– Ничего, – соврала она. – Просто я хотела тебе сообщить, что ухожу в конюшни. Хочу немного заняться с Ривербриз.
– Ты так маршировала по холлу… Я решила, что в наш дом вторглась вся армия русских.
– Извини. В общем, если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.
– Не забудь: сегодня в семь к нам приедут ужинать Ричардсоны.
– Я помню.
Эбби повернулась и вышла из комнаты. На сей раз без грохота. Осеннее солнце уже соскальзывало к горизонту, по ухоженным лужайкам двора протянулись длинные тени от старых дубов. В их зеленых ветвях что-то негромко шептал ветерок. Задержавшись возле широкой веранды, Эбби подставила ему лицо. Ей нужно было успокоиться.
Перед конюшнями стоял старый потрепанный грузовичок. Эбби узнала его с первого взгляда. Во всем округе существовала только одна такая развалюха, и принадлежала она Доби Хиксу – владельцу соседней фермы, расположенной к западу от Ривер-Бенда. Отец, помнится, шутил, что этот драндулет еще не развалился только потому, что его крепко держит ржавчина. Эбби улыбнулась. Новый пикап Доби наверняка стоит в гараже. Сосед не хотел портить недавно купленную машину на тряских дорогах своей фермы и ездил на ней редко – разве что в город. А в будние дни предпочитал трястись на древней заржавленной колымаге.
Насколько его помнила Эбби, он всегда был таким: покупал новые вещи и не пользовался ими до тех пор, пока они не становились старыми. И ничего не менял тот факт, что он мог позволить себе иметь сразу десять грузовиков. Жадность Доби давно вошла в пословицу. Эбби и сама не раз подшучивала над этим качеством соседа, но, разумеется, за его спиной.
Интересно, зачем он пожаловал в Ривер-Бенд? Обычно они покупали у соседа сено для лошадей, но сейчас их сеновалы были полны. Желая поскорее удовлетворить свое любопытство, Эбби направилась к конюшням.
Подойдя к крытому переходу между постройками, она увидела Бена и услышала, как он говорит Доби:
– Уверяю вас, что вам не о чем волноваться, мистер Хикс.
– Я так и думал, – согласно кивнул Доби, и колпак его широкополой ковбойской шляпы послушно качнулся вперед. Он, как всегда, был одет в клетчатую рубашку и потертые джинсы, подпоясанные ремнем, на котором было выдавлено его имя. – Я всегда знал, что Лоусоны – люди надежные. Просто… – В этот момент он заметил приближение Эбби, стянул с головы шляпу и смущенно пригладил волосы пальцами, пытаясь хоть немного привести их в порядок. – Привет, Эбби! – крикнул он.
– Здравствуй, Доби. – Несмотря на морщинки вокруг глаз и то, что ему должно было быть по крайней мере тридцать пять, Хикс до сих пор не утратил мальчишеский вид. – Какие-то проблемы?
– Ничуть не бывало, – с улыбкой ответил он. – По крайней мере, ничего такого, чем тебе стоило бы забивать свою прелестную головку. – В этот момент, вспомнив о печальном событии в их семье, он наклонил голову и принес запоздалые соболезнования.
С тех пор как она развелась, у Эбби не раз возникало ощущение, что сделай она хоть малейший намек, как Доби немедленно купит себе новый костюм вместо того, который он носил со времени ее первого бала после окончания школы. Она хорошо помнила тот день. Бал состоялся в Ривер-Бенде. Это был настоящий карнавал со всеми необходимыми аксессуарами. Была даже кабинка для поцелуев, в которой по очереди сидели счастливые дебютантки. Доби Хикс сорил деньгами направо и налево. Когда поцелуи продавала она, Доби скупил все до единого билетики. На том, чтобы включить его в список приглашенных, настояла Бэбс. Ведь он был их самым близким соседом. Эбби не имела ничего против – до тех пор, пока он не утомил ее своими поцелуями и намеками на то, что, поскольку их земли примыкают друг к другу, было бы очень неплохо их объединить.
Она натыкалась на него каждый раз, когда выезжала на верховые прогулки: то на берегу реки, то возле изгороди, то на дороге. У Эбби даже возникло подозрение, что он специально подкарауливает ее. Доби отвязался от нее только тогда, когда она объявила о своей помолвке с Кристофером Этвеллом. Он был навязчив, но безобиден, и Эбби испытывала разве что легкое раздражение в его присутствии.
Сейчас он стоял перед ней, вцепившись пальцами в шляпу, и мял ее поля.
– Я видел тебя на кладбище. Мне, наверное, надо было подойти, но… Я очень сочувствую тебе. Твой папа был отличным человеком.
– Спасибо, Доби.
– Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, – что угодно! – помни, что я к твоим услугам. В случае чего обращайся ко мне.
– Я благодарна тебе, но пока что ничего не нужно. Мы с Беном справляемся.
– Ясное дело. – Доби взглянул на Бена, а затем снова перевел взгляд на нее. – Может, когда будешь в следующий раз гулять верхом, зайдешь по-соседски? Ну ладно, я, пожалуй, поеду, – быстро закончил он и, не дожидаясь ответа, пошел к своему ржавому грузовичку, на ходу напяливая шляпу.
Когда развалюха, плюясь и чихая, выехала со двора, Эбби повернулась к Бену.
– Что ему было надо?
– Приехал по поводу денег. Мы еще не расплатились с ним за сено, которое купили на зиму.
– Папа, наверное, проглядел этот счет. Отправь его Лейну, чтобы он оплатил его вместе со всеми остальными.
Эбби нахмурилась. Это был уже не первый случай, когда возникали проблемы с просроченными счетами. Затем взгляд ее упал на загон, в котором находилась ее любимая серая кобыла.
– Я хотела немного погонять Ривербриз. За последнюю неделю она застоялась.
– Это было бы неплохо… для вас обеих. Валяй.
Оценив проницательность Бена, Эбби улыбнулась и направилась к калитке загона. Кобыла легко и грациозно потрусила по направлению к ней – шея выгнута, голова вздернута, с поднятым и развевающимся наподобие флага хвостом. Когда хозяйка вошла в ограду, кобыла в знак приветствия замахала головой и ткнулась теплым носом ей в руку.
Смеясь от удовольствия, Эбби стала ласкать лошадь, гладя в том месте, где той нравилось больше всего – над правым глазом. Шкура животного была гладкой и шелковистой.
– Соскучилась? – ласково проговорила Эбби, глядя, как настороженно прядает ушами лошадь, стремясь не упустить ни одного обращенного к ней слова. – Никто на девочку не обращает внимания, да? Теперь я здесь, и тебе больше не придется скучать.
Эбби обняла лошадь за шею, крепко прижалась к ней и ощутила ответную нежность, исходившую от животного. Она наслаждалась теплом большого атласного тела, не задумываясь о том, что это может показаться глупым. Наконец кобыла встрепенулась, и Эбби заметила Бена, стоящего возле ограды.
– По-моему, она обрадовалась моему появлению, – довольно сказала Эбби, беря повод у него из рук.
– Она скучала по тебе.
– А я по ней.
Бен открыл ворота, и молодая лошадь устремилась наружу. В каждом ее движении сквозила энергия и возбуждение, и все же повод, в котором вела ее Эбби, не был натянут до конца. Бен оглядел кобылу критическим взглядом.
– Она напоминает мне Вилки Шлем. Что за шаг у него был!
– Это когда ты работал в Януве? – Янув-Подляски был знаменитым польским конезаводом по разведению арабских лошадей. Именно оттуда происходили многие знаменитые «арабы»: Сковронек, Витрас, Комета, Негатив и Баск.
Бен кивнул, и глаза его затуманились от воспоминаний о далеких годах.
– Меня взяли на работу в Янув, когда мне было пятнадцать.
Эбби заметила, что в последнее время Бен стал вспоминать все более отдаленное прошлое.
– Это было накануне войны с Германией, и многих ребят-конюхов призвали в армию, – задумчиво продолжал Бен.
Эбби много раз слышала эту полную трагизма историю. Поляки самоотверженно пытались спасти самых ценных жеребцов и кобыл от вторжения немецких войск, а наткнулись на русскую армию, вошедшую в Польшу с другой стороны. Одних лошадей оставляли на фермах, попадавшихся по пути, другие, включая знаменитого Офира, отца Вилки Шлема, были конфискованы русскими. Бен часто рассказывал об ужасах нацистской оккупации, о кошмарных бомбежках Дрездена, унесших жизни двадцати одной великолепной лошади, о знаменитых производителях, которые не смогли пережить все это, о маневрах, которые позволили сразу же после войны учредить над Янувом-Подляски английскую юрисдикцию, о своей иммиграции в Соединенные Штаты. На самом деле его отправили в Америку сопровождать ценнейшего жеребца, который скончался от колик во время долгого морского путешествия.
Еще девочкой Эбби дрожала от страха, слушая его истории. Мурашки до сих пор бежали у нее по коже, когда она представляла, как Бен ведет лошадь по разрушенному Дрездену, а сверху сыплются бомбы.