Эбби предполагала, что для этого нужно позвонить в его офис, хотя и не знала наверняка. Однако она предпочла просто кивнуть головой, нежели затевать расспросы.

* * *

Мужчина и мальчик шли по полю. Алекс брел, понуро опустив голову, с игрушечной машиной под мышкой. И чем ближе они подходили к дому, тем медленнее он передвигал ноги, заставляя замедлять шаг и взрослого спутника.

– Что-то ты не слишком нынче шумен, братец, – заметил Маккрей. Это было мягко сказано – за всю дорогу Алекс не проронил ни слова.

За темными стволами раскидистых деревьев викторианский особняк, залитый солнцем, казался ослепительно белым. Однако у Алекса этот светлый дом не вызывал ничего, кроме опасений. Скользнув взглядом по широкой веранде, которая напоминала затейливой отделкой пряничный терем, он тяжело вздохнул:

– Ну и достанется мне от мамы, когда она узнает, где я был.

Уголки его рта опустились чуть ли не до самого подбородка.

– С чего это ты взял? – сдвинул брови Маккрей.

– Потому что она, кажется, не очень любит ту леди.

– Откуда ты знаешь?

– Иногда она видит, как та катается на своем белом коне по кругу, и губы у нее становятся тонкие-тонкие, а глаза злые-злые. И еще… Еще она говорит про нее всякие нехорошие вещи.

Маккрей понял, что он не единственный, кому приходится дорого расплачиваться за непримиримую вражду Эбби и Рейчел. Сколько же еще людей окажутся вынужденными заплатить высокую цену, прежде чем этой войне придет конец? Правда, Эбби, похоже, пока не намерена втягивать в нее детей. Однако кому, как не ему, известен ее горячий нрав? Стоит только Рейчел легонько толкнуть ее, и она ответит ударом. Эбби не из тех, кто подставляет под удар другую щеку. На выстрел она всегда отвечает выстрелом. Но он-то, черт возьми, не хочет, чтобы под этим перекрестным огнем оказалась его Иден.

– Ты скажешь ей, где я был?

Прошла целая секунда, прежде чем до сознания Маккрея дошел тонкий голосок Алекса. Помолчав еще секунду, он хитро улыбнулся.

– Не скажу, если ты не хочешь.

Нервное лицо мальчика расплылось в ответной улыбке благодарности и облегчения. В мозгу Маккрея мелькнуло сомнение, правильно ли он делает, покрывая детский проступок. Однако, поразмыслив, он решил, что вряд ли его грех более тяжек, чем тот, который много лет подряд совершают Рейчел и Эбби.

Когда они были уже у изгороди, Маккрей услышал, как Рейчел зовет Алекса. Потом послышался и голос Лейна.

– Ну что я тебе говорил, малыш? Вот видишь, ищут тебя. – Подхватив мальчика под мышки, он перенес его через изгородь. Активные поиски, судя по всему, шли на хозяйственном дворе и у конюшен. – Давай беги скорее, пока отец за домом.

Алекс понесся вперед, зайцем петляя между молодыми деревьями, посаженными несколько лет назад на месте тех, что погибли во время пожара. Дождавшись, когда мальчик скроется за углом, Маккрей тоже пошел к дому, правда, более прямым путем.

– Алекс! – прокричал Лейн, не видя, что творится у него за спиной.

– Я тут, папа! – откликнулся мальчишка и со всех ног кинулся к седовласому отцу из-за угла веранды с узорчатыми окнами.

Услышав его, Лейн обернулся и радостно завопил:

– Рейчел, я нашел его! Он здесь! – Не успел он опуститься на одно колено, чтобы заключить сына в объятия, как со стороны конюшен показалась Рейчел. За ней бежал Росс. – А мы уж тебя обыскались, Алекс. Ты что, не слышал, как мы зовем тебя?

– Я… Я бежал изо всех сил. – Еще не отдышавшись после быстрого бега и не слишком хорошо представляя, какой прием его здесь ожидает, Алекс не спешил подойти к отцу, однако при приближении матери, уже не задумываясь, шагнул в отцовские руки, распростертые навстречу.

– Господи, Алекс! Посмотри, Лейн, с ним все в порядке? Что случилось?

– С ним все нормально, – заверил ее Лейн.

– Разве можно убегать так далеко? – принялась выговаривать сыну Рейчел. Теперь, когда он нашелся, ее беспокойство быстро переросло в гнев. – Где ты был?

– Играл… с машинкой, – ответил, запинаясь, Алекс, избегая осуждающего взгляда матери.

– Да, но где, Алекс? Мы тебя буквально всюду искали, – все больше раздражалась она. Украдкой посмотрев на Маккрея, мальчик плотно сжал губы. – Мы все тут чуть с ума не сошли. Я была в полной уверенности, что ты играешь во дворе, но когда приехал папа, тебя там не оказалось. Господи, чего я только не передумала: ушибся или еще что? Особенно когда мы стали тебя звать, а ты все никак не откликался.

– Больше так не буду. – Он еще теснее прижался к Лейну. Маккрей заметил, какими тонкими стали губы у Рейчел. От материнской тревоги не осталось и следа. Ее полностью сменила ледяная холодность.

– Теперь, когда твой отец наконец-то дома, я уверена, что тебе больше не удастся бегать и прятаться где попало. – Выпрямившись, она повернулась к Россу. – А я, пожалуй, пойду к конюшне, поговорю с мистером Вудоллом насчет Сирокко. Нам многое нужно обсудить. Ты не составишь мне компанию?

– С радостью.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лейна, когда он смотрел вслед этой паре. Только в глазах его гнездилась боль. Кряхтя, он поднялся на ноги – старые суставы уже плохо слушались его.

– Пойдем-ка, сынок, – взял он Алекса за руку. – Пойдем домой почистимся, отмоемся. Что-то весь ты у меня вымазался.

Маккрей пошел вместе с ними.

42

Трибуны возбужденно ревели, подбадривая несущихся к финишу лошадей. В это время конюх вел в паддок белого жеребца, сияющего, как снежная вершина. Эбби шла рядом. На ней было платье из синего жаккардового шелка с голубым рисунком и широкополая шляпа с такой же лентой. Синий был условным цветом Уиндсторма на скачках. Готовился очередной старт.

Нервы были напряжены до предела, ладони взмокли от возбуждения. Сейчас ей казалось, что так не нервничал даже Алекс, когда на прошлой неделе Иден наконец убедила его прокатиться вдвоем с ней на Джоджо. Позже он признался: «Мне бы раньше научиться ездить верхом – тогда бы мама больше меня любила». Эти слова прозвучали горьким эхом из ее собственного прошлого. Когда-то давно Эбби сама стала учиться верховой езде с единственной целью завоевать расположение отца.

Алекс теперь часто бывал у них, при всякой удобной возможности тайком прибегая поиграть с Иден. Иногда Эбби задавала себе вопрос, правильно ли она делает, позволяя мальчику приходить к ним, однако Иден нуждалась в друге-ровеснике, точно так же, как и Алекс. Спокойный нрав мальчика и боевой характер девчонки прекрасно уравновешивали и взаимодополняли друг друга. И все же было одно «но» – Рейчел…

«Вечно эта Рейчел», – подумала Эбби с внезапным беспокойством и раздражением. К чему вспоминать о ней в этот прекрасный июньский день? Только настроение себе портить. И это накануне заезда, в котором будет выступать Уиндсторм! Чем изводить себя воспоминаниями о Рейчел, не лучше ли предаться азарту скачек?

Однако она прекрасно знала, что от мыслей о сопернице ей вряд ли удастся избавиться. Сегодня утром один из ее приятелей, тоже любитель арабских лошадей, сообщил, что жеребец Рейчел победил на вчерашних скачках, опередив ближайшего преследователя на целых три корпуса. Через три недели Сирокко станет соперником Уиндсторма на скачках «Либерти классик», если, конечно, Уиндсторму удастся хорошо выступить на сегодняшних отборочных соревнованиях.

«Обязан хорошо выступить», – мысленно поправила себя Эбби. Причем не только здесь, но и на «Либерти классик» – скачках, победителя которых неофициально именовали Чемпионом чемпионов. Этим Чемпионом должен был стать ее Уиндсторм. Эбби не допускала даже мысли о том, что может вновь проиграть своей давней сопернице.

Иден дернула ее за руку.

– Мама, как ты думаешь, Мак здесь? – Девочка старательно разглядывала небольшую группу людей, собравшуюся у паддока. На детском личике лежала печать искреннего недоумения.

– Не знаю, – ответила Эбби, зная, однако, что он должен приехать непременно.

На протяжении последних трех с половиной месяцев она, как и обещала, регулярно устраивала «случайные» встречи, давая Маккрею возможность увидеться с дочерью. Правда, в последнее время эта задача существенно затруднилась, поскольку Доби откуда-то выведал, что Маккрей снова объявился в здешних местах. По этому поводу муж уже дважды устраивал ей допрос с пристрастием. Ему непременно надо было знать, общалась ли Эбби со своим прежним знакомым. Она признала, что разговаривала с ним, однако попыталась представить дело так, будто все разговором и ограничилось. Вряд ли Доби поверил ей. Его невысказанные подозрения и ее чувство собственной вины стали дополнительным испытанием для брака, который и без того нельзя было назвать образцовым.