Сэлма Роббинс - Настанет час

— Я волнуюсь за Тифани. Если Харолд узнает, что она проболталась мне…

— За нее не бойся, — уверенно сказал Джон. — В данную минуту ее родители, возможно, уже едут в Лондон за своим ягненочком. Я послал им письмо, в котором сообщил, что Харолд не тот человек, за которого можно отдать единственную дочь, и посоветовал им поглубже покопаться в прошлом кандидата в зятья. К примеру, можно ли положиться на человека, который намеренно оставил своих детей практически без средств к существованию?

— Харолд по почерку легко установит, кто автор письма. — У Хелен от страха округлились глаза.

— Никогда, — рассмеялся Джон. — Видишь ли, у меня очень неразборчивый почерк, поэтому из уважения к тем, кто вынужден читать мои послания, я печатаю их на машинке.

— Джон, я все равно дрожу от страха! Если уж Харолд не поленился прислать в эту глухомань людей, чтобы найти меня…

— Да его заставила сделать это уязвленная мужская гордость! — Джон старался развеять волнение Хелен. — Ты же выставила его перед американцами круглым дураком, накормив своим пудингом. Может случиться, что люди Харолда, приходившие сюда, будут следить в ближайшие дня два за домом, так что тебе придется посидеть в заточении, пока им не надоест это занятие и они уберутся восвояси. Поездку в магазин за одеждой придется отложить. Минуту, — сказал он вдруг, словно вспомнив о чем-то, и решительно направился к стенному шкафу. — Вот, — радостно воскликнул Джон, распахивая дверцы шкафа, в котором висела женская одежда. — Не знаю, подойдет ли тебе что-нибудь, но можешь перемерить хоть весь гардероб.

Однако Хелен уже не слушала его. Она опустила голову, чтобы Джон не мог видеть ее лица. Унижение и злоба закипали у нее в душе. Как можно быть такой наивной и вообразить Бог знает что? Джон совершенно по-другому смотрит на их отношения, если смеет запросто предлагать ей одежду женщины, которая обитала в этой самой спальне и, конечно, в его постели.

— Что случилось? — растерялся Джон.

— Я не могу надеть платье, принадлежащее другой, — сказала Хелен ледяным тоном.

— Другой… — повторил Джон в полном недоумении. Но, быстро сообразив, в чем дело, улыбнулся. — Думаю, Луиза не будет возражать.

— Луиза?.. Так это ее одежда? — В голосе Хелен слышалось явное облегчение.

— Ее, ее, — заверил Джон. — Моя сестрица теперь, увы, не такая стройная, как ты, но, возможно, что-нибудь подходящее найдется. Да, кстати, — с наигранной строгостью добавил он, — кроме Луизы и ее девочек, ты — единственная женщина, которая… Черт! — досадливо проворчал он, когда зазвонил телефон в гостиной. — Извини, но мне придется взять трубку, так как я жду ответа на свой запрос по делам Харолда.

Что он хотел сказать? — мучилась вопросом Хелен, когда Джон вышел. Что я единственная женщина, кроме его сестры и племянниц, которую он пригласил сюда? Или я единственная, кому он предложил гардероб сестры?

Прекрати, одернула она себя, не выдумывай того, чего Джон не собирался говорить. Но Хелен вынуждена была признать, что никогда еще не желала ничего так страстно, как остаться здесь, в этом доме-башне, с Джоном.

Ей казалось, что чувства, которые она питала к нему, когда они впервые встретились, давно развеялись под напором несчастий. Но прошедшая ночь и сегодняшнее утро доказали, что они никогда не умирали, а лишь затихли в ожидании подходящего момента, чтобы затем расцвести в полную силу.

Тогда в доме Луизы дни текли медленно и спокойно, и Хелен имела возможность постепенно узнавать Джона — наблюдать, с какой любовью и нежностью он относится к своей сестре и ее детям, и замечать, как сама начинает влюбляться в него. То, что Хелен сейчас испытывала к Джону, возникло не из-за остроты ситуации, в которой она оказалась. Не было это и своего рода опасной инфекцией, как часто называют сумасшедшую любовь, свалившуюся на человека невесть откуда.

Нет, это была любовь, которая выпадает женщине раз в жизни, любовь навсегда, любовь к человеку, в объятиях которого просыпаешься каждое утро, рожаешь ему детей и делишь с ним каждое мгновение жизни.

Но чувствует ли Джон то же самое к ней?

— Прости, что надолго оставил тебя одну, но разговор затянулся, — сказал Джон, входя в гостиную.

Хелен занималась составлением картинки из множества фрагментов. Эту детскую игру она нашла в одном из ящиков комода. Почти готовая картинка изображала празднование Рождества большой дружной семьей. Здесь были тетушки, дядюшки, престарелые родственники, множество детей, прыгающих от радости, елка, подарки и, конечно же, стол, изобилующий разнообразными фруктами и сладостями. Короче, на детской картинке было Рождество, о котором в глубине души мечтает каждый человек.

— Тебе скучно, — констатировал Джон, глядя, как старательно Хелен подыскивает последние фрагменты. — Еще немного, и все закончится. Вполне возможно, что завтра в это время Харолд получит по заслугам.

— Я совсем не скучаю, — весело ответила Хелен и тут же победоносно вскрикнула, завершив наконец работу. — В этой семье наверняка готовят ягодный пудинг. Как ты считаешь? — лукаво улыбнулась она.

— Определенно готовят, — серьезно ответил Джон и, не удержавшись, добавил: — Только без твоих фирменных дополнительных ингредиентов, полагаю…

Они еще смеялись, когда зазвонил телефон.

— Постучи по дереву, — попросил Джон. — Будем надеяться, что этот звонок поставит точку в деле Хародда и подтвердит, что он крупный мошенник.

Прошло четыре дня с тех пор, как беглецы поселились в древней башне. На дворе по-прежнему стояла ясная, солнечная погода.

Поговорив в очередной раз по телефону, Джон поднялся наверх, в спальню.

— Ну что, все закончилось? — спросила Хелен, взглянув на его умиротворенное лицо. — Харолд подписал необходимые документы для Луизы?

— Да, теперь он сделал все как надо, и не в последнюю очередь благодаря тебе, — ответил довольный Джон. — Адвокат Луизы только что подтвердил поступление на банковский счет сестры крупной суммы. Харолд, как я и рассчитывал, испугался публичного скандала и перспективы судебного разбирательства.

— А как Тифани?

— С ней тоже все в порядке. Она уже дома со своими родителями. Я подозреваю, что американцы, если и не отказались от покупки компании Харолда, то уж наверняка включили в контракт несколько дополнительных пунктов, которые свяжут моего бывшего шурина по рукам и ногам.

— Ну что ж, все хорошо, что хорошо кончается, — как-то отстраненно проговорила Хелен. Она поднялась с дивана, подошла к окну и стала смотреть на заснеженные холмы. — Я теперь могу вернуться домой?

— Разумеется. Харолд, похоже, собрался провести Рождество за границей, подальше от мест, где готовят ягодные пудинги.

Хелен попробовала улыбнуться, но у нее ничего не вышло. Они с Джоном прожили эти четыре дня так, как могут их прожить два человека, вынужденные сосуществовать в замкнутом пространстве, не являясь при этом любовниками. Ни разу за это время, кроме того, первого, утра, когда он занимался с ней любовью, Джон не предпринял попытки к интимному сближению.

Почему? — задавалась вопросом Хелен. Может, он сожалеет даже о том, первом и единственном, разе? Или боится, что после этого я вообразила слишком многое? В таком случае, продолжала рассуждать Хелен, Джон абсолютно прав. В своих мечтах я действительно унеслась Бог знает куда.

— Если я отправлюсь сегодня после обеда, то буду дома как раз в канун Рождества, — непослушными губами произнесла Хелен.

— Ну, если это то, чего ты хочешь, я готов отвезти тебя в Лондон или вызвать такси, — пожал плечами Джон.

Кажется, он недоволен. А что она должна была сказать? Что хочет остаться с ним? Что хотела бы никогда не покидать его объятий, потому что они нежны и надежны? Что под защитой его сильных рук с ней не может приключиться никакой беды? Хочет, в конце концов, чтобы он любил ее?

— Пожалуйста, если тебе не трудно, — опустив голову, сказала Хелен ровным, безликим голосом.

Джон включил телевизор, чтобы послушать утренний выпуск новостей. Комната вдруг наполнилась звуками чудесного рождественского гимна в исполнении детского хора.

К ужасу Хелен, у нее на глазах появились слезы. Это была реакция на божественную музыку. — Хелен всегда умилялась сентиментальному настроению Рождественского праздника.