Холли Чемберлен - Наше лето

Что, по их мнению, я должна делать с собственной жизнью?

Оправдает ли их надежды мой союз с Риком?

Да и есть ли у них эти надежды? Были ли?

Кто знает, не остаемся ли мы детьми на всю жизнь? Стремимся угодить родителям, иногда испытываем потребность в мятеже, лишь бы привлечь их внимание в той или иной форме.

Какое это тяжелое бремя – быть родителями!

Если у нас с Риком все сложится, если я стану официальной мачехой Джастина – не развалюсь ли под невыносимым бременем?

А что будет, если у нас появится общий ребенок? Неужели я искалечу ему жизнь еще до первого дня рождения, обеспечив годы лечения у психиатра, пичкая лекарствами от всех недугов, включая судороги, пироманиакальные тенденции и неконтролируемые приступы паники при виде овощей?

«Вот так и начинается безумие, Джинси, – остерегла я себя. – Этим путем лучше не идти».

Шаг за шагом. Как всегда говаривал отец.

Отец.

Я подняла трубку.

Хоть бы он подошел к телефону.

Удача была на моей стороне.

– Привет, па, – начала я дрожащим голосом. – Это я. У меня хорошие новости.

Я решила идти на свадьбу Клер одна.

Дэвид, конечно, согласился бы меня сопровождать, но как раз взял несколько отгулов и поехал в Колорадо, навестить лучшего друга по медицинскому факультету. Встреча однокашников, пояснил он.

Я желала брату счастья, как и наши родители. К моему полнейшему удивлению, они пришли в восторг от решения Дэвида разорвать помолвку с Робертой. Похоже, они с самого начала видели ее насквозь и все-таки предпочли ни о чем не предупреждать Дэвида. Не вмешиваться в его жизнь.

Они позволили своему тридцатишестилетнему сыну делать собственные открытия и принимать собственные решения.

И поведение папы и мамы заставило меня призадуматься. Так ли уж я была права, считая, что прекрасно их знаю?

Так ли уж ортодоксальна наша семья?

Так ли уж традиционны их ожидания? Да и мои собственные?

А как насчет храбрости и независимости?

Насчет того факта, что я не Дэвид и никогда им не была?

Короче говоря, я совсем растерялась. Мир, казавшийся таким устойчивым, рушился. Все, в чем я была так уверена, стало казаться сомнительным. На все легла тень.

Обман. Нерешительность. Неуверенность…

Только собственной нечестностью я погубила все, что у нас было с Крисом. Да, возможно, мы не были предназначены друг для друга, но будь я с самого начала честна с ним, могла бы уберечь нас обоих от сердечной боли и обид.

С Барри такого не будет. Иначе я перестану себя уважать.

Поэтому я позвонила ему и мягко объяснила, что встречалась с другим, но все внезапно закончилось. И теперь я, естественно, выбита из колеи, и что было бы несправедливым проводить сейчас время с Барри, поскольку я сейчас не в том состоянии, чтобы начинать что-то заново.

Барри отнесся к моему признанию с пониманием. Точнее, вел себя безупречно, за что я была ему благодарна. Но все-таки он не снял меня с крючка!

– Даниэлла, – сказал он, – если ты встречалась с кем-то и так сильно расстроена разрывом, полагаю, эти отношения были очень важны для тебя. В таком случае могу я спросить, почему ты согласилась увидеться со мной в Бостоне?

– Не могу точно объяснить, – призналась я. – Но я рада, что мы увиделись. Знаю, это звучит эгоистично, – так оно и есть, но ты мне нравишься. И мы прекрасно провели время.

Барри с сожалением усмехнулся:

– Что же, мне очень жаль. И тебя и меня. Надеюсь, ты скоро успокоишься. Что же до меня… не стану лгать и утверждать, что мне безразлично. Ты мне нравишься, Даниэлла.

– И мне тоже очень жаль, – всхлипнула я. – Правда.

– Слушай, может, через несколько месяцев, если мы оба…

– Может быть, – согласилась я. – Через несколько месяцев.

И, повесив трубку, без всякого энтузиазма принялась выбирать платье и прическу для Великого дня Клер.

Мое мнение об Уине так и не изменилось, но Клер была моей подругой, и я твердо решила уважать ее выбор.

«Кроме того, Даниэлла, – сказала я себе, – что ты знаешь об истинной любви? И вообще знала ли хоть что-то?»

Ночь перед свадьбой.

Последняя ночь незамужней женщины.

Хотя, возможно, такая ночь уже была. Накануне встречи с Уином много лет назад.

Так или иначе, уже завтра вечером я стану миссис Уинстон Каррингтон III. Клер Джин Уэллман Каррингтон.

Столько имен, которые приходится носить с собой всю жизнь!

Столько ролей играть…

Мы заказали номер для новобрачных в старом «Ритце». Было десять вечера, и, по мнению родных, я давно уже лежала в постели. Но сна не было.

Насколько я знала, Уин и кое-кто из приглашенных на свадьбу все еще сидели внизу, в баре. Я натянула платье и спустилась на первый этаж.

И замерла у двери полупустого бара.

Голос Уина поднимался и спадал волнами. Я услышала расклад своей жизни на все последующие годы. Никаких сюрпризов. Ничего нового. Все согласно плану. Плану Уина.

Собственно говоря, неплохая жизнь. Только вот моя ли?

А если не моя, чья тут вина?

– Клер, возможно, сразу же захочет ребенка, – продолжал Уин, – но если она забеременеет, я немедленно потребую, чтобы она уволилась. Мы прекрасно сможем прожить и на мое жалованье. Более чем прекрасно.

Я услышала негромкий рокот мужских смешков.

О да, Уин. Мы все знаем, что ты делаешь деньги. Кучи и кучи денег.

– Думаю, следующие несколько лет мы будем проводить отпуск на озерах. Пусть бабушки и дедушки порадуются на внуков. Конечно, Клер хочет в Париж, но это может подождать. Может, свожу ее на десятую годовщину свадьбы.

Еще десять лет…

«Это будет не такая уж плохая жизнь, Клер, – наставительно сказала я себе, поднимаясь на лифте в номер для новобрачных. – Свою долю утешений ты получишь».

Я стояла у алтаря.

Уин стоял рядом.

На церковных скамьях расселись друзья и родные.

Преподобный отец громко читал, держа перед глазами листок бумаги.

А я размышляла о том, что…

Иногда мы, женщины, забываем, что у мужчин тоже есть чувства.

Иногда мы забываем, что мужчины тоже когда-то были малышами, нуждались в ласках и поцелуях. И что мужчины во многих отношениях так и остались мальчишками, в точности как и женщины, во многих отношениях оставшиеся девчонками.

Иногда мы, женщины, забываем, что мужчины так же сильно нуждаются в любви, как и мы, женщины.

И нам в самом деле никогда, никогда не следует забывать об этом.

Я не могла выйти замуж за Уина, как ради него, так и ради себя.

Священник только что прочитал вводную молитву.

И теперь с улыбкой воззрился на нас.

Довольно.

– Я не могу выйти за тебя, – выпалила я. – Не могу!

Преподобный нахмурился и подступил ближе.

– Дорогая, – прошептал он, – вы хорошо себя чувствуете?

Сбитый с толку Уин ошеломленно уставился на меня.

– Прекрасно, – твердо ответила я.

Неизвестно, слышали ли меня в этот момент друзья и родные. И не все ли равно?

– Я прекрасно себя чувствую, – повторила я, – потому что больше не желаю лгать. Хватит с меня вранья. Моя душа больше не выдержит тяжести обмана.

Лицо Уина потемнело: похоже, до него постепенно начинала доходить истина.

– Что ты мелешь? – прошипел он, сильно сжимая мой локоть. Пальцы больно впились в кожу, и я резко отдернула руку. Преподобный ахнул, а по церкви пронесся шепоток.

И тут я повернулась и бросилась бежать.

Конечно, я слышала истории о невестах и женихах, бросающих женихов и невест прямо у алтаря, но в жизни не предполагала стать свидетельницей столь драматичного события.

Все казалось нереальным, как в кино. Клер, несущаяся по проходу, преподобный, поспешно уводящий Уина и шафера от алтаря, истерические вопли какой-то пожилой дамы, дети, весело бегущие за Клер, – похоже, они решили, что все это такая новая игра. Даниэлла даже минуту спустя так и не сумела подобрать отвисшую челюсть… Пришлось помочь. Я осторожно нажала на ее подбородок и заставила закрыть рот.

– Вот это да! – восхитился Рик. – Вот это да!