Хайди Маклафлин - Навсегда моя

— Спасибо тебе за это, Джози.

Я улыбаюсь и киваю, не зная, что ответить.

— Завтра я должен уехать, но Ноа сказал, что у него в пятницу игра, а я не хочу ее пропустить.

Я включаю духовку и ставлю внутрь разогреваться ужин. Я показываю Лиаму рукой, чтобы тот сел за стол. Он выдвигает мне стул — то, чего Ник никогда не делал. Я сажусь и складываю руки перед собой.

— Ты, правда, не знал? — спрашиваю я.

Ненавижу спрашивать, но мне нужно знать. Лиам качает головой, его глаза неотрывно куда-то смотрят... куда угодно, только не на меня. Когда наши глаза встречаются, я вижу боль, он говорит правду.

— Я нашла твоего агента или кто он там и позвонила, — начинаю я, ненавидя то, что должна снова пережить этот момент своей жизни. Время, когда я чувствовала такое отчаяние, что мне нужно было связаться с ним, больше всего нуждалась в нем, а его не было рядом. — Я оставляла сообщение за сообщением, пока кто-то мне не перезвонил и не сказал, что по твоим словам ты меня не знаешь.

Лиам тянется к моей руке и притягивает ее к своему лбу.

— Я не знал. Я бы приехал домой и сделал все правильно.

— Ноа не знает. Ему известно, что Ник не его отец, но порой ему легче говорить людям, что это он. Лиам, я не хочу причинять ему боль и боюсь, что если позволю этому произойти, то завтра ты исчезнешь.

— Не исчезну. Знаю, что мое слово для тебя ничего не значит, но я сделаю все, что угодно, чтобы это доказать. Я хочу быть его отцом. Он должен быть нашим, ДжоДжо, а я все испортил.

Я не могу сдержать слез, когда он так говорит. Неудивительно, что он пишет песни, и миллион женщин влюбляется в его музыку.

— Мы можем сегодня ему рассказать, если хочешь...

— Я хочу, но...

— Нет, Лиам, никаких но. Я только что тебе сказала, что не хочу причинять ему боль.

— Дело не в этом. Я должен вернуться в Лос-Анджелес и собирался уезжать завтра, но он попросил меня прийти на его игру, поэтому я освободил свой график на неделю, чтобы остаться и посмотреть. Мне придется вернуться на работу, но если он узнает, я могу приезжать к нему раз в месяц. А дальше мы уже что-нибудь придумаем.

Я понимаю, что его образ жизни очень сильно будет влиять на то, каким отцом он будет. Я не знаю, вернется ли он сюда или нет.

— Знаю, — тихо отвечаю я. Мне хочется спросить: «А как же я?», — но у меня есть Ник, который был очень добр ко мне и Ноа. — Я позову Ноа, чтобы он начал меня ненавидеть.

Лиам тянется к моей руке, возвращая меня на место.

— Он не будет тебя ненавидеть, я не позволю.

Я киваю и отпускаю его руку. Я колеблюсь минуту, чтобы собраться с силами, а потом зову Ноа. Он с грохотом и улыбкой на лице спускается вниз. Улыбаясь, он очень похож на Лиама.

Когда мы входим в комнату, Лиам поднимает голову. Если бы я не знала его, то решила бы, что он плакал. Мы садимся, Ноа — между нами. Он смотрит на Лиама, потом на меня и улыбается.

— Нам нужно кое-что тебе сказать.

— Ладно, — говорит Ноа.

Тут я чувствую, как его нога под столом начинает раскачиваться. Потянувшись вниз, я опускаю на его колено ладонь, чтобы унять его волнение. Джози ерзает на стуле, ближе наклоняясь к своему сыну. Я делаю то же самое, хотя и не знаю зачем. Я гляжу на нее и вскидываю бровь. Мы не обсуждали, кто будет рассказывать. Мне кажется, что это должна сделать она. Потому что я не представляю, как говорю ему, что я его отец. Мне повезет, если получится как у Дарта Вейдера — за исключением проблем с дыханием.

Джози прочищает горло и улыбается Ноа.

— Помнишь, как ты спросил у меня, не был ли Лиам моим парнем?

Ноа кивает, его нога снова дергается. Тут я осознаю, что мне его не успокоить. Черт, даже я сам не спокоен. Просто у меня больше лет практики в стойкости.

— Так вот, в средней школе мы с Лиамом долгое время встречались, а потом он уехал в колледж, и у нас ничего не получилось, но... — Джози замолкает и откашливается. Знаю, что ей, должно быть, тяжело вспоминать о том, как все хорошо у нас было, пока я это не испортил. — Прости, милый, что не рассказала тебе раньше.

— Не рассказала что? — перебивает Ноа, его взгляд гаснет. Могу сказать, что ему не нравится видеть свою маму плачущей. Он кладет руку ей на плечо и потирает его.

— Малыш, Лиам — твой отец, — с рыданиями выдавливает Джози.

Моя нога ударяется о стол, когда я вскакиваю и бросаюсь к ней. Я падаю на колени и притягиваю ее в свои объятья. Ее слезы орошают мою шею, рыдания звучат приглушенно. Знаю, что мне не следует, но я должен. Я целую ее чуть ниже уха, в щеку.

— Все будет хорошо. Я не уеду. Обещаю, — с каждым поцелуем шепчу я.

Она поднимает лицо, глаза у нее мокрые, красные и опухшие. Я беру ее лицо в свои ладони и притягиваю ближе. А потом по-настоящему целую в губы. Я так долго скучал по этим губам. Когда она начинает отстраняться, мне хочется сопротивляться, но она не моя, а я не должен был ее целовать, только не так.

— Прости меня, — произношу я.

Она кивает и тыльной стороной ладони вытирает лицо. Не глядя на Ноа, я возвращаюсь на свое место. Он только что видел, как мужчина поцеловал его маму.

Мужчина, с которым она не помолвлена.

Но я все же осмеливаюсь посмотреть на Ноа, и тот улыбается. Не знаю, почему, но он выглядит как ребенок в магазине конфет.

— Прости, что не рассказала тебе, когда ты спрашивал, — говорит Джози. Ее пальцы зарываются в его волосах, что, очевидно, все-таки успокаивает его ногу.

Ноа пожимает плечами.

— Я и так знал.

С каменными лицами мы с Джози обмениваемся взглядами. Потом наши головы слегка поворачиваются, и мы смотрим на Ноа.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Помните тот день в музее? — Я киваю. — Так вот, я смотрел на вашу с Мейсоном фотографию, а учительница сказала, что я похож на вас, а потом я увидел вас в туалете. Когда я сказал, как зовут мою маму, вы выглядели очень забавно. Так что я просто догадался.

— Ты не хотел ни о чем рассказывать? — спрашиваю я.

— Я не знал, нравлюсь ли я вам и захотите ли вы быть моим папой.

Глядя на своего сына со слезами на глазах, я вижу себя в этом возрасте. Я протягиваю руку и накрываю ладонью его лицо.

— Черт возьми, да, я хочу быть твоим папой. Боже мой, Ноа, с того самого дня, как я увидел тебя, то умолял твою маму о встрече с тобой.

— Я был случайностью, как Джуниор Эпплтон?

— Нет, — отвечаю я, прежде чем Джози что-то скажет. У нее округляются глаза. — Мы с твоей мамой все время говорили о детях. Я собирался на ней жениться, купить ей красивый милый домик, и у нас была бы семья.

Ноа смотрит на Джози, которая согласно кивает. Когда он снова переводит на меня взгляд, его глаза похожи на кинжалы.

— И что случилось?

— Я уехал в колледж, и кое-что изменилось. Вместо того чтобы забрать с собой твою маму, я оставил всех, кого знал, и уехал в Калифорнию, чтобы попробовать что-то новое. Я не знал о тебе до того самого дня, когда встретился с тобой. Твоя мама, — я гляжу на Джози и улыбаюсь. — Она любит тебя, и она пыталась меня найти, так что не злись на нее, ладно?

— Ладно.

— Помнишь, я сказал, что мне нужно возвращаться на работу? На игру на этой неделе я останусь, а потом уеду. Но я вернусь, и ты можешь звонить мне в любое время, когда захочешь поговорить или что-то спросить о футболе.

— А можно я буду говорить всем, что ты мой папа?

В поисках одобрения я смотрю на Джози. Та пожимает плечами. Мне кажется, Бомонт расположен в достаточной глуши, чтобы папарацци не приставали к нему, но я не уверен. А еще я не хочу, чтобы ему приходилось меня скрывать.

— Можешь, но послушай, приятель. Есть люди, которым нравится меня фотографировать, и они думают, что могут подобраться ко мне через моих друзей. Если кто-то донимает тебя и начинает везде преследовать, ты просто звонишь мне, и я обо всем позабочусь, ладно?