Хайди Маклафлин - Навсегда моя

— Кстати говоря, я Сэм Морено, — она протягивает мне руку. Я не жму ее в ответ. У меня нет никакого желания быть с ней дружелюбной. Тогда она убирает руку. — В любом случае, я менеджер Лиама. И впредь вы будете иметь дело со мной, когда вопрос будет касаться вашего сына и Лиама. А еще, последняя страница документов, которые я вам дала, относится к тесту на отцовство.

— Что? — взвизгиваю я.

— Ну, вы же не считаете, что кто-то вроде Лиама Пейджа просто так отдаст деньги ребенку, который может быть и не его сыном, ведь так? Нет, я, конечно, уверена, что, по вашему мнению, он так и поступит, когда вы бросите ребенка на пороге его дома, как охочая до денег шлюшка. Может, вы и хотите не раз вытянуть из моего клиента деньги, но могу вас заверить, этого не случится.

— Вам лучше уйти.

Мне приходится прикусить язык, чтобы не разораться на нее. Знаю, она просто делает свою работу, для которой ее нанял Лиам, но мне хочется ножницами выколоть ей глаза и смотреть, как из них стекает кровь по ее самодовольному лицу.

Женщина улыбается, берет свою сумку и выходит за дверь.

Покупатели все еще не расходятся, но никто, похоже, не знает, что сейчас произошло. Я спокойно подхожу к ним и говорю, что у меня случился непредвиденный случай и мне нужно рано закрыть магазин. Я предлагаю им скидку на следующую покупку и обещаю открыться завтра. К счастью, они не слишком расстроены.

Дорога до дома Лиама проходит неприятно. Не знаю, когда начался снег, но небольшое снежное покрытие на дороге затрудняет движение. Въезжая на его подъездную дорожку, я делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться. Снаружи он украсил дом белыми лампочками. По моему предложению в каждом окне мерцают лампы-свечи. На входной двери висит зеленый венок с большим красным бантом.

Впервые я замечаю на декоративном Санте, сидящем на крыльце, свое имя. Надпись гласит: «Здесь живут Лиам, Джози и Ноа». Я провожу пальцами по именам, а потом стучу.

Дверь распахивается. Передо мной стоит Лиам. Он сбит с толку, брови нахмурены.

— Почему ты стучишь?

Надо было подготовить речь. Я не могу на него взглянуть. Мне лишь нужен мой сын.

— Я приехала забрать Ноа.

— Что значит приехала забрать? У нас же планы на вечер.

— Я... кое-что изменилось. Мне нужно сейчас же отвезти сына домой.

Лиам выходит на крыльцо. Закрывает за собой дверь. На каменном крыльце он стоит босиком, в футболке и джинсах. Наверно, ему холодно.

— Что происходит? — спрашивает он.

Я отхожу назад, сохраняя между нами дистанцию, но он лишь подходит ближе. Я встряхиваю головой и не могу на него взглянуть. И не буду.

— ДжоДжо, — говорит он, потянувшись ко мне. Я отталкиваю его руку.

— Не называй меня так.

— Что происходит, черт возьми? — Его глаза сверкают гневом.

— Ничего, — резко отвечаю я. — Мне нужен мой сын, и я хочу домой.

— Наш сын, — шипит он.

Я смеюсь над тем, что он сказал «наш».

— А ты в этом уверен, Лиам Пейдж?

Он бросает на меня взгляд, полный замешательства и страданий. Я вижу в его глазах боль, когда зову его сценическим именем.

— Какого хрена ты говоришь такие вещи, Джози?

Я больше так не могу. Больше не могу стоять здесь, пока он строит из себя дурака. Я достаю из сумки конверт.

— Это, — сквозь слезы бормочу я, припечатывая листок к его груди. — Ты сделал это, хотя и обещал мне не делать. Я поверила тебе... снова, а ты разбил мне сердце.

Лиам вырывает у меня из руки конверт и открывает его. Читает первую страницу, за ней все остальные. Его лицо бледнеет. А когда он снова смотрит на меня, я вижу в его глазах страх.

С момента моего переезда Джози только раз постучалась, поэтому, открыв дверь и увидев ее на пороге, я сразу понял, что что-то случилось. Я вижу, что она расстроена. Вся ее поза говорит о вызове. Она очень зла, а я не знаю, что натворил, хотя понимаю, что причина ее злости — я.

Выйти на крыльцо — наверно, самый мой дурацкий поступок за всю неделю. На улице холодно, идет снег, а на мне даже нет носков или ботинок. Мне вообще плевать, что на мне нет куртки. Я стараюсь говорить с ней серьезно, хотя единственное, чего мне хочется, — это скрыться в тепле своего дома.

Нет большего разочарования, чем женщина, не говорящая тебе, что случилось, когда ты спрашиваешь ее об этом. Мне хочется схватить ее и вытрясти из нее ответ. Она, сгорбившись, стоит передо мной, отказываясь посмотреть на меня, показать свои прекрасные глаза, которые я могу прочитать как открытую книгу.

Я вскрываю конверт, прижатый к моей груди. Глазами пробегаю по словам: «опека», «право на посещение», «алименты» и «проживающий в Калифорнии». Но меня добивает последняя страница — в ней содержится моя просьба провести тест на отцовство, чтобы определить, является ли Ноа Майкл Престон моим сыном.

Джози обхватывает руками живот, будто ее несколько раз ударили. Она даже не пытается вытереть слезы, стекающие по ее красивому лицу, которое теперь искажено из-за обмана с моим якобы участием. Неудивительно, что она хочет забрать Ноа. Я говорил ей, что никогда его не заберу, а эти бумаги говорят об обратном.

Но я не этого хочу. Я хочу, чтобы мы стали семьей. Я и не думал так поступать, когда узнал о Ноа. За все время эта мысль даже ни разу не приходила мне в голову.

— Где ты это взяла? — требую я. Я хватаю бумаги и, комкая в руке, трясу ими. Она закатывает глаза и отворачивается от меня, чем злит меня еще сильнее.

— Я просто хочу забрать Ноа и уехать домой.

— Ответь мне.

Она мотает головой.

— Отдай мне моего сына! — кричит она, тотчас же закрывая лицо руками.

Я не могу, нет. Я не отдам Ноа, пока не получу от нее ответы на свои вопросы. Я хватаю ее за руку и тащу в дом. Она сопротивляется, борется, пока я веду ее через кухню и вниз по лестнице в свою студию. Комната звуконепроницаемая, так что мы можем орать и кричать друг на друга, а Ноа нас не услышит.

Я вталкиваю ее в комнату и, захлопнув за нами дверь, запираю ее.

— Кто дал тебе эти чертовы бумаги, Джозефина?

Ненавижу называть ее полное имя, но так я добьюсь ее внимания. Она решительно вскидывает голову.

— Знаешь, я думала мы решим вопрос с совместным воспитанием, но, видимо, я ошиблась. Я не хочу твоих денег, Лиам. Мне они не нужны. Мы с Ноа как-то справлялись все это время сами, так что тебе не нужно беспокоиться о том, что я высосу из тебя все соки.

— Джози...

— Нет, дай мне закончить.

Она вскидывает руку, отходя от меня как можно дальше.

— Нет! — ору я на нее. — Не дам. Скажи мне, кто дал тебе эти гребаные бумаги. На них нет почтового штемпеля, так что их точно передали лично. Я сейчас действительно взорвусь, так что скажи уже!

— Какое это имеет значение?

— А такое, что это полная хрень! — кричу я. — Я этого не делал. И не хочу. Я не хочу забирать у тебя Ноа или увозить его из Бомонта.

Я приближаюсь к ней и прижимаю ее к стене. Мое тело льнет к ней, ладонь нежно накрывает ее лицо. Больше всего на свете мне хочется ее поцеловать. Сорвать с ее тела все эти толстые зимние вещи и ощутить прикосновение ее кожи.

— Джози, я люблю нашего сына. Очень сильно люблю. Я бы никогда не причинил ему боль, а, забрав его у тебя, именно это бы и сделал.

Я пытаюсь успокоиться. Мне известно, кто стоит за этим, и это становится последней каплей.

— Ее зовут Сэм, — произносит она так тихо, что я почти ее не слышу. Но слетевшее с ее губ имя Сэм — все, что мне нужно было знать.

— Послушай меня, — говорю я, поднимая ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. — Я купил этот дом с расчетом на тебя. И я там, где должна быть моя семья — ты и Ноа. Я хочу быть с тобой. Сэм — мой менеджер, и она явно перешла черту. Не знаю, как она узнала про Ноа, но я это выясню. Меньше всего мне хочется сделать больно тебе. Я люблю тебя, ДжоДжо.