– Что ты хочешь этим сказать? – допытывалась я, хотя уже все было ясно.
– А то, что если бы пришлось начать все снова, даже зная, что Энни умрет, я все равно не отступил бы. Взял бы, что мог, и был бы благодарен судьбе за все хорошее.
Я не ответила.
– Иногда, – продолжал он, – жизнь пинает тебя прямо в зубы. И ты даже ответить не можешь. Но поднимаешься и идешь дальше. Может, после этого твоя улыбка становится кривоватой, но разве есть выбор? Сдаваться?
Я пожала плечами и подумала о Гейл. Сдалась ли она? Почему люди кончают с собой?
Может, сдалась. А может, и нет.
– Я не отступил бы, – продолжал Рик. – Ни за что. У меня был Джастин. Тогда ему исполнилось всего несколько месяцев. Представляю, как презирала бы меня Энни, если бы я расквасился. В каком-то отношении именно Джастин спас мне жизнь.
И тут я сломалась. Клянусь, сама не ожидала. Похоже, я полностью съехала с катушек. Обезумела.
Энни, Энни. Все время Энни. Джастин – ребенок Энни. Не мой. И никогда моим не будет.
– Конечно, Энни была красивее меня, – выдала я, сглотнув слезы. – Разве ты способен полюбить меня так, как любишь ее?
Рик оцепенел. Ошарашенно уставился на меня. Наконец робко протянул руку, но я увернулась и выскочила из магазина, до смерти перепугав продавца, который, вероятно, принял меня за убегающую воровку.
Оказавшись на тротуаре, я быстро пошла направо. За спиной раздался топот.
– Джинси! – отчаянно кричал Рик. – Вернись!
Слезы струились по лицу, но я ускоряла шаг. Голос Рика все отдалялся, пока наконец не смолк.
Может, он понял, что звать меня напрасно. Или я умчалась так далеко, что уже ничего не слышала?
Устав, я пошла медленнее, то и дело спотыкаясь. Тяжело дыша от усталости. От только что пережитого. Сердце, казалось, вот-вот разорвется.
Я снова вспомнила о Гейл, так внезапно погибшей. Хотя кто знает? Может, смерть давно ее подстерегала…
Любил ли ее кто-нибудь?
И достаточно ли одной любви, чтобы спасти человека от отчаяния?
Я подумала о Салли, подарившей любовь той, которая не могла ей ответить. Нашей дружбе конец, и я во всем винила себя.
А любовь… любовь несет людям одни только беды.
На Саммер-стрит я остановилась и прислонилась к стене какого-то здания. Немолодой прохожий с портфелем в руках неодобрительно нахмурился, словно увидев очередную наркошу. Может, я такой и казалась: запыхавшаяся, несчастная, с тупым взглядом.
Почему в мире нет ничего определенного? Почему никто не дает никаких гарантий? Почему нельзя с уверенностью утверждать, что брак окажется крепким, что ребенок вырастет умным и здоровым, что сами вы умрете в достаточно зрелом возрасте, в своей постели, окруженные любимыми и любящими?
Я оттолкнулась от стены и, пошатываясь, как слепая, ступила на мостовую.
Истерически завизжали тормоза. Я замерла. В нескольких дюймах от моего носа пролетел микроавтобус.
– Глупая сучка! – крикнула перепуганная женщина, высунувшись из окна.
Я даже не потрудилась огрызнуться.
Наверное, она права. И я действительно глупая сучка. Глупая сучка с отвратительным характером. Дерьмо, короче говоря.
Я продолжала брести. Да где же эта чертова автобусная остановка?
«Именно этого ты хотела, Джинси, когда переехала в большой город», – напомнила я себе.
Опыт.
Сложные проблемы.
Вызов.
Жизнь.
Но сможешь ли ты справиться со всем этим?
ДАНИЭЛЛА
ХОРОШЕЕ ТАК ПРОСТО В РУКИ НЕ ДАЕТСЯ
– Итак, что ты собираешься ему сказать? – спросила я.
Джинси и Клер сидели на моем диване, а я – на месте председателя, в кожаном кресле, купленном на распродаже в «Адессо».
Я и не представляла, что Джинси способна на такие сцены. Выскочить из магазина, мчаться по улице, игнорируя умоляющие крики любовника?!
– Думаю, что уже ответила ему, – отрезала та. – Не будешь ведь ни с того ни с сего убегать от человека, который просит тебя остановиться. Должен же Рик что-то понять!
– Уверена, он не порвал с тобой, – мягко вступила Клер. – Он все понимает.
– Что именно? – закричала Джинси. – Что я тяну время, пока не наберусь храбрости сказать «нет»? И мне плохо от одной мысли, что могу его потерять!
– Значит, ты определенно собираешься сказать ему «нет»?
– Да, – вздохнула Джинси, потирая виски. – Ничего не поделать: я еще не готова.
– Все мы не готовы, – пробурчала Клер. – И специальных курсов подготовки нет.
– Это… понимаете, смерть все время рядом, – продолжала Джинси скорее себе, чем нам. – Энни нет на свете, и в то же время она есть, понимаете? Но то, что она умерла, а не просто развелась с ним… иногда мне просто не по себе становится. Не могу объяснить, но это так.
Ей было необходимо взять себя в руки. Нельзя так распускаться.
– Итак, – сказала я, – ты предпочла бы, чтобы стервозная хапуга, именуемая экс-женой Рика, то и дело скреблась в двери вашего дома, требуя денег? Предпочла бы, чтобы он был разведенным папашей-одиночкой, а не вдовцом? Какую Энни ты бы выбрала: мертвую или живущую на алименты и поливающую тебя грязью перед бывшими так называемыми друзьями Рика?
Глаза Клер от удивления, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
– Ты отвратительна, – прошипела Джинси дрожащим от ярости голосом. – Неужели у тебя нет сердца? В жизни не встречала такого жестокого создания!
– Я всего лишь пытаюсь смотреть на вещи реально, – спокойно ответила я.
Не жестокая. Только не жестокая.
– Слушай, Даниэлла, – продолжала она, – я не ты. Мы разные, как два полюса. И не стоит здесь излагать свою извращенную философию насчет мужчин и женщин, договорились? Можно подумать, ты знаешь, что делаешь! Можно подумать, ты что-то знаешь о любви и привязанности!
Я вцепилась в подлокотники кресла. В душе что-то дрогнуло.
Ладно. Если Джинси может разыгрывать драмы, у меня должно получиться не хуже!
Я запросто смогу изобразить драматическую или обреченную героиню. Потому что во всей этой истории жертва я, не так ли?
– Должна сказать, – заметила я, не повышая голоса, – что Крис просил меня быть с ним. И до сих пор ждет моего ответа.
– Браслет… – ахнула Клер.
– После этого. Когда приезжал в Бостон, на ужин в ресторане в честь дня моего рождения.
Джинси покачала головой:
– Ты не говорила…
– Я не обязана все говорить, – отрезала я. – Слава Богу, еще способна управлять своей жизнью.
– Не понимаю, – тихо вмешалась Клер. – Он просил тебя выйти за него?
– Нет, – призналась я. – Но идея примерно та же. Он хочет, чтобы я встречалась только с ним.
– И это означает, что на каком-то этапе он захочет жениться, – констатировала Джинси, ничуть не задетая моей вспышкой.
Только не торопиться. Стать главной в его жизни. Его единственной и неповторимой.
На каком-то этапе он захочет жениться…
Вот он, момент истины. Неожиданно я осознала, что решение принято.
– Да, – кивнула я, – но я не выйду за Криса Чайлдза. И не дам ему слова. Никогда.
Я сама ужаснулась тому, что произнесла. Но не собиралась брать обратно ни одного слова.
– Ты любишь его, Даниэлла? – осмелилась спросить Клер.
Я долго сидела, разглядывая подол платья.
– Дэн…
– Да или нет, – не знаю! – вскрикнула я. – И это не важно, потому что мне не позволят выйти за него замуж!
– Откуда тебе знать? – возразила Джинси. – Ты хоть раз говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея? Ну? Ведь все дело в том, что Крис христианин?
Нет. Я никогда не говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея. Но знала, чего от меня ждут.
– Вы не понимаете, – отбивалась я. – В глазах Лирзов рыбный бизнес – не такое уж блестящее предприятие. Это старомодно. Тяжелый, неблагодарный труд, бедность и смерть без единого зуба во рту еще до того, как тебе исполнилось пятьдесят.
Клер смущенно откашлялась.
– Даниэлла, я видела твоих родителей. Они не показались мне…
– Однажды! Ты видела моих родителей один раз! Я знаю их. А ты – нет!
Я вскочила и принялась мерить шагами гостиную.
– Поверь, матери абсолютно не важно, что у Чайлдзов сотни акров земли или что они живут в идеально отреставрированном доме девятнадцатого века недалеко от чудесного пруда. Эстер Лирз расстроится, узнав, что отец Криса даже не окончил школы, а сам Крис так и не учился в колледже. Господи, да она ужаснется, услышав, что его мать способна выйти в переднике к почтовому ящику, который стоит в конце подъездной аллеи…