Венеция хотела только одного – надрать Рейвенскрофту его большие, по-дурацки оттопыренные уши, но она пробормотала вежливое согласие, и хозяйка удалилась из комнаты. Как только за ней закрылась дверь, Венеция вскочила на ноги и заметалась по комнате. Черт побери, что задумал Рейвенскрофт? Она не желает выходить замуж, и ему вряд ли удастся ее к этому принудить. Где угодно найдется куча людей, которые поспешат на помощь кричащей женщине, а она закричит, да еще как!
Даже Рейвенскрофт не может быть настолько глуп. Венецию охватила ярость. Едва со двора донесся шум, она кинулась к окну и увидела какой-то рахитичный экипаж. На переднем сиденье, закутанный так, что казался вдвое толще своего объема, восседал мистер Тредуэлл, рядом с ним колыхался Рейвенскрофт. Конюх, держа в руках поводья сильно хромающей упряжной лошади, занимал заднее сиденье, на котором лежал и багаж.
При виде Рейвенскрофта Венеция сжала кулаки. Она выбежала было в прихожую, чтобы отворить входную дверь, но миссис Тредуэлл ее опередила.
Хозяйка открыла дверь как раз в ту минуту, когда ее муж помогал Рейвенскрофту выбраться из повозки. Ноги у Рейвенскрофта подогнулись, едва он ступил на землю, но мистер Тредуэлл успел подхватить его. Будь на его месте Венеция, она бы и пальцем не шевельнула, чтобы помочь недотепе.
– Неси молодого человека сюда, – распорядилась миссис Тредуэлл, но ее муж поставил Рейвенскрофта на ноги и, поддерживая, ввел в прихожую.
Миссис Тредуэлл поспешила захлопнуть дверь, в которую врывался холодный воздух.
– Господи, молодой человек совсем замерз! – воскликнула она и придвинула поближе к камину кресло. – А что у него с головой? Боже, какая ужасная рана!
Рейвенскрофт побелел, но зубы у него так стучали, что говорить он не мог.
– Пожалуйста, не упоминайте больше о его ране, – прошептала Венеция на ухо миссис Тредуэлл. – Он уже свалился в обморок один раз по этому поводу.
– Ох, так вот он из каких, да? – также шепотом ответила хозяйка.
– Вот именно, и это еще не все.
Губы у миссис Тредуэлл дрогнули, но она лишь молча кивнула.
Все еще клацая зубами, Рейвенскрофт сгорбился у огня.
– Х-холодно, – еле выговорил он.
– Да, – стоически согласилась миссис Тредуэлл. – Никогда в жизни не видела такого холодного апреля.
Венеция заставила себя выбросить из головы чересчур живо воображаемую сцену: она сжимает пальцами обеих рук тощую шею Рейвенскрофта.
– Что с лошадьми? – спросила она у мистера Тредуэлла.
– Они натрудили ноги, особенно в нижних суставах, повыше копыт, но не более того, – ответил тот. – Мой конюх сейчас присматривает за той, которую мы сюда привели, а ваш кучер скоро приведет и двух остальных.
Рейвенскрофт вздрогнул и пробормотал:
– Какое у-у-ужасное несчастье.
– Да, – сухо бросила Венеция. – Для всех нас. – Она снова обратилась к хозяину дома: – Я знаю рецепт отличной припарки для лошадей. Найдутся у вас отруби, ячмень и овес?
– Да, разумеется! – просиял улыбкой мистер Тредуэлл. – Понадобится еще немного меда, если мы с вами имеем в виду одно и то же средство.
Венеция улыбнулась в ответ и сказала:
– Именно так. Я смешаю все это и…
– Чепуха, – решительно возразил мистер Тредуэлл. – Я сам позабочусь о лошадях. А вы останетесь здесь с пострадавшим молодым человеком.
– Это ее брат, – вставила миссис Тредуэлл.
– Отлично. Я рад, что вы оба здесь, у меня в доме, мисс…
– Уэст, – сказала Венеция, устремив на Рейвенскрофта строгий взгляд.
Рейвенскрофт растерянно заморгал.
– Но… – попытался он заговорить, однако Венеция перебила его:
– Ох, дорогой мой, представляю, как ты намучился! У тебя в голове, наверное, все перепуталось. Еще бы, ведь нас обоих вышвырнуло из кареты с такой силой! Миссис Тредуэлл, у вас есть чем полечить ему голову?
– Бедняжка! – Миссис Тредуэлл снова причмокнула языком. – Чай вот-вот будет готов. Я сейчас сделаю для вашего брата повязку, смоченную настоем ромашки, это прояснит ему мозги.
Она ласково улыбнулась Рейвенскрофту, потом взяла Венецию за руку, отвела в сторонку и зашептала:
– Я добавлю немного снотворного ему в чай. Как только он задремлет, мы обвяжем ему голову, и все пройдет.
Венеция молча кивнула, хоть и считала, что единственная беда с головой Рейвенскрофта заключается в том, что голова у него пустая.
Едва миссис Тредуэлл вышла из комнаты, как ее муж обернул поплотнее шею теплым шарфом.
– Пойду взгляну на лошадей. Ваш человек, полагаю, уже привел тех двух. – Помолчав, он посмотрел на Рейвенскрофта. – Вы сможете сами позаботиться о вашем брате?
Рейвенскрофт открыл глаза и с недоумением уставился на Венецию.
– Бра… – успел пробормотать он до того, как Венеция крепко стиснула его руку.
Тот громко охнул, а Венеция, опасаясь проницательного взгляда Тредуэлла, изобразила на лице улыбку и быстро заговорила:
– Ладно, перестань! Я понимаю, что у тебя все болит, но жаловаться вовсе ни к чему.
– Жаловаться? Но ведь…
Венеция пустила в ход ногти.
– Ай, как больно!
– Бедная твоя головушка! – Венеция встала прямо перед ним, но не ослабила хватку, готовая снова пустить в ход ногти. – Мистер Тредуэлл, позаботьтесь, пожалуйста, о лошадях. Уверена, они не станут жаловаться.
Хозяин гостиницы усмехнулся.
– Кликните Мэри, если вам что-нибудь понадобится, – посоветовал он и ушел, громко топая сапогами.
Как только дверь за хозяином гостиницы закрылась, Рейвенскрофт со злостью во взгляде уставился на Венецию:
– Вы им сказали, что мы с вами брат и сестра?
Венеция отпустила его руку.
– Да. В отличие от вас я не имею никакого желания вызвать скандал.
Рейвенскрофт потер руку и пожаловался:
– Вы меня исцарапали своими ногтями.
– Ваше счастье, что я сделала только это. Рейвенскрофт, я теперь знаю, что вы учинили. Это северная дорога, и мы направлялись вовсе не к дому моей бабушки.
Рейвенскрофт понурился и со вздохом произнес:
– Ох!
– Это все, что вы можете сказать? – Венеция уперлась сжатыми кулаками в бока, испепеляя своего незадачливого похитителя негодующим взглядом. – Знает ли мой отец о том, что вы затеяли?
– Да. То есть нет. Но я намекнул ему.
– Так это вы написали злосчастное письмо? И подписали его именем?
– Да. Но ведь вы написали ему записку и сообщили, что уезжаете со мной, так что он не будет волноваться, если вас беспокоит именно это.
– Он будет очень сильно волноваться, когда узнает, что я не у мамы.
– Но ведь он не сразу узнает об этом!
– Узнает! Мои родители переписываются ежедневно. Они каждый раз отправляют одного из слуг с очередным письмом. Уже завтра утром отец будет знать, что я не приехала к маме.
Рейвенскрофт покачал было головой, но тут же поморщился от боли и прижал ладонь ко лбу:
– Господи, как больно!
Венеция даже не пошевелилась.
Он бросил на нее опасливый взгляд сквозь раздвинутые пальцы, вздохнул и бессильно уронил руки.
– Неужели вам меня ни капельки не жаль?
– Нет! – отрезала она, хотя у Рейвенскрофта был до смешного несчастный вид.
Рейвенскрофт снова вздохнул.
– Позвольте мне объяснить вам положение вещей. Для всего этого у меня были серьезные причины. Вы не знаете, вы не можете понять, как я… о, проклятие! – Он сполз со стула, упал на колени, схватил руку Венеции и жадно поцеловал. – Мисс Оугилви… Венеция… я люблю вас!
Лицо у Венеции вспыхнуло, она высвободила руку и отступила от Рейвенскрофта на безопасное расстояние.
– Не смейте этого делать!
Рейвенскрофт остался на коленях и, широко раскинув руки, воззвал:
– Но я должен, потому что люблю вас! Я ради этого сбежал с вами!
– Если бы я знала, что это бегство, вам пришлось бы совершить его в одиночестве.
– Но вы были так любезны со мной!
– Я любезна со всеми. И вот что я скажу вам со всей доступной мне прямотой, Рейвенскрофт. Я не люблю вас и никогда, вы слышите, никогда не выйду за вас замуж.
Рейвенскрофт опустил распростертые руки.
– Вы должны выйти за меня замуж. Вы здесь со мной. Наедине. В гостинице. Вы скомпрометированы.
– Я не понимаю, с какой стати… – заговорила Венеция, но голос ее оборвался. Осознание случившегося словно обдало ее холодом. Если происшедшее станет известно в Лондоне, она и в самом деле будет безнадежно скомпрометирована. Какая несправедливость! Ей так нравилось лондонское высшее общество с его развлечениями и радостями! Теперь она может утратить все это безвозвратно.