Холли Чемберлен - Наше лето

– Слушай, – удивилась я, – уже почти десять. А я думала, что доктора ложатся рано. Вроде как «рано вставать, рано ложиться»…

– Даниэлла, – перебил брат, – у меня кое-какие новости.

Голос его звучал как-то странно. Таким серьезным и энергичным я давно его не слышала.

– Вы с Робертой решили провести медовый месяц на Гавайях, – предположила я, уже понимая, что Дэвид звонит не за этим.

– Э нет, – засмеялся он. – Никакого медового месяца не будет. И свадьбы тоже.

До меня дошло не сразу. А когда дошло…

– Ах, эта скотина! – завопила я.

Дэвид тяжело вздохнул:

– Даниэлла, это я разорвал помолвку. И не кричи так! И без того одна женщина уже готова меня живьем съесть.

Неожиданно меня затошнило. Нет, честно, затошнило.

Я кое-как выбралась на кухню и налила стакан холодной воды.

– Дэвид, как ты мог? – охнула я, не вытирая бегущих по подбородку капель. – Все было решено. Обо всем договорились! Кольцо, синагога, платье! Господи, а прием! Креветки, завернутые в бекон, черная икра! Почему ты так поступил?

– Прости, что так расстроил тебя, Даниэлла! Я-то думал, что Роберта тебе не нравится!

– Я никогда этого не говорила! – крикнула я.

– Это и не обязательно! Я видел, как ты старалась быть приветливой, но точно могу сказать, что испытывала в последнее утро на Вайнярде.

Я даже не потрудилась возразить.

– Даниэлла, – продолжал Дэвид, – надеюсь, ты поймешь. Я просто не могу жениться на ней. Не могу жениться на женщине, которую не люблю. И не уважаю.

Я любила брата. И конечно, желала ему счастья.

Само собой.

Я прижала стакан к разгоряченной щеке.

Но Дэвид нарушил все планы. Пошел против системы!

Он разрушал семью!

– Дэвид, – прохрипела я, вспомнив наш разговор на моем дне рождения. Его гнев. Разочарование. – А зачем ты вообще сделал Роберте предложение?

– Сам не знаю, – признался он. – Нет, вру, знаю. Просто не сразу сообразил, что вся эта история была огромной ошибкой. Что я могу сказать? Лучше сейчас, чем неудачный брак и развод, верно?

– Верно.

Но может, если они помирятся и поженятся, все сложится иначе? Дэвид полюбит свою молодую жену, она начнет думать не только о себе и…

– Ты уже сказал маме и папе? – вспомнила я. – Они, должно быть, расстроились?

– Ничего, переживут. Они тоже желают мне счастья. Неужели, по-твоему, родители вынудят меня сделать что-то против воли? Испортить всю мою дальнейшую жизнь.

Кто знает…

– Нет, – ответила я вслух. – Конечно, нет.

Но может, если папа и мама посоветуют Дэвиду дать Роберте шанс, все обойдется? Такое иногда случается с браками по расчету. Ведь правда? Иногда. Если совершенно незнакомые люди способны мирно прожить в браке остаток жизни…

– Давай сменим тему, – попросил Дэвид. – Поговорим о чем-нибудь позитивном. Кстати, как насчет тебя и этого парня Криса? Я так и не смог с ним познакомиться, потому что он был в отпуске или что-то в этом роде. Того самого, кто не смог приехать на твою вечеринку. Что там с ним?

Крис.

Я потерла висок свободной рукой, вспоминая нашу единственную ночь ослепительной страсти. И еще вспомнила, как на следующее утро наблюдала за ним из окна гостиной, пока он шагал по улице, чтобы вернуться на остров. В джинсах и майке…

– Между нами ничего нет, – глухо пробормотала я. – Ничего общего.

Салли назначила встречу в «Пивной Джо» на Хантингтон-авеню, объяснив, что хочет посмотреть сегодняшний этап «Тур де Франс» на большом телевизоре с плоским экраном, установленном над баром.

– Не знала, что ты интересуешься велосипедами, – заметила я, плюхнувшись на табурет.

– Да, в общем, не так чтобы очень. Это все Сидо. Она француженка.

– Привет, – бросила я болезненно худой желтолицей женщине, сидевшей слева от Салли. Сидо коротко кивнула и глубоко затянулась своей «Голуаз».

Я заметила в волосах Салли ядовито-зеленые пряди. Совсем как у Сидо.

– Девочки, вы что, встретились в салоне красоты? – спросила я, вскинув брови.

Но Сидо либо проигнорировала мой вопрос, либо просто не хотела разговаривать.

– Я не хожу в салоны красоты, – хмуро буркнула Салли. – Крашусь сама. Сидо тоже. Мы познакомились в клубе.

– Знаешь, у тебя совсем нет чувства юмора.

Салли пожала плечами. Я наклонилась ближе и понизила голос:

– Так у вас что, как это сказать, роман?

Салли бросила взгляд на острый профиль Сидо и снова повернулась ко мне:

– Нет! Мы только друзья! – Теперь настала ее очередь прошептать: – У Сидо есть подружка. Барбара. Она гораздо старше и очень богата. Поэтому держит Сидо на коротком поводке. Сегодня Сидо одна и здесь только потому, что Барбаре пришлось срочно уехать из города. Какие-то дела. Я плачу за выпивку, чтобы Барбара не заметила утечки денег с кредитки Сидо.

– Весьма неравные отношения, по-моему, – заметила я, чувствуя, как закипает кровь.

Сидо выглядела круче вареных яиц, но, как всем известно, внешность может быть крайне обманчива.

Салли покачала головой, и я не стала настаивать. Салли заказала пастис. Я предпочла джин с тоником, Сидо – бельгийское пиво. Вернее, она ткнула пальцем в бельгийское пиво. Похоже, француженка не из разговорчивых.

Может, ее вынудили молчать?

– Как ты можешь пить это дерьмо? – не выдержала я, когда Салли получила свою выпивку. – Похоже на мокроту.

Но она могла это пить! К третьему стакану омерзительного пойла Салли стала сварливой.

– Хотела бы я знать, какого черта женщины тоже не могут участвовать в гонках?!

– Тут ты меня уела, крошка, – призналась я. – Я ничего не знаю о профессиональном спорте и уверена, что существует куча правил, обычаев, традиций и законов…

– Это подло, вот что я вам скажу!

Я внимательно посмотрела на свою приятельницу. Невидящие, налитые кровью глаза. Поджатые губы.

– Я все же посоветовала бы тебе отставить этот тошнотворный ликер.

– Я свою норму знаю, – отрезала Салли.

Я пожала плечами. Что тут поделать? Свой долг я исполнила. Остальное – проблема бармена. Или Сидо.

В конце концов, Салли пришла не со мной.

– Пойду пописаю, – вяло сообщила Салли и, почти свалившись со стула, поковыляла в дамскую комнату.

«Класс, – подумала я, сунув в рот пригоршню картофельной соломки. – Я наедине с Сидо-Молчуньей».

– Она тебя любит.

Я так и подскочила. Молчунья заговорила!

– Что? – переспросила я, поворачиваясь к Сидо, которая, кстати, за весь вечер не съела ни крошки.

– Она хочет быть твоей подружкой, – гортанно пояснила та, снова припав к сигарете. – Салли.

И тут, возможно, впервые в жизни, я потеряла дар речи. На секунду.

– Что? Не может быть!

– Понаблюдай, как она на тебя смотрит, и все поймешь. Ты не сможешь себе солгать.

Солгать-то я могу, но чего ради? Если уж быть абсолютно честной, следует признать, что есть вероятность… хоть и небольшая… что я подозревала о чувствах Салли.

С какой стати одинокая лесбиянка проводила бы столько времени с гетеросексуалкой, пренебрегая вечерами в барах, где, возможно, могла встретить любовь своей жизни, если только любовь ее жизни не сидела все это время прямо под носом?

Гетеросексуалка. Ее коллега. Лучшая на свете (разумеется, для нее).

Ты не слишком зазнаешься, Джинси? Кто сказал, что Салли считает тебя любовью своей жизни? Может, она просто хочет пару раз перепихнуться с тобой, и все?

От этой мысли мне стало дурно.

– Пора бежать, – пробормотала я, бросая на стойку смятую двадцатидолларовую бумажку и хватая сумку в надежде убраться, прежде чем Салли вернется из туалета.

Сидо невозмутимо пожала плечами и закурила очередную сигарету. Я выскочила из бара через вращающуюся дверь.

«Супружеская жизнь состоит из компромиссов».

Я слышала это с тех пор, как повзрослела.

И не понимала одного: компромисс начинается гораздо раньше замужества. И включает в себя не только мужа, но и родителей. Его и своих.

Ради миссис Каррингтон я пообещала взять фамилию ее сына.

Ради матери согласилась устроить предсвадебный прием с преподнесением подарков в Мичигане, чтобы смогли прийти все тетки, кузины и соседи. Люди, которых я не видела годами. Люди, которых в общем-то и не хотела бы видеть.