Зоя Солнечная - Не оставляй меня одну

— Вот вы где, детишки. Не умеете в прятки играть.

— Вероника, беги!

Влад пихнул меня в сторону маленького кухонного окошка, а сам бросился на мужчину с ножом. Маленький семилетний ребенок решил пожертвовать жизнью ради спасения своей сестры. Ради меня. Я же, растерявшись и испугавшись, заревела навзрыд и осталась стоять рядом с окном. Мужчина легко перехватил руку Влада, вырвал у него нож и одним ударом сломал нос, вырубив его этим из сознания, а затем бросил тело на пол.

— Да, девочка, бойся меня, — он глубоко вдохнул воздух с ухмылкой маньяка. — Твой страх так сладок. Он придает мне сил.

Я затихла, глядя на неподвижное тело брата. Любимого брата, проводившего со мной времени больше, чем родная мать. Кажется, именно в тот момент я повзрослела. Во мне загорелась жажда мести, и я со злостью бросилась на мужчину, стала бить кулачками по его груди, только туда и дотягивалась.

— Больше не боишься, — разочарованно протянул он.

Мужчина схватил меня за ночную рубашку, скомкав ее в кулаке, и поднял меня. Я воспользовалась тем, что он приблизил меня к лицу, и попыталась вцепиться ему в глаз. Мужчина успел отдернуть голову и скривился в недовольной гримасе. Его рука с ножом, отнятым у Влада, замахнулась, но удара не последовало. Раздался еще один громкий хлопок, какой я уже слышала, когда все началось. Выстрел. Горячая кровь с его головы брызнула на меня.

Белая ночнушка. Черные растрепанные волосы. Свежая кровь на лице. Яркие синие глаза. Наверное, пятилетняя девочка в таком виде представляла собой жуткое зрелище, потому что появившийся рядом мужчина в синей форме, сотрудник Отдела, отшатнулся от меня и выругался. Потом, впрочем, быстро взял себя в руки и гаркнул, обернувшись к себе за спину:

— Эй, есть выжившая!

В тот день у меня не осталось семьи, кроме брата. Влада сразу отправили в больницу и быстро поставили на ноги. Нас обоих отправили учиться, как и подобает отпрыскам великого рода Князевых, не забывая при этом готовить и к службе в Отделе.

Как мне позднее стало известно, наш предок много поколений назад был одним из основателей Отдела и отличился в борьбе с чудовищами того времени, после чего многие поколения его потомков работали на эту организацию. Однако начиная с нашего деда, традиция прервалась. Дед и отец с Отделом уже не сотрудничали, а мы с братом и вовсе в курсе не были. И вот теперь, благодаря такому стечению обстоятельств, Отдел снова получил в свое распоряжение нас, Князевых.

Весь день мы с подругами гуляли и развлекались. Новая знакомая оказалась весьма живой и интересной собеседницей. Лично мне в ней что-то не нравилось, но это вполне могла быть обычная неприязнь, которую я всегда испытываю к новым людям, которые попадают в мой круг общения. Под вечер мы с Еленой съездили в теннисный клуб и здорово поиграли, что сильно подняло мне настроение. Несколько раз, как и всегда, мне пришлось незаметно поддаться подруге, чтобы та не чувствовала себя ущербно и не бросила это занятие. Я не смогла бы остаться одна, устала от одиночества. Расстались мы с ней на веселой ноте и разъехались по домам, но прежде было надо заехать в Отдел.

Каждый месяц нужно было являться к ним на короткую процедуру. Мне вводили инъекцию, блокирующую способности. Это, а также запрет на выезд из страны, были обязательными условиями моей нормальной жизни. Первые пару лет отставки за мной следили, я часто замечала хвост: по сравнению со мной они новички, что с них взять, я знала в лицо слишком многих, даже тех, с кем не была знакома лично. А после все плавно сошло на нет. Следить за мной перестали, к ним я заезжала регулярно и без возмущений, и в конце концов от меня отстали. Впрочем, я не сомневалась, что если не явлюсь вовремя хотя бы раз, меня притащат силой, и все возобновится.

Величественные своды здания Отдела мне всегда нравились. Позолота и белый мрамор поражали воображение. Помню, когда первый раз увидела это великолепие, когда ступила на мягкий бордовый ковер под ногами, я была воодушевлена не меньше брата. Тогда здесь царила суета. Сегодня, как и последние несколько лет, здесь как будто стало тише. Впрочем, кто знает, возможно, так лишь кажется, и вся суета переместилась за те двери, которые ныне закрыты для меня. Я кивнула охранникам, с которыми мы давно знали друг друга в лицо, подобрала края своего бежевого платья и села в общей приемной. Соломенную шляпку сняла и опустила на колени, а пальцами встряхнула волосы, они после такого всегда сами правильно укладывались. Попутно я поймала со стороны охранников пару взглядов чисто мужского интереса. Впрочем, это неудивительно. Подходя сюда, я всегда немного расшнуровывала платье, оно как будто душило меня в мирной жизни. Здесь я ощущала себя свободнее и легче и могла позволить себе небольшие вольности. В конце концов, я работала на Отдел больше десяти лет, и это место для меня такое же родное, как и дом.

Я ждала и ждала. Очень долго. Даже взгляды охранников уже утомили. Стрелки на часах ползли медленно, будто тянули за душу. Странно, обычно Евгений появляется вовремя. Он должен был сопроводить меня в специальное помещение, путь в который я знала чуть ли не лучше него и вполне могла дойти сама. Но таковы правила, он обязан меня сопровождать. Евгений — врач, химик. Я в своем роде уникальна: только я прихожу за инъекцией, и делает ее мне всегда он. Почему только я? Потому что больше союзных Отделу сотрудников вроде меня, в живых не осталось. Евгения я знала еще ребенком, ему сейчас около тридцати пяти лет. Он один из немногих, кто еще помнит меня как действующего агента. В свое время он даже был моим поклонником.

— Госпожа Лазарева! — а вот и он. — Извините, что заставил ждать.

Седоватый сухонький мужчина стоял, нервно потирая руки. Белый халат растрепанно болтался, измазанный в буро-черной грязи, смутно похожей на засохшую кровь. Впрочем, если так оно и было, я бы не удивилась.

— Рад вас видеть в добром здравии. Чудесно выглядите, как всегда, — он действительно обычно был рад меня видеть. — Прошу, идемте.

Я встала и последовала за ним.

— Какие-то проблемы? — поинтересовалась я больше из учтивости, нежели из интереса, впрочем, и не без последнего.

— Ох, при всем уважении, не могу сказать, — он развел руки в стороны, извиняясь. — Секретность, сами понимаете.

Я понимала. И донимать его вопросами дальше не стала. Каждый раз мы шли одним и тем же маршрутом — по лестнице вниз, затем по коридору налево, но сегодня мы свернули в другой коридор, и мне это не понравилось. Подозрительность, давно задремавшая от размеренной мирной жизни, ныне подняла голову.

— Куда мы идем? — напряженно спросила я.

— О, не беспокойтесь. В общем смысле вы правы, у нас небольшие проблемы, и вам придется подождать еще минут двадцать-тридцать, у меня безотлагательно срочное дело, уж простите, пожалуйста. Но по правилам я не могу оставлять вас ждать в рабочей приемной, — мы остановились у двери одной из больничных палат. — Прошу вас, подождите внутри. Я буду вынужден закрыть дверь, но это ради вашей же безопасности.

— Я и так просидела здесь чертову уйму времени, а теперь вы хотите запереть меня, — я скрестила руки на груди и нахмурилась. — Скоро муж домой вернется, и мне бы не хотелось объяснять, где я пропадала. Или, может, вы лично хотите писать объяснительную, почему Отделу приходится придумывать для меня способы сохранить тайну?

Он занервничал сильнее. Неудивительно, моя репутация опасной стервы все еще работает на меня.

— Но вы ведь и без инъекции уйти не можете. Христом-богом вас прошу, госпожа, время. Я и так между молотом и наковальней. Заходите скорее.

Мне крайне не нравилось происходящее, но выбора у меня в любом случае не было. Пришлось зайти.

— Я постараюсь быстрее, — уверил меня Евгений, запирая дверь.

Я осмотрелась. Белоснежная небольшая комнатка. Чистая койка аккуратно заправлена. Тумбочка у кровати. Ковер под ногами. Все это заставило меня поежиться. Я прекрасно знала, что изнутри эта комната не запирается, только снаружи. Я уже была в такой, когда мне было восемнадцать, и никогда ее не забуду…

— Я принял важное решение.

Влад стоял перед мольбертом с палитрой и кистью в руках. Он делал мой набросок как обычно увлеченно, не замечая, что вся его белая рубашка уже давно покрылась цветными пятнами, и не только она. Краска была везде: на молодом двадцатилетнем лице, на черных вьющихся, как у меня, густых волосах, собранных в небольшой хвост и даже на штанах.