— Эй! Что-то мы тут совсем закисли! — воскликнул Рай, обращаясь к музыкантам, неторопливо игравшим, пока меняли блюда. — Сыграйте-ка нам что-нибудь веселое, и пусть новобрачные покажут, как нужно танцевать.
— Позвольте, Рай, — встал со своего места де Монвалан, — сказать слово виновнику сегодняшнего торжества.
Рауль ощутил на себе испытующие взгляды собравшихся на свадьбу гостей.
— Натанцеваться мы еще все успеем, а сейчас, — застежка его алого плаща поблескивала по мере того, как прерывисто вздымалась и опускалась его грудь, — я хотел бы исполнить песню для своей очаровательной жены. Говорят, в юности я неплохо играл на лютне. Но судьбе было так угодно, что в последние годы я ничего, кроме разящего меча, в своих руках не держал. Посмотрим, смогут ли мои огрубевшие от ломбардской стали пальцы взять чистый аккорд. Настоящий рыцарь, господа, должен уметь все.
Одобрительные возгласы собравшихся в зале прервали поток его красноречия, а один из музыкантов поспешил протянуть де Монвалану свой инструмент. Рауль взял лютню в свои руки, и под каменными сводами зазвучали чарующие звуки. Сначала Брижит показалось, что это старый валлийский напев семи башен. В детстве эту грустную мелодию любил наигрывать ее отец. Сидя у очага долгими зимними вечерами, он вглядывался в языки пламени, перебирая струны. Но когда Рауль жалобно вскрикнул на гортанном прованском диалекте, его супруга поняла, что это совсем другая песня. Слова ее она знала наизусть. То была исполненная красоты и великого отчаянья баллада, написанная трубадуром Госельмом Верным на смерть горячо любимого всеми короля Ричарда Львиное Сердце. Ее отец, воевавший с этим героем против сарацинов, исполнял ее крайне редко. Пока Рауль выводил такты баллады, перед глазами Брижит прошла вся ее предыдущая жизнь. Когда замолк последний аккорд, все присутствующие в зале рыцари встали из-за стола и громко ударили в кубки, выражая восхищение мастерством своего командира.
— Спасибо, родной мой, — прошептала Брижит, когда он вновь положил ладонь на ее руку. — Ты тронул меня до слез.
— А теперь мы будем танцевать! — воскликнул Монвалан, выводя жену в центр зала.
Словно ощутив перемену в его настроении, музыканты заиграли искрометный веселый народный танец. Новобрачные плясали, не размыкая рук. Изумрудное кольцо на пальце Брижит сверкало обещанием прежде неведомых ей радостей. Забыв обо всем на свете, Рауль еле поспевал за быстрыми движениями легких ступней своей любимой. Скоро уже весь зал лихо отплясывал, подражая сложным па лучшей пары Тулузы. Даже маленькая Магда и старый граф присоединились к танцующим. Только седобородые катары с отрешенным видом продолжали сидеть за столом. Матье и Кретьен прекрасно понимали, что у Брижит, опекаемой ими в течение многих лет совместных скитаний, теперь началась своя собственная жизнь. Большим утешением оставалась Магда, воспитывавшаяся в духе поклонения Единому Свету. Но ни один из перфекти не поручился бы за то, останется она в стенах Монсегюра или же, постигнув азы мудрости, изберет пути грешного мира.
Вдоволь наплясавшись, гости плотным кольцом окружили новобрачных. Рауль громко смеялся, безуспешно пытаясь избежать поцелуев и крепких объятий. Ему на помощь пришел его сюзерен.
— Господа, по-моему давно уже пора оставить в покое нашу славную чету! — воскликнул Раймон, отечески облобызав Монвалана.
Гости, поочередно желая супругам счастья, стали покидать зал. К Раулю и Брижит подошли их дети. Церемонно поклонившись, паж Гильом поклялся, что будет с уважением относиться к своей новой матери и свято оберегать сводную сестру. Рауль не стал посвящать сына в подробности появления на свет Магды, решив, что с годами тот и сам все прекрасно поймет.
— Надеюсь, мы с тобой подружимся, — ласково улыбнулась Брижит златокудрому отроку. — Как жаль, что дети не живут вместе с нами, — заметила она Раулю после того, как Гильом ушел вслед за Хуаной и Раем, а сонная Магда была предоставлена заботам Кретьена и Матье. Назавтра они собирались вернуться с нею в Монсегюр.
— Гильом служит при дворе, Магда учится в святой обители. Мы сами не заметили, как наши дети выросли и перестали от нас зависеть, — задумчиво промолвил Монвалан, взяв под руку свою единственную.
Проходя мимо музыкантов, Рауль не забыл одарить их пригоршней золотых монет. Удивительная тишина стояла в полутемных коридорах дворца, когда они направились в роскошные покои, пожалованные им правителем Тулузы.
— Поживем здесь, пока я не отвоюю свой замок, — сказал Рауль, чтобы хоть как-то снять читавшееся в глазах жены замешательство.
— Не место красит человека, а совсем наоборот, — рассмеялась она, словно маленькая девочка. Гулкие своды серебряным шепотом отразили звонкий колокольчик ее кристально чистого голоса.
Оказавшись у резных дубовых дверей, Рауль разжал тонкие пальцы Брижит и одарил их долгим страстным поцелуем. Его язык нежно щекотал ее ладонь. Он мучил ее, покусывая не прикрытое рукавом запястье, прежде чем его горячие губы, исследовав изящный изгиб шеи, не сомкнулись на украшенной рубиновой серьгой мочке уха. Широкая ладонь, скользнув по низу живота, впилась в тяжелый бархат свадебного платья. Брижит показалось, будто бы ее и без того распаленное ожиданием скорой близости лоно вспыхнуло огнем от несказанного блаженства. У нее перехватило дыхание и онемели ноги.
Оторвавшись на краткий миг от предмета своего вожделения, Монвалан широко распахнул дверь и, подхватив Брижит на руки, вошел в комнату. В камине горел огонь. На покрытых золототкаными гобеленами стенах плясали причудливые тени. Покои поразили женщину своим великолепием. Резная мебель, серебряная утварь, покрытый росписью потолок, а главное — огромная кровать под золоченым балдахином. Ее розовые завесы украшала вышивка на сюжет о Тристане и белокурой Изольде.
Рауль опустил свою принцессу на ноги и тотчас припал к ее губам. Его пальцы пытались справиться с платьем.
— Подожди, — прошептала Брижит.
Приблизившись к камину, она извлекла припрятанный за поясом мешочек с благовониями. В следующее мгновение пригоршня сушеных лепестков полетела в огонь. Комнату наполнил чарующий, дурманящий аромат. Повернувшись к Раулю лицом, Брижит стала не спеша раздеваться и вскоре предстала перед ним совершенно обнаженной. Ее аккуратные белые ступни бесшумно ступали по набивному лионскому ковру. Рауль лишился дара речи, но его сдавленный стон значил больше всяких слов. Стройные ноги, упругий плоский живот, спелая, увенчанная затвердевшими сосками грудь. Он упал на колени и, заключив в свои объятия ее стройный стан, прижался лицом к горячим бедрам. Медное зеркало на стене смутно отражало наливное яблоко ее ягодиц.
— Родная моя, — только и смог прошептать Монвалан.
Тернистый путь вел их к этой долгожданной ночи. Он благоговейно касался губами ее живота, мягких грудей и, ненадолго задержавшись на шее, припал к уголку красивого рта. Брижит распустила свою косу, и пряди иссиня-черных волос пали на широкие бедра. Тяжело дыша, Рауль изо всех сил прижал ее к себе. Пальцы, теребившие чуть загнутые кверху соски, еще больше разожгли Брижит. Ее тело горело от каждого прикосновения его губ и рук. Ей казалось, что сейчас с ней не ее желанный, а самая настоящая гроза, так он был наэлектризован своей страстью.
Брижит вскрикнула, когда Рауль на мгновение отстранился, чтобы снять с себя одежду. Через несколько секунд он опять был с нею. Взяв любимую на руки, он положил ее на постель, лег рядом и начал жадно рассматривать ее нисколько не изменившееся с момента первой близости тело. Брижит обняла его и приблизила к себе. Он чувствовал взгляд ее глубоко проникавших в душу призрачно-серых иконных глаз и то, как легко она задевает его грудь кончиками распущенных волос. Воздушные прикосновения ее рук уносили его в безвременье. Душа ласкала душу голубиным крылом точно так же, как ее пальцы пробегали по интимным частям его тела. Рауль припал губами к ее груди, она почувствовала движение его пылавшего трепетного языка. Все, что они пережили прежде, все исчезло в порыве страсти, заставлявшей радостно биться сердце. Сейчас для наследницы легендарного рода существовали только эти покои, эта кровать и его обнаженная плоть. Рауль щедро ласкал ее неукротимое страстное тело, пока из него струился зримый его очам свет. Исцеляющие руки Брижит блуждали по его мускулистой спине, отыскивая самые чувствительные точки. Монвалан застонал, когда она коснулась самого интимного места.