– Нет, я лесной житель, поджидаю вас, чтобы ограбить, – весело отвечает Эдди.
– Спорим, ты меня не поймаешь и я успею добежать до дерева, – подначивает его Бет.
– Я же выдал себя, пропал эффект внезапности, – сокрушается Эдди.
– Я убегаю! – Бет дразнит его, делает рывок.
С боевым кличем Эдди карабкается по корням, соскальзывая и оступаясь, падая на колени. Но вот он обеими руками обхватывает Бет, так что она взвизгивает.
– Сдаюсь, ты победил, – хохочет она.
Не спеша, мы удаляемся от деревни по широкой аллее из камней, движемся к югу. Лицо Бет озарено солнцем – давно я не видела ее такой спокойной. Она кажется мне бледной и постаревшей, но на щеках появился румянец. Еще я вижу у нее на лице умиротворение. Эдди скачет впереди с мечом наперевес. Мы бродим, пока пальцы на ногах не начинают терять чувствительность от холода.
На обратном пути останавливаемся у супермаркета «Спар», чтобы купить для Эдди имбирного пива[12]. Бет остается ждать в машине, она снова сникла, затихла. Мы с Эдди оба делаем вид, будто этого не замечаем. Это ужасно – чувствовать, как она балансирует на краю чего-то страшного. Мы с Эдди колеблемся – нам хочется расшевелить ее, но страшно, что можно случайно навредить, подтолкнув не в ту сторону.
– Можно мне кока-колы вместо имбирного?
– Конечно, как скажешь.
– Вообще-то, честно говоря, я не большой любитель алкоголя. А в прошлом семестре я пробовал водку… в спальне.
– Ты уже пьешь водку?
– Ну, не пью. Пил… один раз. И меня мутило, а Боффа и Дэнни стошнило, и такая вонища стояла, жуть. Не знаю, что взрослые находят в этой гадости, – беззаботно чирикает Эдди. Щеки у него пунцовые с мороза, глаза светлые и прозрачные, как вода.
– Со временем твои взгляды могут измениться. Только маме не говори, ради Христа! У нее случится припадок.
– Я же не дурачок, сама знаешь. – Эдди возмущенно таращит на меня глаза.
– Ты не дурачок. Я знаю, – улыбаюсь я, сгибаясь под тяжестью двух громадных бутылок кока-колы в корзинке. Когда мы приближаемся к кассе, входит Динни. Над его головой звенит колокольчик, изящная маленькая фанфара. Я сразу теряюсь, не знаю, куда встать, куда смотреть. Он только что прошел рядом с Бет, сидящей в машине. Интересно, видел ли он ее, узнали ли они друг друга.
– Привет, Динни! – окликаю я с улыбкой. Обычные соседи, не более того. Но сердце выпрыгивает у меня из груди.
Вздрогнув от неожиданности, он поднимает глаза:
– Эрика!
– Это Эдди. Точнее, Эд, о котором я тебе говорила. Мой племянник, сын Бет. – Я привлекаю Эдди к себе, он вежливо здоровается. Динни внимательно рассматривает его, потом улыбается.
– Сынишка Бет? Рад с тобой познакомиться, Эд, – говорит он.
Они обмениваются рукопожатием, и почему-то я так тронута, что в горле перехватывает. Обычный жест. Два мои мира встретились, соприкоснулись.
– Вы тот самый Динни, с которым мама играла, когда была маленькой?
– Да, это я.
– Эрика мне про вас рассказывала. Она говорит, вы были лучшими друзьями.
Динни резко поворачивается, смотрит на меня, и я чувствую себя виноватой, хотя и сказала чистую правду.
– Да, так и было, по-моему, – говорит он спокойно, негромко, взвешивая каждое слово, как всегда.
– Покупки к Рождеству? – задаю я бессмысленный вопрос. «Спар» совсем не напоминает праздничную ярмарку – только к краям полок скотчем приклеены какие-то обшарпанные блестки.
Динни отрицательно мотает головой, подняв к небу глаза.
– Хани захотелось чипсов с солью и уксусом, – объясняет он и отворачивается с понурым видом.
– А маму вы видели? Она там у входа, в машине. Вы с ней поздоровались? – спрашивает Эдди.
– Нет. Еще нет. Но я это сделаю сейчас…
Динни смотрит в сторону двери, на мою грязную белую колымагу. Взгляд у него пронзительный. Он шагает к выходу, плечи напряжены, будто его кто-то заставляет туда идти.
Я наблюдаю через стеклянную дверь. Мне как раз виден Динни между двумя полосками снега, налипшими на стекло. Он наклоняется к окну машины, дыхание поднимается в воздух облачком. Бет опускает стекло. Ее лица я не вижу – Динни загораживает. Вижу, как ее руки взлетают ко рту, потом снова опускаются, медленно и плавно, как в невесомости. Я пригибаюсь, вытягиваю шею, чтобы видеть. Уши я тоже навострила, но слышу только музыку, льющуюся из радиоприемника рядом с кассой. Динни рукой без перчатки оперся о крышу машины, и мне кажется, что моя собственная кожа болит от соприкосновения с холодным металлом.
– Рик, наша очередь. – Эдди толкает меня локтем.
Вынужденная прервать наблюдение, я ставлю корзинку на прилавок, делаю приветливое лицо и улыбаюсь мрачному кассиру. Расплатившись за кока-колу, «Твикс» и ветчину, я почти бегом устремляюсь на выход, к машине.
– Ну а чем ты сейчас занимаешься? Ты же всегда хотела стать флейтисткой и выступать с концертами, помнишь? – говорит Динни. Он выпрямляется, складывает руки на груди. У него вдруг делается немного обиженный вид, и до меня доходит, что Бет не вышла из машины, чтобы поговорить с ним. Она почти и не смотрит на него, усердно разглаживая концы шарфа на коленях.
– О, эта мечта так и не сбылась, – отвечает она с еле заметной усмешкой. – Я доучилась до седьмого класса, а потом…
Бет замолкает, снова отворачивается. В седьмой класс она перешла весной, как раз перед исчезновением Генри.
– Потом я перестала как следует заниматься, – ровным тоном договаривает она. – Сейчас я перевожу. В основном с французского и итальянского.
– О… – произносит Динни.
Он внимательно ее разглядывает, изучает, молчание затягивается, и я неуклюже вмешиваюсь в разговор:
– Я и с английским-то бьюсь… Пытаться обучить ему подростков – все равно что решетом воду носить. Но у Бет всегда был талант к языкам.
– Нужно просто внимательно слушать, Рик, вот и все, – обращается ко мне Бет, в ее словах звучит упрек.
– Никогда этого не умела, – признаю я с улыбкой. – Мы только что побывали в Эйвбери. Эдди хотел посмотреть, потому что будет проходить это в школе. Но, честно говоря, лучше, наверное, было бы отправиться в кафе, поесть мороженого с шоколадной помадкой, а, Эдди?
– Ты что, это было потрясающе! – уверяет Эдди.
Динни добродушно смотрит на меня, но Бет больше ни о чем его не спрашивает, и он с вытянувшимся лицом отходит от машины.
– Так вы надолго здесь? – Он обращается ко мне, потому что Бет смотрит куда-то перед собой.
– На Рождество уж точно останемся. А что потом, пока не решили. Тут еще много что предстоит разрулить. А вы?
– Пока здесь, – пожимает плечами Динни. Еще меньше определенности.
– Ну… – Я улыбаюсь.
– Ладно, пойду, пожалуй. Рад был снова повидать тебя, Бет. Приятно было познакомиться, Эд. – Он кивает нам всем и идет прочь.
– Он так и не купил чипсы, – замечает Эдди.
– Точно. Забыл, должно быть, – подтверждаю я, ахнув. – Вот что, я куплю и занесу им позже.
– Класс! – кивает Эдди.
Одной рукой он отворяет дверцу, другой пытается раскрыть упаковку «Твикса». Какой он наивный. Даже представить себе не может, какое значительное событие произошло только что. Вот здесь, у дверцы автомобиля. Я бегу в магазин, покупаю чипсы с солью и уксусом, потом возвращаюсь в машину, завожу мотор и везу всю компанию домой. Я не смотрю в сторону Бет, потому что мне страшно, а те вопросы, которые хочется, я все равно не могу задать в присутствии ее сына.
Эдди валяется на кровати в пижаме, со своим айподом и в наушниках. Лежит на животе и болтает ногами. Он читает книгу под названием «Йети!», музыка в ушах грохочет так, что он не слышит криков за окном. Я выхожу. Внизу Бет заваривает чай с мятой, она держит пакетик двумя пальцами за угол и окунает в воду снова и снова.
– Надеюсь, Динни тебя не испугал, появившись у машины? – заговариваю я. Стараюсь говорить как можно беспечнее.
Бет, взглянув на меня, поджимает губы.
– Я увидела его еще в магазине, – отвечает она, продолжая окунать и окунать пакетик.
– Да что ты? И сразу его узнала? Я бы, наверное, не смогла – вот так, издали.
– Что за ерунда, он же совсем не изменился, – заявляет Бет.
Мне становится неуютно. Похоже, она видит что-то, чего не вижу я.
– Ну… – подаю я реплику. – Так странно встретить его через столько лет, правда?
– Да, пожалуй, – шепчет она.