Шелли Такер - Навсегда с ним

Провинция Артуа, Франция, 1299 год

С неба, покрытого свинцовыми тучами, не дававшими упасть на землю робким лучам восходящего солнца, низвергались потоки воды и превращали истоптанное тысячами подошв и подков поле битвы в скользкое, непроходимое месиво. Гастон де Варенн, без оружия и охраны, медленно двигался мимо двух подготовившихся к битве армий. Низкие клубящиеся облака соответствовали тому мраку, в котором находилась его душа. Каждый шаг давался с трудом из-за открывшейся раны в боку и предчувствия, что воспоминания о приближающемся событии будут преследовать его всю жизнь.

Он уже почти достиг цели, но остановился, не в силах заставить себя идти дальше, и посмотрел на наспех возведенный шатер и на укрепленный над ним поникший бело-голубой флаг. Осенний воздух казался еще более холодным из-за непрекращающегося ливня. Струи воды, стекавшие со шлема, пропитали плащ и проникли под кольчугу. Холод терзал не столько его тело, сколько душу. Если бы только дождь мог очистить воздух от тяжелых запахов дыма и крови!

Прищурив глаза, он смотрел на ряды бойцов: справа было его войско, слева — неприятель. Яркие полотнища шатра составляли резкий контраст с темными, закопченными дымом костров лицами воинов. Нависшую тишину нарушали только капли дождя, барабанившего по сложенным у их ног мечам, щитам и боевым топорам.

Оглядывая свои порядки — верных рыцарей, служивших его роду уже много лет, людей, доблестно сражавшихся с ним плечом к плечу два последних месяца, — Гастон ясно читал на их лицах: они без колебания ринутся в бой по одному его слову, пусть даже враг превосходит их в численности, пусть он более сыт и лучше вооружен.

Одно лишь слово — и они будут биться, пока не погибнет последний. Они поклялись бороться с несправедливостью, с негодяем, который предательски захватил земли и людей семейства Вареннов.

Гастона одолевали противоречивые чувства. Сердце воина звало его быть с ними, наполняло жилы огнем, укрепляло жажду борьбы и мести. Недаром его плащ украшала эмблема: черный лев, вышитый на серебряном поле, — и как никогда прежде он ощущал себя львом. Крадущимся в ночи жестоким хищником.

Но он был предводителем и понимал, насколько глупо продолжать сражение, когда зима на пороге, а твоя армия измотана. Он не имел права бесполезно жертвовать жизнями тех, кто доверился ему.

Не осмелился он и пренебречь волей человека, пригласившего его к себе. Единственного во всем мире человека, способного прекратить бойню.

Сжав зубы, он повернулся, откинул полог шатра и вошел в тускло освещенное пространство, готовясь заключить вынужденный мир.

Мгновением позже его глаза уже привыкли к дрожащему пламени светильников. Он снял шлем и выпрямился, касаясь черноволосой головой крыши шатра. В центре небольшого помещения стояли грубо сколоченный стол и два стула. Это был круглый стол — символ рыцарской чести. За такими столами велись важные переговоры, скреплялись печатью клятвы в верности. Не часто доводилось ему сиживать за подобными столами, и вот ныне он здесь, а по другую сторону стоит герцог Ален де ла Турель.

В лице соперника Гастон увидел как в зеркале собственную удесятеренную ненависть.

О Боже, сколько недель он мечтает поразить своим мечом этого труса! В каждой схватке он как бешеный бросается в самую гущу боя, едва завидит бледное лицо с ярко-голубыми газами, обрамленное копной густых рыжих волос. До сих пор ему не удавалось сойтись с соперником лицом к лицу.

Он почувствовал, как напряглись все его мышцы, а рука непроизвольно стала искать рукоятку меча. От этого усилия вновь дала себя знать рана в боку, но, охваченный яростью, Гастон не замечал резкой пульсирующей боли.

Не отрывая глаз от лица врага, он сделал шаг навстречу, не замечая приготовленного для него стула, и со звоном опустил шлем на стол.

— Варенн, — обратился к нему Турель, улыбаясь одними губами. Он стоял, наклонившись вперед и упираясь руками в толстую дубовую крышку стола. — Пока не пришел хозяин, может быть, мы договоримся без его вмешательства? Мои права на замок и земли…

— Ничего не стоят, — перебил его Гастон, снимая с руки железную перчатку и бросая ее на стол рядом со шлемом. — Ты вероломно захватил эти земли, и, значит, ты — вор и убийца.

— Очень странно слышать от тебя, Черное Сердце, обвинения в вероломстве, — заметил Турель с презрительной улыбкой.

Гастон пропустил насмешку мимо ушей.

— Поэтому ты пошел на подлый обман и предательство? — скривив губы, продолжал он. — Ты предполагал, что истинный наследник не встанет на защиту своих интересов?

— Мне до сих пор непонятно, откуда у тебя взялись силы бросить игру и девок и отправиться на войну, — бросил в ответ Турель. — Но мы зря теряем время. Мои права по материнской линии неоспоримы и имеют более древние корни. Что же касается поединка…

— Поединка?! — вскричал Гастон. — Это была засада. Именно ты ее подстроил. Ты прислал моим отцу и брату приглашение на турнир, и они поверили тебе, не представляя, что дворянин, принимавший их, преломивший с ними хлеб, рассуждавший о чести и дружбе, окажется обыкновенным мошенником!

— Они знали, что рискуют, соглашаясь на поединок, — возразил Турель. — Все знали. Конечно, правила могли нарушаться — ведь с каждой стороны участвовало по сотне людей и поединки непрерывно шли три дня с утра до вечера. Но это была честная битва.

— Отец и брат не пали бы в честной битве. Ты надеялся выбить всех мужчин рода Вареннов. — Глаза Гастона от гнева стали узкими щелками. — Сколько времени ты к этому готовился, Турель? Годы?

Турель выпрямился, его лицо выражало оскорбленную невинность.

— Если бы в мои намерения входило убить вас всех, ты бы не стоял сейчас передо мной.

— Представляю твое разочарование, когда меня не оказалось на турнире.

— И где же ты был, Черное Сердце? Почему не приехал с ними? Почему нарушил свое слово?

Уколы Туреля достигли своей цели: Гастона охватило горькое чувство вины за смерть родственников.

— Я дал клятву и сдержу ее, — недобро улыбаясь, сказал он. — Души отца и брата взывают к справедливости. Вдова брата взывает к справедливости. Крестьяне, чьи дома и поля оказались разграбленными и сожженными, взывают к ней же. — Гастон чуть отодвинулся от стола. — Так вот, я поклялся, что верну все земли, которые ты отнял, и заставлю тебя заплатить за кровь, которой ты обагрил свои руки.

Турель схватился за ножны, но те были пусты. Изрыгая ругательства, он перепрыгнул через стол и готов был броситься на противника; тот мгновенно принял боевую стойку. Но не успели они нанести первые удары, как раздался громовой голос:

— Остановитесь!

Соперники замерли, обернулись и поняли, что помешал им сам хозяин шатра. Выражение его лица совершенно не соответствовало прозвищу, данному ему: король Филипп Красивый.

Гастон медленно опустился на одно колено и поклонился:

— Сир…

Турель сделал то же самое.

— Поднимись, Гастон! — приказал король громким, дрожавшим от гнева голосом. Казалось, он перекрыл раскаты грома. — Поднимись, герцог Ален!

Гастон выпрямился. Его не испугали грозный взгляд и мощный голос короля: он не испытывал угрызений совести и не жалел, что участвовал в войне.

— Садитесь оба! — велел король, сбрасывая отороченную мехом мантию и осыпая все вокруг дождевыми каплями.

Гастон и Турель молча, хотя и с неохотой, выполнили приказание.

Король подошел и остановился у стола на одинаковом расстоянии от обоих, переводя взгляд с одного на другого.

— Я каждому из вас направил послания, но вы не соизволили на них ответить, — начал он тихим голосом, но его показное спокойствие никого не обмануло. — Две недели назад я еще раз потребовал от вас прекратить междоусобицу, но и этот мой призыв вы не услышали. Неужели вы думаете, что ваши прошлые заслуги позволяют вам пренебрегать мнением вашего короля? — Он с такой силой ударил кулаком по столу, что, не будь он сделан из крепчайшего дуба, от него остались бы одни щепки.

— Сир, — попытался возразить Турель, — мои права…

— Молчать! — оборвал его король. — Не желаю больше слушать ни о правах, ни о вероломстве, ни о турнирах, закончившихся не так, как ожидалось. Я уже принял решение по вашему делу. У него будет только один исход — мир.

— Мой повелитель, какой мир может быть с человеком, не знающим законов чести?.. — не согласился Гастон.