Наконец, девушка посмотрела на себя в зеркало. Разумеется, Гил может узнать её. Она была без маски во мраке кареты и в темноте театра. Но она не думала, что он узнает. У неё сложилось впечатление, что граф Керр — такой мужчина, который плывёт от женщины к женщине, не сильно к ним присматриваясь. В конце концов, он ведь поверил в историю Эмили.
Нет, он, вероятно, её не узнает. Свою роль играет ситуация, и очарование платья мадам Мезоннэ не имеет ничего общего с избыточной демонстрацией бюста. Это не наряд блистательной великолепной француженки, а платье степенной, ответственной англичанки, которая готова разорвать свою помолвку с предложением дружбы и уверениями во взаимной несклонности вступать в брак, основанный на желании их отцов.
Керр ожидал её в гостиной, когда она вошла, поэтому Эмма жестом показала дворецкому закрыть двери, не объявляя о ней. Он стоял у окна, обозревая лужайку, тянувшуюся до яблоневого сада. На мгновение она остановилась, упиваясь линией его бедра, волос, вьющихся на шее, нетерпеливым постукиванием его трости о сапоги.
Он очень дорог ей. Что удивительно, пришлось ей признать.
— Лорд Керр, — спокойно произнесла она, подходя к нему и протягивая руку, — какое удовольствие видеть Вас.
Он повернулся. Её сердце замерло. Но… ничего не произошло.
Гил не выказывал никаких признаков узнавания Эмили. Вместо этого он поклонился и вежливо поднёс её руку к губам так, словно она была давно знакомой матроной.
— Я могу только принести извинения за моё чрезмерно затянувшееся отсутствие, мисс Лудэн.
Эмма наклонила голову с должным количеством ровного безличного признания.
— Садитесь, милорд.
Она прошла к канапе, но вместо того, чтобы сесть в указанное ею кресло, он сел очень близко к ней. Каждый атом в её теле ожил от его запаха, от его близости, его красоты.
— Итак, Вы хотели бы аннулировать нашу помолвку? — поинтересовался Гил.
Эмма отгородилась от чёрного потока разочарования, затопившего её сердце, так твёрдо, как только могла. Она сможет подумать об этом позже. Ей известно о недостатках своего любимого в том, что касается воспоминаний о любовных приключениях. Нет ничего нового в том, что она значит для него не больше, чем другие женщины.
Она кивнула.
— Думаю, так будет лучше, — Эмма открыла ридикюль и вынула искусной работы кольцо, которое его отец прислал её отцу в знак их соглашения. Керр без колебаний раскрыл руку, и она уронила кольцо ему в ладонь. Она не доверяла себе даже мимоходом прикоснуться к его пальцам.
— Должен сказать, я благодарен Вам, — сказал он. — Хотел сказать Вам это лично, мисс Лудэн. Хотя как человек чести, я бы никогда не прекратил нашу помолвку, я очень хочу жениться на другой. Я потерял своё сердце, как бы глупо ни звучало. И поэтому я так признателен Вам за Ваше решение.
— Мы бы никогда не подошли друг другу, — быстро сказала Эмма, поскольку чёрная волна угрожала накрыть её и выгнать в слезах из комнаты. — Помолвки в детстве являются пережитками прошлого.
— Верно, — согласился Гил, сердечно улыбаясь. — Конечно, люди эпохи Елизаветы любили такие вещи и считали их полезными.
— Вполне.
— Я необыкновенно увлекаюсь обычаями времён королевы Елизаветы, — говорил он, очевидно, поддерживая беседу, чтобы скрыть тот неловкий факт, что им, помолвленным много лет, было не о чем разговаривать.
— В самом деле, — пробормотала Эмма, размышляя о том, где находится её отец. Он обещал, что придёт сюда и сгладит весь процесс. Конечно, он, вероятно, решил перечитать некоторые статьи о диете бабуинов и совершенно забыл, что Керр приезжает.
— Почти так же, как я люблю обычаи французские, — сказал Гил.
Эмма сдвинула брови. Это было чересчур! Он не только сделал себя и её посмешищем на весь Лондон, со своей одержимостью всем галльским, но ещё и осмеливается бросить ей это в лицо!
— Я много слышала об этом, — сухо ответила она.
— Так Вы действительно желаете разорвать нашу помолвку? — спросил Керр.
— Ещё сильнее теперь, когда узнала, что Вы хотите жениться, — заметила она холодным голосом.
— Она прелестна, — задумчиво сказал Гил. — Я бы очень хотел, чтобы Вы с ней познакомились. Я чувствую, словно мы с Вами знаем друг друга много лет, хотя мы виделись не часто.
Эмма стиснула зубы, мысленно ругая отца.
— Не часто, — подтвердила она.
— Вы приедете в Лондон?
— Естественно, — сказала она. — Я приеду на остаток Сезона.
Будь он мужчиной хоть с какой-то совестью, то понял бы, что его брошенная невеста будет отчаянно искать другого супруга. Разве что в свои двадцать четыре она совершенно безнадёжна, как говорила Бетани.
— Я Вас ей представлю, — говорил он совершенно хладнокровно. — Она француженка. Боюсь, у меня слабость к женщинам галльского происхождения.
— Я наслышана об этом, — ответила Эмма, задыхаясь от желания придушить этого человека. Она встала с канапе, не думая ни о чём, кроме бегства. Граф так же встал, как и следовало ожидать.
— Боюсь, у меня сегодня много дел, лорд Керр, — она присела в реверансе. — Если Вы простите…
— Но я хочу вам больше рассказать о ней, — сказал он, и Эмма встретилась с ним взглядом, впервые с момента, как она вошла в комнату.
То, что она увидела в его глазах, заставило её застыть, словно она вросла в ковёр.
— Она изящна, как все француженки.
— Разумеется, — шепнула Эмма.
Он шёл к ней, и ей хорошо было знакомо это дьявольское, порочное, насмешливое выражение на его лице, о, как знакомо.
— Она носит волосы распущенными время от времени. И она хороша как в роли королевы, так и куртизанки, если ты понимаешь, о чём я.
Эмма кивнула.
— Но, конечно, мне не следует так разговаривать с невинной английской девицей? Или следует, Эмили?
Несомненно, это радость в её сердце. Это было новое чувство и настолько мощное, что она не знала наверняка.
— Ты.… Когда ты узнал? — шепнула она.
— Ты никогда не думала, что я слышал о том, что ты пишешь декорации?
Её глаза расширились.
— Ты знал до того.… До того, как мы поехали в театр в Гайд-парке?
— В тебе было нечто знакомое, что заставляло меня чувствовать себя неловко и одновременно мне хотелось смеяться.
Теперь он стоял прямо перед ней. Каким-то образом он поймал обе её руки и поднёс к губам.
— А потом ты внезапно сказала мне, что рисуешь декорации. Дорогая, ты единственная женщина в Англии, кто этим занимается. Как ты могла подумать, что я не знаю об этом?
— Но это не общеизвестно, — возразила Эмма. — Ни один зритель не знает о том, что я рисую декорации для мистера Тэя.
— Ты забыла о моей крёстной матери, графине Бредельбейн?
— Ох, — Эмма вспомнила все письма, которыми она обменивалась с графиней годами.
— Она развернула безжалостную кампанию, чтобы привести нас двоих к алтарю. — Гил запечатлел поцелуй на её ладони, и у неё снова подогнулись колени. — Итак, дорогая…
Его глаза изучали её лицо.
— Могу я заключить, что ты выполнила не все мои требования?
Румянец вспыхнул на её щеках, и она покачала головой. Что-то скользнуло ей на палец. Тяжёлое, замысловатое кольцо, принадлежавшее когда-то его предкам.
— Я бы хотел попробовать снова, — просто сказал Гил.
Ей было почти больно от улыбки, так глубоко она её ощущала.
— Снова. Снова и снова, Эмма. Каким-то образом, я влюбился в тебя. Во всё, что есть в тебе.
— Не в Эмили? — спросила она, позволяя ему притягивать её всё ближе и ближе к себе.
Он покачал головой.
— Это Эмма, та, которая устроила маскарад, Эмма, которая рисует, Эмма, которая обольстила меня в роли Королевы Титании и в роли самой себя.
Гил страстно поцеловал её.
— И у этой Эммы, чёрт побери, ушло столько непостижимо долгого времени на то, чтобы связаться со мною. Я думал, что умру за эти две недели, Эмма. Я боялся, что разочаровал тебя, и что ты решила найти нового мужа.
— Прости, — шепнула она, обводя дрожащим пальцем тот самый контур его губы.
— Никогда больше так не делай!
— Чего? — она потеряла нить разговора.
— Не отстраняйся от меня. Никогда.