— Ваш отец летает?! — Гастон расхохотался так громко, что едва не поперхнулся вином. — Миледи, ваш отец умер несколько лет назад, не имея за душой даже жалкого су. И я никогда не слышал, чтобы у него были крылья.
Селина закусила губу. Следует быть осторожнее и не давать волю своей гордости: если ей не удастся сохранить полное самообладание и держать язык за зубами, то не успеет она оглянуться, как окажется в ближайшем приюте для душевнобольных. Она постарается перевоплотиться, постарается стать настоящей Кристианой — скромной, невинной девушкой, проведшей всю жизнь за стенами монастыря.
— Я не… Я хотела сказать…
— Если вы унаследовали его дар летать, — сухо сказал Гастон, откидываясь в кресле, — то я мечтал бы, чтобы вы улетели из моей жизни навсегда.
Селина почувствовала себя неловко под пристальными взглядами гостей, которые ловили каждое слово их разговора.
— Поверьте, месье, я тоже этого желаю. Я ничего не хочу так, как вернуться домой. К сожалению, мы оказались привязаны друг к другу.
Гастон наклонился вперед, поставил на стол кубок и удивленно посмотрел на нее блестящими глазами:
— Если вы говорите серьезно, то нам нет нужды оставаться «привязанными» один к другому. Вам достаточно предстать перед королем и разоблачить истинные планы Туреля. Менее чем через месяц вы уже будете дома.
— Мне нечего сказать королю, — вздохнула Селина. — И совсем не по той причине, о которой вы думаете. Поверьте, если бы у меня была хоть малейшая возможность, я, не медля ни секунды, освободила бы вас от себя. И это правда. Я не участвую ни в каких заговорах против вас.
— Нет? Возможно, я был к вам несправедлив, миледи. Вы оказались замешаны в нем против вашего желания?
Селина посмотрела ему прямо в лицо, которое сейчас находилось всего в нескольких дюймах. Его взгляд смягчился и был полон надежды. Она невольно затрепетала, хотя прекрасно знала, как мало можно доверять этому человеку.
— В некотором роде — да.
— Тогда, если вам не хочется здесь оставаться, — улыбнулся он, — не поможете ли мне получить развод?
Селина уже открыла рот, чтобы ответить согласием, но вовремя спохватилась. Ведь он выкинет ее отсюда, и она останется одна-одинешенька в этом совершенно неведомом мире. Пока ее единственной защитой был Гастон.
— Я не… Я не уверена, что должна…
— Ну же, красавица! — уговаривал он. — Пусть ваша верность Турелю не останавливает вас. Он ее недостоин. Неужели вы так быстро забыли, чему вас учили в монастыре? Искушение мешает различить истинное добро, но вы знаете верный выбор: вы должны сказать правду королю.
Сердце Селины билось неровно. Ее разозлило, когда он употребил слово «искушение», — в устах человека, который выглядел более опасным, чем сам дьявол, оно звучало насмешкой.
— Я… я не могу…
Он придвинулся еще ближе, его голос звучал завораживающе, как прошлой ночью в его спальне.
— Турель угрожал вам? Если вы боитесь его, я защищу вас, Кристиана. Я сам провожу вас в монастырь и прослежу, чтобы вы находились под надежной защитой. Когда наш брак будет расторгнут, вы можете вернуться к своим монашеским обетам и принять сан. Разве вы не этого желаете?
Селина отвела глаза, не в силах выносить его настойчивый взгляд.
— Вы не понимаете.
— Да, cherie, не понимаю. Не понимаю, почему вы упорствуете, когда нескольких ваших слов достаточно, чтобы всему положить конец. — Он протянул руку и, нежно взяв ее за подбородок, повернул к себе. — Предстаньте вместе со мной перед королем и признайтесь ему, что задумал Турель. Это поможет нам обоим. Ваш король простит вас за участие в заговоре. И я прощу. Вы будете в полной безопасности.
Безопасность! Селина едва могла дышать, чувствуя тепло его прикосновения и поражаясь ощущению, которое вызывал его грубый палец на ее нежной коже, избалованной годами воздействием самых дорогих косметических средств. Его неподвижные зрачки приковывали к себе, и Селина чувствовала, как проваливается все глубже и глубже в горячую темную бездну. Там ждут опасность и гибель, но нет сил противиться соблазну.
— Гастон, — прошептала она, — пожалуйста, не просите меня…
— Он обещал вам награду за участие? — спросил он, наклоняясь над ней так, что она ощутила на губах тепло его дыхания. — Драгоценности? Богатство? Вас это привлекает больше, чем жизнь в монастыре? Я дам вам вдвое против обещанного им. Сделайте то, что является правильным, и вы ни в чем не будете нуждаться.
Гастон говорил страстно, убедительно. Как бы она хотела выполнить его просьбу! Селина в отчаянии стиснула кулаки и прижала к вытертому бархату платья. Невозможно! Она не знает, что на уме у Туреля. Ей нечего рассказать королю. Она в глаза не видела этого своего «господина». Даже если она что-нибудь придумает, это вряд ли покажется правдоподобным.
Есть и еще причина для отказа. Если их брак с Гастоном будет расторгнут, ее тут же выгонят из замка. Она не сможет быть у окна в его спальне, которое, похоже, остается ее последним шансом вернуться в свое время.
Я не могу! — заплакала она, вырываясь из его рук. — Я не в силах сказать почему, но мне не в чем признаваться королю. И я не согласна на развод!
Черты лица Гастона мгновенно отвердели, и он резко выпрямился в кресле.
— Ваша преданность Турелю, миледи, будет означать вашу гибель.
Селина не знала, от чего сильнее расстроилась — то ли от несущего явную угрозу слова «гибель», то ли от быстроты, с которой тепло в его голосе, взгляде, словах сменилось холодным ожесточением.
— Вы же совсем не думаете обо мне! — горячо посетовала она, поняв, что напрасно поддалась его обаянию. — Моя судьба вам совершенно безразлична.
— Вы оскорбляете меня, cherie, — скептически улыбнулся он. — Я хочу сделать то, что принесет пользу нам обоим.
— Это только на словах, а на деле вы думаете только о своей пользе. Какой же вы после этого рыцарь? Как быть с вашей честью? С вашим благородством?
— Как быть? — переспросил он. — Да никак. Я обещал вам, миледи, что, отказавшись помочь мне, вы узнаете, почему я получил прозвище Черное Сердце. Ну так слушайте. — Он помрачнел. — Я был добрым христианином, одним из тех, кто убил более двухсот сарацин в Яффе в тысяча двести девяностом году. Я вернулся домой и стал наемником, только чтобы не бросать жизни воина, состоящей из грабежей и насилия. С помощью коварства я выиграл на турнире замок, в котором вы сейчас находитесь. Я часто приходил к выводу, что честь и благородство только мешают человеку, запомните это. Прошу: проявите мудрость, передумайте. Чем скорее, тем лучше. Скажите королю. И можете убираться на все четыре стороны!
Селина от изумления потеряла дар речи. Она была потрясена его жестоким прошлым, но не меньше — горьким тоном. Это не был добрый, благородный и храбрый рыцарь ее детских грез. Встреча с сэром Гастоном разочаровала ее.
Он продолжал смотреть на нее, в свою очередь, удивляясь, почему она сопротивляется. Ей недостаточно его угроз, чтобы безропотно подчиниться и выполнить все, чего он от нее требует?
— Вам не удастся преуспеть в ваших хитроумных планах! — раздраженно произнес Гастон. — Вы всю жизнь будете жалеть о зле, которое причините мне и моим людям.
— У меня нет никаких планов, и я не собираюсь никому причинять зло, — в отчаянии заявила Селина. — Я мечтаю лишь вернуться домой!
— Неужели? Давайте же выпьем за это. — Он внезапно встал, резким движением оттолкнув массивное кресло. Негромкий разговор в зале моментально стих. — Мои друзья и верные вассалы! — начал он, поднимая серебряный кубок. — Предлагаю выпить за мою супругу. — Гастон повернулся к Селине и буквально прожег ее взглядом. — За ее краткое пребывание здесь и за скорейший отъезд!
Он осушил кубок и с такой силой опустил его на стол, что стол задрожал и на его поверхности остался след от металлического донышка.
Над залом повисла неловкая тишина.
— Этой женщине нельзя доверять, — продолжал он, не снимая ладони с кубка. — Ни на мгновение не спускать с нее глаз! Этьен!
Из-за соседнего стола вышел белокурый высокий юноша, которого Селина запомнила еще с ночи.
— Да, милорд?
— Поручаю тебе присматривать за моей женой. Что бы она ни замышляла, мы не должны позволить ей добиться успеха.
— Слушаюсь, милорд!
— И пока она здесь — насколько бы благословенно кратким ни было ее пребывание, — от нее должна быть польза. Пусть поработает служанкой.