– Кажется, это мороженое лишнее, милая моя! Оно в тебя уже не лезет. Ты не ешь, а играешь!

Краешком глаза она заметила, как Маккрей поставил свою чашку на стол. Морщины на его лбу стали глубже…

– О чем это она?

Эбби притворилась, что не слышит его вопроса. С преувеличенной строгостью она вырвала ложку из липких пальчиков Иден и сунула обратно в бокал. Потом столь же порывисто схватила салфетку.

– О, Боже, да у тебя на животе мороженого больше, чем в животе! Ты вся по уши в шоколаде! Он на тебе везде, даже в волосах. А твое праздничное платье? Ты только посмотри, на что оно похоже! Ну что мне с тобой теперь делать!

Смочив салфетку в воде из своего стакана, Эбби принялась энергично оттирать наиболее жирные пятна с личика и рук дочери. Однако Иден отлично понимала, что успела завладеть вниманием Маккрея, а потому не оставляла попыток разъяснить ему, в чем дело. Правда, стоило ей только снова открыть рот, как мать начала ожесточенно тереть мокрой салфеткой ее губы, делая вид, что уничтожает «усы» от шоколада.

Когда же салфетка рассыпалась в мелкие катышки, Эбби вскочила с места и подхватила Иден со стула на руки.

– Пойдем-ка лучше в наш номер. Там я тебя как следует отмою. Да и ложиться тебе пора.

Не обращая внимания на возмущенные протесты дочери, она повернулась к Маккрею, посмотрев ему прямо в сузившиеся от подозрения глаза. Ее сердце сейчас грохотало, как паровой молот, и Эбби была почти уверена, что он слышит этот громоподобный стук.

– Прошу прощения, – выговорила она, сама до конца не понимая, что заставляет ее извиняться перед этим человеком. – Иден, поблагодари мистера Уайлдера за мороженое и попрощайся с ним. Тем более что завтра рано утром мы уезжаем и больше с ним не увидимся. – Во всяком случае, ей очень хотелось надеяться на это.

– Но…

– Иден! – Эбби взглядом заставила свою дочь испуганно замолчать, однако в следующую секунду сама оцепенела от ужаса. Маккрей встал с места, преградив им путь.

– Спасибо за мороженое с глазурью, мистер Уайлдер, – покорно пролепетала маленькая Иден.

– Не стоит благодарностей. Может быть, в следующий раз твоя мама позволит тебе доесть мороженое до конца.

– Ага… – произнесла Иден без особой надежды в голосе.

– Что ж, прощай, Иден.

Сердце у Эбби подскочило вверх и забилось где-то в горле, когда она увидела, как Маккрей протягивает ее дочери руку.

– Нет-нет, не нужно этого, – быстро вмешалась она. – У нее руки липкие. – Эбби бросила беспомощный взгляд на Бена. – Ну что, идем?

Однако Маккрей не обращал на Бена ровным счетом никакого внимания. Он не отрываясь смотрел на маленькую ручонку Иден, покоившуюся на плече матери. И Эбби не было нужды гадать, что его так заинтересовало. Верхняя фаланга мизинца девочки заметно загибалась вверх. Затем он перевел свой ошеломленный взгляд на нее. Эбби затаила дыхание, лихорадочно пытаясь сообразить, что же делать теперь, когда правда наконец начала медленно доходить до его сознания. Бен попытался перехватить инициативу. Сделав шаг вперед, он почтительно проговорил:

– Большое спасибо за пирог и кофе. Все было очень вкусно.

– На здоровье, – рассеянно откликнулся Маккрей.

– Да-да, спокойной ночи, мистер Уайлдер, и еще раз спасибо за кофе.

– Подожди-ка. – Он двинулся за ней, но дорогу ему с неизвестно откуда взявшейся прытью преградила официантка:

– Ваш счет, сэр!

Выскочив из кафе, Эбби быстро пошла по гостиничному коридору, едва не срываясь на бег. Нужно было как можно быстрее добраться до номера. От быстрой ходьбы Иден тряслась у нее на руках, как кукла. Она оглянулась, чтобы лишний раз удостовериться, что, кроме Бена, за ней никого нет. И все же тревога не отпускала ее. В полной безопасности они будут только тогда, когда вместе с Иден запрутся в своем номере.

Рука дрожала, никак не попадая ключом в замочную скважину. Пришлось поставить Иден на пол, чтобы действовать обеими руками. Она лишь один раз на мгновение подняла голову – когда наконец подошел Бен. Следом за ним спешил Маккрей. Было видно, что он во что бы то ни стало намеревается догнать их.

– Он знает, – коротко бросил Бен.

Эбби знала, что он поступил правильно, и от этого только почувствовала еще большую злость. Злость на саму себя, Бена, Маккрея, Иден – на всех! Зачем ему было знать это? Почему он просто не остался в стороне? Наконец ключ попал в скважину, и она толчком распахнула дверь. Однако руки ее бессильно повисли. Она даже не попыталась втолкнуть Иден в комнату. Зачем? Маккрей был уже здесь. И все же она отказывалась смотреть на него, отказывалась смириться с мыслью, что он рядом.

– Был бы очень благодарен тебе, Бен, если бы ты на время забрал Иден. Нам с Эбби нужно поговорить наедине, – произнес Маккрей. Его голос был жестким и прерывающимся от волнения.

– Нам не о чем говорить, – отрезала Эбби.

– Есть! И ты, черт возьми, отлично знаешь, о чем. – Его голос зловеще понизился. Похоже, ему с трудом удавалось сдерживать бешенство. – Нам надо кое-что выяснить, прямо здесь и сейчас.

У Эбби не было иного выбора, кроме как подтолкнуть Иден к Бену.

– Иди с Беном, маленькая. Он тебя помоет. А я приду и заберу тебя через несколько минут. – Она выждала несколько секунд, пока Иден не оказалась на руках у старика. Затем резко повернулась и вошла в номер. Маккрей не отставал от нее ни на шаг.

Когда дверь с грохотом захлопнулась, Эбби ощутила, как быстро и мощно пульсируют ее вены. Казалось, кровь вот-вот закипит от неимоверного количества выделившегося адреналина. Ей так хотелось избежать этого объяснения с Маккреем, но сейчас, когда он, несмотря на все ее старания, был здесь, она была полностью готова к неизбежной схватке. Как ни странно, в глубине души она даже жаждала этого поединка.

– Значит, она моя дочь, верно? – спросил Маккрей прокурорским тоном.

Эбби волчком крутнулась на месте.

– Она моя дочь. Слышишь? Моя!

– Тебе отлично известно, что я имею в виду, черт бы тебя побрал! – Он был зол и нетерпелив. Губы его стали жесткими и тонкими, под кожей бешено ходили желваки. – Я ее отец.

– Ты ей никто. Просто прохожий, который купил ей мороженое. У нее есть только один отец – Доби. Именно его имя значится в ее свидетельстве о рождении.

– Вот, значит, зачем тебе потребовалось выходить за него замуж? Бедняга, должно быть, ни сном ни духом не ведает, как ты обвела его вокруг пальца. Попользовалась, как вещью! А?

Подавив в себе чувство острого стыда, Эбби упрямо пробубнила:

– Моему ребенку нужен был отец. И имя.

– Так ведь был у нее отец! Ах, чтоб тебе… У нее был я! И она могла носить мое имя! – Схватив Эбби за плечи, Маккрей заставил ее посмотреть ему прямо в глаза. – Дура ты, дура… Ты же знала, что я хотел жениться на тебе. Я любил тебя!

– Да только ты мне не нужен был. Вместе со всеми своими обманами и полуправдами… – Удивительно, но горечь прежних обид с прежней силой ожила в ее сердце. Словно все это она пережила только вчера.

– Однако тебе нужен был мой ребенок.

– Мне нужен был мой ребенок! Мой! И больше ничей.

Его пальцы еще сильнее впились ей в плечи.

– Можешь болтать, что хочешь, но факт остается фактом: я ее отец, и уж с этим ты ничего не поделаешь.

– А что это меняет? – зло возразила Эбби. – Каких-нибудь двадцать минут назад ты даже представления не имел, что у тебя есть дочь. И с чего бы это вдруг Иден стала для тебя так много значить? Ведь ты совсем ее не знаешь.

– А чья в этом вина? Или ты и в этом хочешь меня укорить?

– Ты ей не нужен. У нее есть все, что требуется ребенку, и не существует ничего, что бы ты мог дать ей сверх этого. Она счастлива и любима, одета, накормлена. У нее есть дом, семья, близкие, которые любят ее. А ты способен только причинить ей боль, посеять в ее душе смятение. Ты ничего не дашь ей, кроме несчастья.

– Все это – только твои утверждения, Эбби, – оборвал ее Маккрей. – Так говорить и поступать способна только ты. И речь тут не только о том, что было между нами, но и о твоих отношениях с отцом. Все та же проклятая ревность…

– Может, и так. Может, ребенку и в самом деле не нужен отец. А если и нужен, то уж, во всяком случае, не такой, как ты или мой папаша.

– А тебе никогда не приходило в голову, что твой отец мог одинаково любить и тебя, и Рейчел? И не объясняется ли его поведение тем, что он до конца жизни не избавился от чувства вины?