Юлия Восканян - Не играй со мной (СИ)

— Николас, перестань. Ты же знаешь, чем это закончится, — она смотрит на меня так, будто всю жизнь училась противоречить другим.

— Если я тебя приглашаю на шампанское, то это не равняется горячему сексу в моей постели, — от моих слов у Стеллы открывается рот, но она не говорит и слова. — В чём проблема, Стелла? Я хочу провести с тобой вечер, и мне бы хотелось сделать это у себя дома — в более непринуждённой обстановке, ведь в ресторане или баре уже не то.

— Конечно, там нет кровати, — подкалывает она меня, иначе не скажешь.

— Обещаю, что и на шаг не подпущу тебя к спальне, — восклицаю я. И я на самом деле намерен сдержать своё обещание, чего бы мне это не стоило. — Хотя знаешь для некоторых людей спальня и кровать необязательные составляющие хорошего секса, — заверяю я её тоном знатока.

— Угу, — мычит она. — Тебе ли не знать.

— Ну, спасибо на добром слове, — отвечаю я, уличённый в своих похождениях. — Подумай, тебя же это ни к чему не обязывает. Просто поболтаем, выпьем и по домам.

— Не знаю, — обдумывает она моё предложение, потому что её лицо выдает наличие у неё сомнений.

— Решайся, угрюмая, — поддеваю я её, высмеивая чересчур напористый нрав.

— Как ты меня назвал? — тыкает она в меня пальцем.

— Соглашайся, другого шанса не будет — больше не приглашу, — так-так, перехожу на шантаж. — Ну?

— Чёрт с тобой, согласна, — говорит она, качая головой, словно сама не веря своим словам. — Зачем мне все это?

Я не отвечаю на её вопрос, а просто беру за руку и веду её к такси. Я чётко знаю, что после выпитого не должен садиться за руль. Я привык следовать правилам везде и во всём.

Внутренне я весь ликую, потому что когда Стелла согласилась поехать со мной, я одержал свою вторую маленькую победу.

Глава 19. Решись

Стелла

Признаться честно, мне было до жути интересно попасть в холостяцкую берлогу Николаса и посмотреть, как он живёт. Мне почему-то казалось, что побывав в его квартире, я смогу узнать, какой он человек. Хотя бы немного. Я, конечно же, не собиралась лезть в его жизнь и вносить какие-то коррективы по той простой причине, что мы решили не пересекать черту личного. Хотя это, наверное, очень глупо, потому что наши отношения, так или иначе, носят личный характер и переступить черту, за которой находится сокровенное каждого из нас, чем мы не хотим делиться, очень просто. Ох, не знаю, сможем ли мы оба сдержать это обещание, потому что эта грань очень тонка, и мы ступили с Николасом на тонкое лезвие ножа.

— Пока осматривайся, а я принесу шампанское и бокалы, — говорит Николас, оставляя меня одну в просторной гостиной. Я ничего не успеваю ответить, а только смотрю ему вслед, когда он выходит из комнаты. У меня закрадывается мысль, как много женщин уже побывало в его квартире за так называемым бокалом шампанского, но я отгоняю эти рассуждения, понимая, что он не монах и до меня у него была личная жизнь и отношения. Я не вправе его ревновать к прошлому, тем более, попрекать им. Такого права у меня нет и не будет, а даже если было бы, то это выглядело крайне странно — словно ревновать к стене в квартире, в которой он жил до встречи со мной.

Его квартира поражает меня в хорошем смысле — в обстановке нет и намека на беспорядок. Она не стерильная, но в то же время убранная, и в ней царит запах свежести. Хотя каждая деталь интерьера говорит о том, что здесь живёт одинокий мужчина, тем не менее, находиться здесь приятно и уютно.

В дальнем конце гостиной, у красно-коричневой кирпичной стены, я нахожу огромный угловой диван тёмно — коричневого цвета. Подойдя ближе, мне удаётся разглядеть, что стена не кирпичная, а лишь отделана декоративной плиткой под кирпич. На ней висит картина в чёрно-белых тонах, словно нарисованная карандашом. Про себя я отмечаю, что вероятно это работа Алехандро, очень сюжет похож на его работы, хотя исполнение совсем другое. Я просто бесповоротно влюблена в его стиль и в его творения.

Рассмотрев картину, я поворачиваюсь и падаю спиной в мягкие объятия этого божественно удобного дивана, раскинув руки в стороны, пока Николас меня не видит. Улыбнувшись своей мысли о том, как мне не хочется расставаться с его уютными лапищами, я озаряюсь по сторонам. Слева от дивана моё внимание привлекают два огромных окна, с видом на ночную Филадельфию. Как же я люблю подобные городские пейзажи, любовалась бы ими вечно. Вероятно, в дневное время всё помещение гостиной заполнено светом, потому что эти два огромных окна занимают почти всю стену. Я очень люблю просторные и хорошо освещенные помещения, в которых так и хочется купаться в свете солнечных лучей.

Между окнами стену украшают встроенные полки из тёмно-коричневого дерева с различными декоративными предметами, среди которых я замечаю рамки с фотографиями. Я поднимаюсь с дивана, желая лучше их рассмотреть. Меня привлекает одна из них, с которой на меня смотрит совсем другой Николас, которого я сначала даже не узнала. Я беру рамку в руки и подношу ближе, чтобы не упустить ни одну деталь.

На фотографии изображен профиль Николаса, повернутый вполоборота. Он смотрит исподлобья своим пристальным взглядом. Его волосы длиннее, чем сейчас, и на лице легкая небритость, но выглядит он очень молодо. Я бы сказала, что здесь ему не больше двадцати пяти лет. Его торс и руки обнажены, но через шею перекинута смятая белая рубашка. На этой фотографии я вижу взгляд молодого и грустного парня, словно ему сильно насолили или обидели, но он это пытается тщательно скрыть, разъедая фотографа пронзительным взглядом. Крича своими темно-синими глазами: «Не трогай, а то я тебе крепко врежу».

В принципе, он ничуть не изменился. Он по-прежнему такой же привлекательный, пробивной и настойчивый, как на этом фото. Наверное, именно этим он меня зацепил.

— Я здесь совсем еще юнец, — говорит Николас, прерывая мои мысли.

Я вздрагиваю, испугавшись его внезапного появления, и практически роняю из рук рамку с фото.

— Хорошая фотография, — говорю я первое, что приходит мне в голову, и быстрым движением ставлю рамку на полку.

— Спасибо, — он смущённо улыбается, будто не ждал моей похвалы. — Я, на самом деле, не очень фотогеничен, просто меня удачно подловили в не очень удачный день, — объясняет он, подтверждая мои догадки.

— Тогда зачем ты хранишь её? — спрашиваю, потому что мне на самом деле интересно знать, зачем он поставил фото на виду, если оно вызывает неприятные воспоминания. Люди всегда избегают неприятных моментов прошлого, не желая сталкиваться с ними вновь, не говоря уже о выставлении напоказ другим.

— Чтобы помнить, — говорит он, сглатывая, и опускает глаза вниз, избегая зрительного контакта.

— Что помнить? — неуверенно спрашиваю я, не желая его обидеть или причинить ему боль. Вряд ли он захочет отвечать.

— Что любые отношения, даже идеальные на первый взгляд, совсем неидеальны, — поднимает он на меня глаза, в которых, мне кажется, я вижу боль, и она поражает меня, словно молния. Значит, в его жизни всё далеко не так просто, как мне могло показаться. Вот только что всё это значит? Что означают его слова? Я в смятении, ведь не знаю, что и думать. Но я не собираюсь развивать эту тему и спрашивать, почему он хочет помнить. Почему не хочет забыть?

— Прости, — выдыхаю едва слышно. — Я не хотела…

— Всё нормально, — не даёт он мне договорить до конца. — Всё нормально.

Но так ли это на самом деле? Его погрустневшие глаза говорят мне обратное, хоть он и пытается улыбнуться. Это игра, а улыбка — всего лишь красивая маска на искаженном болью лице.

Однако, я должна отпустить эти мысли, потому что дала себе обещания не копаться в его прошлом и в личном. Ведь я сама не готова и не хочу полностью открывать ему свою подноготную, поэтому я должна играть честно.

Я беру бокал шампанского из рук Николаса.

— Как у тебя настроение? — тянется он своим бокалом к моему, заставляя их соприкоснуться и слегка зазвенеть.

Я пожимаю плечами, подбирая правильные слова.

— Спасибо тебе за сегодняшний вечер, — кручу я бокал в своих руках.

— Не за что. Я правда надеюсь, что тебе понравился наш вечер и выставка, — говорит он с надеждой в голосе.

— И ты, — нерешительно произношу я. Мне показалось, что Николас смутился, и мне при этом очень неловко. Я хочу быть откровенной с ним, но в то же самое время каждый раз боюсь его реакции.