Джули Дейс - Наши границы

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как панихида закончилась. Гроб Алана закопали, а цветы положили на мемориал. Все уже ушли: кто в слезах, кто, дрожа от холода, кто рассуждая на тему того, почему такой лучезарный парень покончил жизнь самоубийством. Я попросила оставить меня здесь посидеть ещё немного. Сев на мраморную плитку, я обняла себя руками, устремив взгляд куда-то вдаль, пока до меня не донёсся звук рядом. Дрожащая от холода Полли возвышалась надо мной, держа в руках белый конверт.

– Хочешь замёрзнуть насмерть?

Я подняла на неё опухшие глаза, встретившись с точно такими же красными глазами.

– Было бы неплохо.

– Плохая попытка.

– Я даже не пытаюсь. Какой теперь толк.

– Грейс, ты сильнее нас всех вместе взятых. Сколько ты уже пережила в этом чертовом Принстоне? Просто дай себе отпустить его, он хотел бы этого. Мне жаль, правда. Ты не поймёшь, чем я руководствовалась, но ты должна знать, что я до последнего была за тебя, ведь это твоя жизнь и твои отношения. Я видела, что ты не давала ему ложные надежды, Грейс. И я не говорила Алану про вашу связь с Диего. Он сам увидел, а потом спросил меня, и я просто растерялась.

– Мне сейчас не хочется разбираться со всем этим дерьмом. Его все равно не вернуть, так что уходи, и дай мне побыть в одиночестве.

Эта дура, кажется, не понимает с первого раза, потому что она не сдвинулась с места. Вспыхнув от злости, я уже была готова встать и выкинуть её отсюда, но она быстро протянула мне конверт.

– Что это? – я постаралась вложить все недовольство в голос, разглядывая кусок бумаги.

– Письмо Алана, которое он передал в тот день.

– Ты последняя, кто его видел из нас?

– Да, – кивнула та.

– То есть ты, блять, знала, что он написал предсмертное письмо, и молчала? – орала я ей в лицо, подскочив и схватив её за воротник куртки.

Но она даже не пыталась вырваться.

– Я не читала письмо. Если бы я прочла, то исправила это. Ты даже не представляешь, как меня терзают мысли из-за того, что я поступила благородно и не стала читать чужую переписку. Мы всё виноваты в его смерти.

Не став дальше слушать её, я схватила конверт, разорвала его и вынула письмо. Черные буквы, написанные рукой Алана, ударили мне в сердце острыми кинжалами. Хватая ртом воздух, я провела рукой по листку и начала читать.

«Дорогая Гри,

Если я скажу тебе, что уже давно думаю о том, что хочу умереть, то ты мне не поверишь? Ты всегда видела меня улыбчивым, веселым. Да, я хотел, чтобы ты запомнила меня только таким. Но в последний момент сорвался, прости. Надеюсь, что ты будешь помнить меня не ревнивым идиотом, а крутым лучшим другом.

Я давно потерял смысл жизни. Каждый день перестаёт удивлять меня, заставлять проживать дальше и дальше. Мне казалось, что это заезженная пластина, которая уже истрепала своё. Так оно и оказалось. Никогда не вини себя в этом. Думаю, что я сам виноват. Пора раскрыть себе все карты, да, солнце? 

Я любил тебя с самого первого дня, как увидел тебя. И люблю до сих пор. В моём сердце всегда была лишь одна любовь – любовь к тебе. Быть твоим лучшим другом было для меня пыткой, но я знал, что не могу иначе, ведь, выразив тебе свои чувства, потеряю тебя. А без тебя я – не я. Когда ты ушла из моей жизни, то стало все ещё хуже. Я – эгоист, который надеялся на то, что ты будешь только со мной. Но ты полюбила другого. И я рад за тебя, пускай это и сломало меня окончательно. Никогда не перечитывай это снова: это бред слабого человека. Я настоящий трус и слабак. Единственное, что мучает меня, это то, что вы все врали мне. Но уже сейчас я понимаю, что сам вынудил вас врать мне. Это последние строчки моего прощания.

Обещай мне, что никогда не позволишь родителям влиять на тебя. Обещай мне, что впустишь в свою жизнь бабушку и дедушку. Они заслужили счастье. Обещай мне, что не отпустишь свою любовь. Обещай мне, что будешь помнить меня, как самого лучшего друга. Я люблю тебя. И всегда буду любить.

Не думай о встрече со мной на том свете, в другой жизни. Я тот самый ублюдок, который попадёт в ад. А твоё место в раю, Грейс».

Если бы я не подняла голову, то лист с письмом скорей мог разложиться в моих руках из-за слёз или его можно было выжимать, как полотенце после стирки. Солнце лупило даже в закрытые глаза с такой силой, что я не могла не поморщиться, но в какой-то момент я словно почувствовала присутствие Алана рядом, будто он и есть моё солнце, которое теперь может согревать меня в такие морозные дни. Как же хочется оказаться не на лавочке среди могил, а на лекции, где он сторонится профессора, посягающего на его задницу, или обнимает меня, чтобы этот же профессор отстал от него, приняв нас за пару влюблённых. Собрав остатки последних сил, которые, как, оказалось, ещё остались в моих раздробленных костях, я опустила голову, втянула морозный воздух и открыла глаза. Я ошибалась, когда думала, что этот день худший. Вовсе нет. Оказывается, бывает ещё хуже, потому что три пары глаз в виде отца, матери и Арчера смотрели на меня через несколько могил.

Эта свора всего отвратительно, омерзительного, адского – тащится за мной, пока я еле волочу себя к выходу с кладбища. Под ногами хрустит снег, и его я слышу, но не пламенные речи моего папаши Сатаны, который вторит так, словно это его дебют на сцене. Кому нужны его гнилые словечки? Не мне. Конечно, с моей стороны приплетать к ним Арчера не лучшая идея, но, судя по тому, что он находится в компании моих родителей – даёт полное право.

Хрум. Хрум. Хрум.

Я должна держаться хотя бы до выхода, кладбище не самое лучшее место посылать отца к чёрту, хотя, надежда на то, что его тут же засосёт в землю по моей просьбе – греет душу. Плюсом ко всему я благодарю небесам за то, что Диего оставил меня одну по моей же просьбе, и сейчас его не видят родители. Конечно, Арчер мог трепануть, но в таком случае я протяну его язык и отрежу ширинкой джинс. Когда в сознание начинают проникать слова отца о том, что Алан – сосунок, мои ноги застывают на месте, а глаза закрываются на секунду, и распахиваются уже с огненной ненавистью, желающей развеять прах отца прямо над могилами.

– Ты, – шиплю я, резко развернувшись и ткнув в его грудь пальцем с такой силой, что чуть ли не ломаю в нём грудные кости, – знал его с детства, но не мог приехать попрощаться, ты будешь гореть за это в аду.

– Твой дружок откинулся не совсем вовремя, у меня были дела поважнее, – насмехается отец.

– Надеюсь, загробный мир существует, и тебя слышат, – цежу я, – твоим мучителем будет лично Аластар, заживо сдирающий с тебя дешёвую шкуру.

– Убери свои пальчики, Грейси, – нарочито устало, цокает он, – я бы не был на твоём месте так уверен, козыри у меня.

– Дешёвый фарс, – выплевываю я и, развернувшись, продолжаю движение, но не долго.

Мужская ладонь аккуратно сковывает моё запястье, останавливая на ходу, но она явно не принадлежит отцу, который никогда не нуждался в нежностях. Арчер. Голубые глаза смотрят на меня с… беспокойством? Он смеётся надо мной? Смотря за его спину, я вижу родителей в паре футов от нас.

– Ты не понял ничего с первого раза? – шиплю я, переводя взгляд на него.

– Грейс, послушай, это ради твоего же блага, ты должна пойти с ними, – с толикой настойчивости и нежности, его голос звучит почти убедительно, но нутро чует, что это ловушка.

– Возвращайся в Лондон вместе с моими золотыми родителями и больше никогда не возвращайся, – фыркаю я, вырывая руку.

– Грейс, ты не понимаешь! – продолжает настаивать он тем же тоном.

Сделав вид, словно ищу что-то в пальто, я вытаскиваю руку и размахиваю перед лицом бывшего средним пальцем с улыбкой на губах. Пусть катятся прямо в ад, я лично помогу доставить каждого члена этой сраной группировки туда.

– Теперь понятно?

Вздыхая, он качает головой. На какой-то момент мне даже кажется, что я улавливаю панику и страх в его небесных глазах, но я больше не так наивна, меня не проведёшь. Я не та Грейси, которую отправили в Америку. Я скорей откручу себе голову, чем пойду за ними. Следом мой посыл получают родители.

– Кажется, моя дочурка плохо понимает по-хорошему, – притворно спокойно улыбается отец, когда мимо проходят люди, оставляя нас одних.

Когда он делает шаг в нашу сторону, я инстинктивно делаю два назад и, замечая это, Арчер хмурится. Ещё бы, ведь он не знает ни о чём, что происходило со мной в нашем идеальном замке.