Когда погас экран компьютера, я потянулась и взяла в руки телефон, думая, что увижу кучу пропущенных. Вопреки ожиданиям, ничего подобного я не обнаружила. Андрей не звонил в течение четырех часов, и это было странно, учитывая его последний звонок.

Летчики не говорят слово «последний», они всегда говорят «крайний». Почему-то в голове пронеслась дурацкая мысль, совершенно не связанная с ситуацией, но по неясной причине слово «последний» показалось роковым. Наверное, я просто слишком устала и вижу все в черном свете…

Меня начало грызть беспокойство, которое усилилось, когда я несколько раз набрала номер мужа, не получая в ответ ничего кроме беспощадного автоматического голоса. Муж был недоступен. Ничего нового. Но почему-то в этот раз особенно тревожно билось сердце, а беспокойство охватывало все сильнее.

Я вернулась домой. Как обычно, попала в пробку, искусала все губы, буквально нутром чувствуя: что-то случилось. Это ощущение было обыденным, как озноб по коже в ответ на понижение температуры. Казалось бы, я должна уже привыкнуть к витающей над Андреем опасности, перестать так сильно бояться за его жизнь. Ведь ничего же не случалось с ним страшного до сих пор, верно? Не случится и сейчас.

Но убеждения работали плохо. Меня сотрясал страх неизвестности, как будто Андрей исчез впервые. Но нет. Он пропадал не раз, и всегда возвращался ко мне, но сейчас не выходило оставаться спокойной.

Во время пути домой я неосознанно прижимала ладонь к плоскому животу. Срок еще был маленький, чтобы хоть что-то почувствовать. Я вообще в течение дня мало вспоминала, что беременна. Слишком непривычное состояние, слишком большая неожиданность. Сама еще не свыклась с этой мыслью и тем более никому не рассказывала.

Если бы не задержка в пару недель, не стала бы даже делать тест. Давно привыкла, что тошнит по утрам, завтрак никогда не лез в горло.

Голод так некстати дал о себе знать, впервые мне пришло в голову, что придется поужинать ради маленького человечка внутри. Сама я привыкла есть мало, даже забывала о том, что вообще существует такая необходимость у моего тела.

Возможно, была слишком худой. Но это меня никогда не беспокоило. Андрей любил меня такой, какая есть, и большего мне не требовалось.

Дома без Андрея было невыносимо, пусто, холодно и одиноко. Чувство голода внутри смешивалось с высасывающим душу страхом. Я не представляла, куда звонить, где его искать. Настолько не привыкла влезать в его жизнь, что не имела под рукой контактов друзей или знакомых на такой случай. Андрей сам установил эти границы, будто окружил какую-то часть своей жизни непроницаемым куполом.

А мне шестое чувство подсказывало, что должна оберегать себя от этих знаний, иначе выясню нечто такое, после чего придется принимать кардинальные решения. Если выяснится, например, что нелегальная деятельность Андрея угрожает чьей-то жизни.

Я давно запретила себе рисовать в голове страшные картинки, представлять его убийцей, вором, аферистом или торговцем донорскими органами. Он был просто моим Андреем. Безрассудным, не думающим о завтрашнем дне, принимающим опрометчивые решения. Но именно такой был нужен, чтобы разбавлять мое хладнокровие.

Без него я не смогу, тем более сейчас, когда внутри зародилась жизнь.

Под монотонное бормотание телевизора сварила незамысловатый ужин. Макароны, сосиски. Поукоряла себя за лень, за то, что ем нездоровую пищу, дошла в своем самоедстве до предела и почувствовала подступающие слезы. Было нечто в корне неправильное в том, что я — беременная — сижу дома и жду мужа, который неизвестно когда вернется. А если нет? Если с ним все же что-то случилось?

Мысли пошли по кругу, и я поняла, что не усну сегодня. Просто-напросто сойду с ума, если что-то не предприму. Саша, брат-близнец, должен помочь. Он хорошо разбирался в гаджетах, зарабатывая на жизнь починкой аппаратуры. У инвалида ограниченное количество вариантов заработка. Естественно, такая монотонная работа претила яркой взрывной натуре Саши, бывшего любителя экстремальных видов спорта. Но также он и не мог сидеть на шее у родных.

— Саш, Андрей пропал, — глухо проговорила я в трубку, слепо пялясь в окно, где чернилами разливалась непроглядная темень. Три часа ночи, но Саша не спал. Самое странное, что меня это не удивило. Как и в детстве, мы были настроены друг на друга и чувствовали на расстоянии. В тот роковой день, когда Саша слетел с горнолыжной трассы, у меня дико болела спина и немели ноги…

— Снова? — брат задал риторический вопрос, и меня впервые за долгое время охватил жгучий стыд. Как давно я стала воспринимать исчезновения мужа как должное? Как давно мы пошли разными дорогами, а я и не заметила?

— Нет, сегодня с утра еще звонил. Но, Саш, он сказал увольняться, вещи собирать.

— Пьяный, что ли, был?


Новая порция стыда омыла холодной волной, и пришло осознание того, что брат не удивится, если мой муж где-то напьется и припрется домой под утро. А я смолчу, тихо, покорно улыбаясь.

— Я без понятия, Саш. Это не суть. Мне надо его найти!

— Нагуляется и вернется. Сто раз было.

Захотелось отчаянно спорить. Не сто раз! И не гуляет он! Но вместо этого я тихо призналась:

— Я жду ребенка…

Эти слова были встречены гробовой тишиной. Мы оба понимали глобальность грядущих перемен. Больше я не смогу заботиться о родных, как прежде. Возить на реабилитацию брата, откладывать деньги на дорогостоящую операцию, чтобы попытаться поставить его на ноги. Мы мечтали о новом большом доме, о детях и счастье…

Мечтали и не поняли, что живем в грезах, пока жизнь проносится мимо. Упущенные возможности упали вдруг тяжким грузом на плечи, и мне пришлось отодвинуть трубку ото рта, чтобы брат не услышал судорожный всхлип.

— Не вздумай соглашаться на аборт, — пригрозил брат, и я в ужасе застыла.

— Что?..

— Вангую, твой идиот скажет, что вам рано. И ты сначала будешь спорить, а потом он тебя задавит, как всегда.

— Саша, нет, что ты такое говоришь? Андрей обрадуется.

— Себя или меня убеждаешь?

— Я сейчас положу трубку, — пригрозила я чувствуя, что готова вот-вот расплакаться. Чертовы эмоции!

— Ладно, что ты хотела? — буркнул брат, и я, словно наяву, представила, как он привычным жестом лохматит каштановые волосы, сидя в не раз чиненном кресле, и ковыряется в железках под бубнеж сериалов, которые он глотал пачками.

— Я никогда не просила, но знаю, что ты можешь пробить его телефон. Мне нужно его найти.

— И что? Поедешь искать среди ночи?

— Утром. Я поеду утром.

— Хорошо. Перезвоню.

Устроившись на диване, я накрылась пледом, лениво листая интернет-страницы. Где-то что-то взрывалось, кто-то из звезд оскандалился, люди поднимали бучу из-за новых законов…

Вдруг взгляд наткнулся на фото кандидата в мэры города на предстоящих выборах, и я даже села. Я впилась взглядом в мужчину, резко выделяющегося из толпы. В статье говорилось об открытии в их приморском городе крупного иностранного предприятия, куда Кирилл Булацкий, бизнесмен и политик, вложил изрядные суммы.

Но я знала Булацкого как нового шефа своего мужа. Он недавно устроился к нему водителем и считал эту работу манной небесной. Так почему хотел уехать? Меня охватил странный жар, распространяющийся по телу.

Булацкий смотрел в камеру, но будто на меня, пронизывал своим черным взглядом. Я помнила этот взгляд, он уже касался меня на той вечеринке в клубе, где Кирилл Святославович отмечал недавний день рождения. Естественно, он пригласил и водителя. С женой. Там, в одной из комнат этого мрачного заведения, был и зачат наш ребенок.

Отчего-то я смутно помнила события того вечера. Сначала скованность от чуждой мне компании, затем вкусная еда, дорогое вино, непонятные разговоры о незнакомых людях. Желание уйти. А потом странный дурман, позволивший отбросить скромность и отдаться Андрею в чужом месте.

Все было как-то иначе, жестче, безумнее, словно ослепляющий фейерверк. Пришла в себя только в машине и не могла даже вспомнить, как оказались в той комнате. Возможно, вино было слишком крепким…

— Твой муж прослеживается в порту. Скорее всего, ждет, пока Булат провернет свои бандитские делишки, — сообщил брат, когда я снова взяла трубку.

— Булацкий — не бандит, а будущий мэр. Все эти слухи о нем… Я в них не верю.