— А вы… не пробовали вернуться? — спросила Селина.

— Я думал об этом с самого начала. Но, переговорив с вашим мужем, вашей подругой Бринной, я понял, что причиной моих неудач оказался медицинский журнал, с которым я заснул. Он оказался со мной, а, как я уже говорил, мне первое время не хватало осмотрительности. Мне казалось, я легко совершу переворот в средневековой медицине. Я показал журнал членам гильдии лекарей, пытался убедить их, что я из будущего. Но они не поверили и конфисковали журнал. Больше я его не видел. — Он пожал плечами. — Получается, мне суждено остаться здесь навсегда.

— А есть ли еще люди? — еле слышно проговорила Селина. — Такие, как мы?

— Их много, если верить колдунье. Но вы первая, с кем я познакомился. Разумеется, многие смогли вернуться. Другие — те, кто оказался сообразительным и смог выжить, — поняли, что им лучше скрывать свое происхождение. У нас же нет какого-то особого секретного знака, пароля или чего-либо подобного…

— Но если кто-то снова оказался в двадцатом веке, почему мы никогда прежде не слышали о… путешествиях во времени?

— Может быть, и слышали, — пожал плечами Рэмзи, — но не поверили. Разве кто-нибудь в нашем веке циников и скептиков отнесся бы серьезно к человеку, заявившему, что он попал в прошлое и вернулся обратно? В лучшем случае это стало бы байкой где-нибудь в желтой прессе. — Он наклонился и уперся локтями в колени. — Зато вспомните о происходящих каждый год исчезновениях людей. А сюжеты из телевизионного цикла «Неразгаданные тайны»? О людях, пропавших в Бермудском треугольнике. Возможно, не все они стали жертвами преступлений или несчастных случаев. Видимо, многие провалились в прошлое. Как мы.

Селину уже утомил разговор, и в ответ она только кивнула.

— Вам следует поспать, мэм, — сказал Рэмзи, заметив ее состояние. Он и его помощники встали. — Мы останемся здесь на несколько дней и присмотрим за вами. Как только будет можно, проведем небольшой курс физиотерапии, укрепим мышцы спины. Но в любом случае мой прогноз весьма благоприятен — вы полностью выздоровеете.

— Я в долгу перед вами, Рэмзи. — Гастон встал и взял врача за локоть. — Не смогу расплатиться даже всем богатством мира. Если вам что-нибудь понадобится, только попросите, и я достану для вас все хоть из-под земли.

— Сейчас мне пока ничего в голову не приходит, — ответил Рэмзи после минутного раздумья. — Но буду иметь в виду. Доброе знакомство с герцогом никогда не повредит. А пока… — Он улыбнулся. — Выражение вашего лица, милорд, когда вы смотрите на жену, будет для меня вполне достаточной платой.

— Если вам понадобится помощь…

— Я тут же постучусь в вашу дверь.

Одрик и Тиболт, попрощавшись, вышли, а Рэмзи задержался ненадолго у двери.

— Чуть не забыл. — Он вытащил из кармана камзола какой-то предмет, вернулся и передал его Селине. — Не потеряйте. Вдруг когда-нибудь пригодится.

Она с удивлением взглянула на подарок врача: закрытый пробкой маленький флакон из прозрачного стекла, внутри которого… темный кусочек металла. Не больше спичечной головки.

— Это… осколок пули? — с трудом выдавила Селина, не в силах поверить, что такая мелочь принесла ей столько боли и так изменила ее жизнь.

— Совершенно верно. И если Бринна права, то он пригодится вам, когда вы соберетесь домой во время следующего затмения… — Он с неловкостью посмотрел на Гастона. — Ну, не знаю…

— Благодарю вас за все, что вы сделали. — Гастон проводил врача.

Когда дверь закрылась и они остались одни, Гастон постоял несколько секунд и, подойдя к кровати, опустился на стул.

— Следующее затмение? — тихо спросила она.

— Да, — также еле слышно ответил он. — Руссетт, ты пропустила затмение. Оно произошло два дня назад, пока ты была без сознания.

Селина будто не слышала его слов. Странно, затмение, с которым они так долго связывали все свои надежды, к которому так долго готовились, прошло, а она… радуется…

— Все в порядке, — успокоила она Гастона.

— Пока еще нет. — Он не спускал глаз с флакона. — Бринна сказала, что летом будет еще одна черная луна. Руссетт… — Он проглотил комок в горле. — Как-то я просил тебя, чтобы ты вернулась ко мне. Но совсем другое дело, если я попрошу тебя навсегда остаться со мной. Ведь ты никогда больше не увидишь родных, не увидишь дома.

Селина устремила на него взгляд, полный любви и обожания:

— Я здесь дома.

— Ты устала. — Гастон отвернулся. — И все еще одурманена зельем, которым напоил тебя Рэмзи. Я не прошу сейчас о каком-либо решении. Ты не представляешь себе, чего лишишься. Все эти чудесные…

— Я здесь дома, — твердо повторила она, вспоминая, как однажды говорила ему, что любовь — это единственное, с помощью чего можно строить будущее. Не земли, не власть, не богатство.

Не электричество, не автомобили, не центральное отопление.

Любовь.

Селина взяла его руку, и их пальцы переплелись.

— Мой дом здесь, с тобой. Сейчас… завтра… Всегда.

Гастон улыбнулся и сразу показался ей невероятно привлекательным. Он отодвинул флакон в сторону и, наклонившись, нежно поцеловал жену.

Эпилог

Селина решила оставить себе бейсболку. Она надела ее забрав под шапочку длинные густые локоны. Сквозь окно верхней гостевой комнаты лился лунный свет; от него, несмотря на теплый июльский вечер, в помещении казалось прохладно. Бейсболка ей нравилась, да и летняя пора всегда напоминала о любимой игре.

Другие вещи не вызывали у нее таких сентиментальных чувств. Селина без сожаления, с легким сердцем в последний раз перебирала их. До затмения оставались считанные минуты.

— Вот мой бумажник, в нем водительское удостоверение, кредитные карточки — мама никогда не разрешала мне выходить в город без них. Это пара тысяч франков наличными, и ты их можешь потратить, если возникнет необходимость. А это письмо к моим родным, в нем я все объяснила. Я уверена: они горюют. Поэтому я пишу, что со мной все в порядке.

Она положила к остальным вещам свернутый в трубку пергамент, запечатанный личной печатью Гастона с изображением льва — его герба.

— Они узнают мой почерк, — продолжала она. — Но если у них возникнут сомнения, пусть отдадут на графологическую экспертизу и сравнят с образцами, оставшимися у них. Знакомства моей сестры в университете позволят сделать анализ пергамента и чернил на радиоактивный углерод и установить дату, когда оно написано. Вот путеводитель. Ты вряд ли сможешь извлечь что-либо полезное из текста, но обрати внимание на карты — по ним легко найти дорогу, если паче чаяния заблудишься. Но уверена: ты не заблудишься.

— Я все сделаю как надо, миледи, — сказала Бринна с улыбкой, аккуратно складывая вещи в вышитую сумочку.

— Мы с доктором Рэмзи выяснили, что местоположения окон и временные интервалы скорее всего совпадают, — добавила Селина. — Он явился сюда из тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а я — из тысяча девятьсот девяносто третьего. Он попал в тысяча двести девяносто шестой год, а я — в одна тысяча трехсотый. В обоих случаях разница четыре года. Значит, ты должна оказаться в замке Лафонтен примерно через семь месяцев после моего исчезновения.

Она почувствовала, что кто-то дергает ее за подол юбки, и посмотрела вниз.

— Леди Селина, — спросила Фиара, широко раскрыв свои васильковые глаза. — А это не больно?

— Совсем не больно, Фиара. — Селина присела, обняла девочку и поправила ей косичку. — Это похоже на сон. Ты мгновенно засыпаешь, а просыпаешься совсем в другом месте. Незнакомом и удивительном. Ты почувствуешь необычные ощущения, но это совсем не больно.

— И я стану настоящей лунной леди, как вы?

— Да, малышка.

Фиара посветлела и, взглянув на мать, взяла ее за руку:

— Пора, мамочка?

— Уже скоро, — сообщил Гастон от окна. — Затмение началось.

Селина отдала Бринне последний предмет — ролик фотопленки. Первые кадры были сделаны еще на праздновании Рождества в 1993 году. Остальное нащелкали уже сейчас: в замке и его окрестностях и на настоящей средневековой свадебной церемонии Гастона и Селины.

Она была очень скромной и прошла в часовне замка весной, когда Селина поправилась. Они с Гастоном повторили свои обеты; шафером был Ройс, а подружкой невесты — Бринна.

— Отдай это Джекки вместе с письмом. — Селина улыбалась, вкладывая ролик в руку Бринны. — Она отдаст пленку проявить. Там, в будущем, говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Если твои слова не убедят мою семью, что в средневековье я цела и невредима, да еще и без памяти влюблена, то карточки станут неопровержимым доказательством.