Не так уж часто бывает, чтобы кого-то исключили. Лестница ведет в дирекцию, где на доске почета висят фотографии выпускников, ставших знаменитыми спортсменами, астронавтами, конгрессменами или успешными бизнесменами, – школа ими гордится. Пару лет назад я мог бы мечтать увидеть там и свое фото, но не сейчас.

Дверь в кабинет Кроу открывается, я вижу сидящую напротив директора женщину. Это Брэнди – вот уже восемь месяцев жена моего отца. Младше его на четырнадцать лет, а это значит, что ей двадцать пять, то есть на восемь лет больше, чем мне. Оранжевые туфли на шпильке, им в тон огромные серьги, свисающие до плеч. Платье на пару размеров ей велико, что на нее совсем не похоже. Раньше, когда мне доводилось с ней встречаться, она одевалась в обтягивающие декольтированные наряды, будто для похода в ночной клуб. Здесь, в кабинете, полном красного дерева и темной кожи, она не в своей тарелке.

Когда я вхожу, Брэнди, скользнув по мне взглядом, переключает внимание на Кроу.

– Так какие у нас варианты? – спрашивает она, теребя серьгу.

Кроу закрывает лежащую на столе папку.

– Извините, но я вариантов не вижу. Миссис Фицпатрик, гнусные деяния по отношению к животным в Риджентс не допускаются. Ваш сын…

– Пасынок, – поправляю я.

Кроу смотрит на меня, не скрывая неприязни.

– Ваш пасынок все-таки перешел черту. Сначала мне сообщили, что он совершенно забросил общественную работу. Потом пошли слухи, что он ходит на вечеринки со спиртным и наркотиками. И это помимо списывания на экзаменах и порчи школьного имущества рвотой. Теперь вот розыгрыш с использованием живого домашнего скота. Мы проявляли к Дереку терпение и сочувствовали трудностям, выпавшим ему в предшествующие годы, но это не извиняет его провинностей. В приготовительной академии Риджентс в наши обязанности входит слепить из молодых людей активных граждан и будущих лидеров, несущих ответственность за общество и окружающую среду. Очевидно, Дерек больше не желает быть частью наших гордых традиций.

Я закатываю глаза.

– А может, вы поставите его выполнять общественные работы, или пусть, скажем, напишет какое-нибудь письмо с извинением? – спрашивает Брэнди, и ее браслеты звенят, когда она постукивает по сумочке покрытыми ярким лаком ногтями.

– Боюсь, что нет, миссис Фицпатрик. Дерек не оставил мне другого выбора, кроме как исключить его.

– Исключить, то есть он, типа, не может вернуться для учебы в выпускном классе? – Обручальное кольцо Брэнди отражает блик солнечного луча, как решительное напоминание: она замужем за отцом.

– Совершенно верно. У меня связаны руки, – объясняет ей Кроу, и это полное вранье. Он сам с легкостью устанавливает и меняет правила, как ему вздумается. Но я не собираюсь перечить. Это ничего не изменит, так зачем мучиться? – Решение принято, – продолжает Кроу. – Если хотите подать на апелляцию в совет директоров, которые в большинстве своем сами стали свидетелями беспорядка на церемонии вручения дипломов, пожалуйста, заполните соответствующие формы. Хотя должен вас предупредить: процедура апелляции занимает долгое время, и положительный исход маловероятен. А теперь извините меня – мы все еще не обнаружили одного из животных, выпущенных вашим пасынком, и мне нужно принять серьезные антикризисные меры.

Брэнди открывает было рот в отчаянном усилии его переубедить, но тут же со вздохом закрывает, когда Кроу легким движением руки указывает нам на дверь. Я веду Брэнди назад в комнату, и ее шпильки стучат по пешеходной дорожке: клик-клик. Там, в кабинете, не было заметно, но теперь совершенно ясно: с нашей последней встречи она растолстела. Неужели ей наплевать, что все вокруг глазеют на нее в этом ужасном прикиде, на взбитые слишком длинно наращенные белокурые волосы? Да она, наверное, даже и не понимает, что представляет то еще зрелище.

Перед тем как объявить, что они собираются пожениться, папа усадил меня и сказал, что Брэнди делает его счастливым. Только из-за этого я пока полностью не списал ее со счетов.

– Возможно, – говорит Брэнди так оживленно, что ее голос звенит по всему двору, – это к лучшему.

– К лучшему? – Я издаю короткий смешок и, остановившись, резко разворачиваюсь к ней. – К какому еще лучшему?

– Я решила переехать обратно в Чикаго, в дом, где живет моя семья, – отвечает она. – Ведь твоего отца не будет шесть месяцев, и так лучше для Джулиана. Знаешь, осенью ему идти в детский сад.

Брэнди широко улыбается. Похоже, она ожидает, что я радостно запрыгаю и захлопаю в ладоши, приветствуя новость о переезде. Или улыбнусь ей в ответ. Ничего этого я делать не собираюсь.

– Брэнди, я в Чикаго не поеду.

– Глупости. Дерек, тебе ужасно понравится в Чикаго. Там зимой снег, а осенью листья клевых цветов…

– Да ладно, – перебиваю я эту тираду в честь Чикаго. – Не обижайся, но нас едва ли можно назвать семьей. Вы, стар и млад, езжайте в Чикаго. Я же останусь в Сан-Диего.

– Да… кстати… – Она закусывает нижнюю губу. – Я отменила аренду. На следующей неделе в дом переезжает другая семья. Я хотела тебе раньше сообщить, но не стала перед самыми годовыми экзаменами, а ты все равно уже решил остаться на лето в студенческом городке, так что я, типа, подумала, что не срочно.

Меня охватывает страх.

– Получается, мне вроде негде жить?

Она снова улыбается.

– Что ты, есть где. В Чикаго, со мной и Джулианом.

– Брэнди, послушай. Не думаешь же ты, что я бы переехал в Чикаго перед выпускным классом? – Все переезжают в Калифорнию из Чикаго, а не наоборот.

– Тебе Чикаго точно понравится, обещаю, – продолжает заливаться она.

Да ни за что. К сожалению, в Калифорнии мне жить не с кем. Родители отца умерли, да и отца моей мамы, кажется, тоже давно нет. Мамина мама… скажем только, что она живет в Техасе, и на этом все. С ней я жить не буду ни за какие коврижки.

– Значит, выбора нет?

– Похоже на то, – пожимает плечами Брэнди. – Папа поручил мне отвечать за тебя. Если ты не можешь остаться в академии, значит, придется жить со мной… в Чикаго.

Если она произнесет «Чикаго» еще раз, мой мозг разорвется на части. Этого не может быть. Есть слабая надежда, что все это реалистичный кошмар и я вот-вот проснусь.

– Мне еще кое-что нужно тебе сообщить, – продолжает Брэнди таким тоном, будто разговаривает с двухлеткой.

Я напряженно потираю затылок.

– Ну что еще?

– Я беременна, – громко и с волнением говорит она, положив руку на живот.

Нет! Какого хрена? Этого не может быть. Ну, то есть это может быть, но… Затылок уже пульсирует капитально, грозясь взорваться. Настоящий кошмар. Пусть скажет, что пошутила, но нет. Плохо уже то, что папа женился на красивой дурехе. Он, конечно, со временем поймет ошибку, но так… ребенок увековечит этот союз.

Меня сейчас стошнит.

– Я хотела сохранить это в тайне до твоего приезда домой на Четвертое июля, – взволнованно объясняет она. – Сюрприз! Дерек, у нас с твоим папой будет ребенок. Думаю, твое исключение из школы – это знак, что нам всем стоит вместе поехать в Чикаго. Как одна семья.

Все не так. Мое исключение из школы – да, это знак, но не того, что нам надо поехать в Чикаго… а того, что моя жизнь терпит крах.

Глава 2

Эштин

С ДЕВЯТОГО КЛАССА Я ЕДИНСТВЕННАЯ девчонка в футбольной[2] команде Старшей школы Фремонта, и мне не впервой слышать, как тренер Дитер при моем приближении к мужской раздевалке перед первым летним футбольным сбором предупреждает парней, чтобы соблюдали приличия. Приветствуя нас, тренер хлопает меня по спине точно так же, как и ребят.

– Ну что, Паркер, готова к выпускному классу? – спрашивает он.

– Тренер, ну хоть в первый день летних каникул дайте насладиться свободой, – отвечаю я.

– Долго наслаждаться не выйдет. Летом тебе придется усердно трудиться на тренировках и в том твоем футбольном лагере в Техасе, а как осень придет – я жду от команды победного сезона.

– Тренер, должны же мы в конце концов впервые за сорок лет победить в соревнованиях штата! – кричит кто-то из команды. Его слова вызывают одобрительные возгласы остальных, в том числе и мои. В прошлом сезоне мы чуть не забрались на уровень штата, но проиграли в матче на выбывание.