Мэри Патни - Не меньше чем леди

Теперь у него был кто-то, о ком нужно было заботиться. Он хотел, чтобы Джулия была счастлива и чувствовала себя в безопасности. Ему хотелось быть с ней, потому что в ее присутствии он испытывал недоступное ранее чувство умиротворенности.

Если она, вернувшись к прежней жизни, решит жить без него — что ж, он удовлетворится сознанием того, что он для нее сделал.

Рэндалл растянулся на полу во весь рост, подложив под голову седельную сумку. Несмотря на непрекращающуюся боль во всем теле, он чувствовал себя гораздо лучше, чем когда-либо о тех пор, как французы едва не убили его в Испании. Завтра они отправятся в Шотландию и поженятся.

Эту ночь ему предстояло провести в полудреме. На страже.

Страшная усталость помогла Джулии заснуть, но проснулась она совсем разбитой после ночи на твердом полу. Она не сразу сообразила, где находится и почему. Ах да! Ее тщательно построенная жизнь вчера разлетелась на мелкие кусочки.

В хижину проникал тусклый свет, и Джулия решила, что солнце всходит. Майора Рэндалла в лачуге не было.

Она с трудом поднялась на ноги, стараясь не думать о том, что готовит ей будущее. Накинув на плечи одеяло, Джулия выбралась за дверь. Дождь закончился, и на чистом холодном небе вдоль восточных холмов проступила светлая полоска, возвещая рассвет. Дорога проходила где-то ниже, от хижины ее не было видно.

К Джулии подошел Рэндалл — бесшумно, словно тень. Он встал достаточно близко — она ощутила тепло, исходившее от его тела, — но не коснулся ее.

Ее нареченный муж. Эта мысль уже не казалась ей такой несуразной, как накануне вечером. Тихо, словно опасаясь потревожить предрассветный покой, Джулия спросила:

— Заметили какие-нибудь признаки Крокетта и его людей?

— Я слышал чуть раньше, как пара лошадей промчалась по дороге на запад. Возможно, это были они. Если им не удалось починить упряжь от повозки, они могли разделиться и направиться в обе стороны.

Джулия содрогнулась.

— Хорошо, что мы поедем не по дороге.

— Скорее всего они решат, что вы сбежали в холмы и погибли там, в дебрях, слабая женщина без всякой помощи.

— Это немудрено, — согласилась она. — Но разве Крокетт не догадается, что мне наверняка помогли убежать?

— Вряд ли. Парень, которого я вырубил, скорее всего не сможет точно вспомнить, что с ним случилось. Возможно, они думают, что вы ударили его по голове камнем и порезали упряжь, перед тем как сбежать.

С надеждой, что Крокетт со временем решит, будто она погибла в холмах, Джулия вернулась в хижину. Они наскоро проглотили по куску хлеба с сыром, запив их несколькими глотками сидра. Оседлав и нагрузив лошадь, Рэндалл повернулся к Джулии, чтобы подсадить ее в седло.

— Вам придется ехать в седле одной.

Она нахмурилась, вспомнив о его больной ноге.

— А вы?

— У Турка вчера выдался тяжелый день, — ответил он. — Я не хочу нагружать его, заставляя везти двоих. До Карлайла всего около десяти миль. Мы доберемся туда вскоре после полудня.

Понимая, что спорить бесполезно, Джулия позволила; ему подсадить ее в седло. Усевшись, она попыталась подтянуть юбки, но они едва прикрывали ей колени. Рэндалл отвел глаза от ее неприлично открытых взглядам ног, за что она была ему благодарна. Взяв коня за повод, он направился в холмы, в сторону от дороги.

Вскоре они вышли на овечью тропу, ведущую в нужном направлении. Над низинами еще стоял туман, постепенно исчезавший с подъемом солнца, несущего свет и тепло в эти дикие дебри. С горькой усмешкой Джулия подумала, что эта поездка могла бы быть даже приятной, если бы она не бежала, спасая свою жизнь, голодная и холодная, испытывая острое желание помыться.

Майор Рэндалл оказался приятным спутником и всегда точно знал, куда идти. Иногда им приходилось изменять курс, если склон холма становился слишком крутым, но он всегда без колебаний определял нужное направление. После часа пути Джулия спросила:

— У вас есть компас?

— Достаточно того, что у меня в голове. Я не могу заблудиться.

— Это качество, должно быть, прославило вас, когда вы возглавляли разведывательный отряд в Пиренеях.

— Так и есть. Нам всегда удавалось благополучно вернуться в лагерь. — Он рукой указал на зеленые холмы. — Приятно путешествовать на природе, не опасаясь, что налетит французская конница.

— Думаю, что предпочла бы французов Крокетту.

Хромота Рэндалла становилась все заметнее. Понимая, что он лучше умрет, чем признается в слабости, Джулия сказала:

— Задержитесь на минутку, мне хочется пройтись.

Он остановился, но сказал:

— Можете оставаться в седле. Ваш вес так мал, что Великий Турок едва замечает вас.

— Я люблю ходить. Это особенно приятно, после того как преступники весь вчерашний день продержали меня связанной в повозке. — Джулия перекинула правую ногу через седло и соскользнула вниз. Турок был высоким конем, и она пошатнулась, опустившись на землю. Рэндалл схватил ее за руку, чтобы поддержать.

Довольная тем, что догадалась надеть крепкие сапожки, когда ее увозили, Джулия старалась идти в ногу с Рэндаллом, когда они продолжили путь. Ей приятно было размять ноги. И странно думать, что она направляется на собственную свадьбу с почти незнакомым мужчиной.

Вблизи ей стали заметны признаки боли на его лице, да и шел он с трудом.

— Великий Турок не выглядит особенно усталым. Почему бы вам не проехаться немного верхом?

— Нечего со мной нянчиться! — коротко отрезал он.

Джулия привыкла отступать, если мужчина сердился на нее. Но скверное расположение духа у страдающе го от боли — совсем другое дело.

— Нет ничего страшного в том, чтобы дать отдых больной ноге, раз уж выдался такой неудачный день.

Он хмуро взглянул на нее.

— Сделайте одолжение, занимайтесь своими проблемами.

Джулия невольно рассмеялась.

— Раз уж мы женимся, то вы и есть моя самая важная проблема. Ведь и вы сами приняли мои дела близко к сердцу.

Застигнутый врасплох, он против воли улыбнулся:

— С этим трудно поспорить. Простите, что оказался таким грубияном. Как вы заметили, моя нога сегодня сильно болит, но сейчас лучше продолжать идти, иначе боль усилится.

— Что это была за рана? — Когда он неодобрительно посмотрел на нее, Джулия пояснила: — За неимением более сведущей персоны, в Хартли мне приходилось быть и хирургом, и врачом, и повитухой. Мне доводилось лечить все возможные болезни и раны.

— Меня осматривали и исследовали знатоки своего дела, — с кислой улыбкой произнес он. — По общему мнению, я должен был умереть. То, что я не потерял ногу, граничит с чудом. Сомневаюсь, что вы сможете помочь.

Она одарила его лучезарной улыбкой.

— Кто знает? Просто мне хочется утолить свое проклятое любопытство, потому что болезни и раны всегда меня очень интересовали. — Это действительно было так, даже когда она была ребенком. Если бы мир был устроен иначе она скорее всего изучала бы медицину, а не выскочила бы так рано замуж.

— Ну, если вы так ставите вопрос… — Он снова на миг улыбнулся. — Меня изрешетило шрапнелью в битве при Альбуэре. Армейские врачи старались изо всех сил, но в теле; все еще остаются острые осколки металла, которые дают себе знать самым неприятным и непредсказуемым образом.

— И из-за этой раны вы очутились на чердаке у Давентри?

Рэндалл утвердительно кивнул.

— Сильное кровотечение, заражение, лихорадка. Я был без сознания, когда кто-то решил, что нужно отправить меня домой, на милосердное попечение моего дяди. Мой денщик Гордон не допустил бы этого, если бы смог, но он тоже был ранен.

— Эта битва состоялась в мае прошлого года, верно? — Когда он кивнул, она продолжила: — Примерно в это же время умер младший сын Давентри?

Рэндалл печально вздохнул.

— К несчастью, да. Этот мальчик всегда был болезненным и умер от лихорадки как раз перед тем, как меня высадили у порога дома Давентри. Мой дядя обезумел от горя. Я подозреваю, что из-за этого он и отправил меня на чердак умирать, ведь я был жив, а его сыновья — нет. Он всегда меня не любил, но, надо отдать ему должное, не желал мне смерти.

Джулия внутренне содрогнулась, видя, с каким безразличием Рэндалл вспоминает все, что с ним случилось.

— Раз вы были наследником, казалось бы, он должен был желать, чтобы вы выжили.