— Вероника!

Я чуть не выронила нож от грозного окрика брата, который вонзился мне в голову раскаленной иглой. Он стоял в дверном проеме, к которому я как раз находилась лицом и вид на который перекрывала Наталья, и я перевела взгляд со своей жертвы на него. Он был одет так же, как всегда: белая рубашка с заманчиво расстегнутой пуговицей и стоящим воротником, темные штаны, темный жилет.

— Немедленно выбрось нож, — приказал он тем самым голосом и тоном, которого я так сильно боялась и которого не могла ослушаться.

Я стиснула зубы, сопротивляясь, мышцы в руке и скулы свело от напряжения, разум — от страха, но в оружие я вцепилась накрепко, медленно опуская нож, слегка царапающий нежную кожу, к ее груди.

— Вероника, — голос брата стал на тон ниже и вместе с тем более мягким и угрожающим одновременно. — Немедленно. Брось. Нож.

Он за нее боится, глупец, и всегда был таким, жалел их. Дело не в любви, Влад просто никогда не хотел лишних жертв. В его эмоциях лишь на мгновение скользнула осторожность хищника, выслеживающего добычу, которую я так хорошо знала, и только благодаря этому заметила, как аккуратно по затемненным краям комнаты текут его туманные щупальца.

— Ты только мой! — прошипела я и дернула рукой, быстрым движением вгоняя в сердце Натальи клинок.

Я прекрасно знала, как убивать быстро и почти без крови, и совершая это, сожалела лишь о том, что не успела ее помучить. Было бы так приятно слушать крики, ее, заблудившейся в кошмарах, впитывать ее страх, наслаждаться властью над ее жизнью.

Тело девушки моментально обмякло и свалилось на пол, а Влад бросился на меня. В одно движение он повалил меня на кровать позади, а я в падении успела прижать клинок к его сердцу. Опираясь рукой о кровать рядом, а второй сдавливая мне шею, он замер надо мной, окутанный клубами черного дыма в бессильной ярости, и в его волосах из-за близости ко мне щелкали разряды электричества. Мои руки, прижимающие клинок к его сердцу, были белыми, будто в пудре, особенно выделяясь на фоне его тьмы. Черные вены проступали сквозь кожу, словно рисунок черными чернилами, и глаза, я уверена, тоже почернели, но он не боялся меня даже такую. В его эмоциях не было ни капли страха, и это так разительно отличалось от эмоций всех окружающих, что поражало меня. Люди боялись во мне и меньшего, а он не боится, хотя я держу нож у его сердца, и Влад знает, что если захочу, то успею вонзить клинок раньше, чем он сделает хоть что-то. И это не глупость и не безрассудство с его стороны, он все прекрасно понимает, и даже не доверие, разве что самую малость. Все дело в другом. Он осознает свою власть и силу, и этой, такой мощной, силе хочется подчиняться. Эта мощь будоражит, возбуждает, заставляет желать его прямо здесь и сейчас, и я могу это все получить, потому что он мой, только мой, все его внимание принадлежит только мне! Эта мысль вызвала у меня настолько сильный взрыв эмоций, что я расхохоталась от удовольствия.

— Вероника! — рявкнул брат, зло тряхнув меня за шею и заставив захлебнуться смехом и замолчать.

В его эмоциях мешались гнев, боль и возбуждение, и среди всего этого я уловила нотки жалости и чувства вины. Что? Он вздумал меня жалеть? Я надавила на нож, заставив его войти в плоть, и одинокая капля крови потекла по лезвию.

— Не смей меня жалеть! Иначе я вгоню в тебя этот кусок железа целиком! — слезы, о которых я и не подозревала, защекотали щеки, но голос по-прежнему был агрессивным. — Ты мой. Только мой. Всегда им был и всегда будешь. Потому что я твоя. И я никому тебя не отдам. Можешь делать со мной что угодно. Не отдам!

Он пристально смотрел мне в глаза несколько секунд, а затем его пальцы чуть сжались на моей шее:

— Раздевайся.

Он произнес самое возбуждающее слово, какое только можно придумать, и по телу пробежала дрожь удовольствия, заставив меня с наслаждением прикрыть глаза. Отброшенный мною нож звякнул об пол, а я дернула завязочки корсета, и края разошлись, обнажая грудь и приковывая к себе взгляд Влада.

— Ты моя, — сказал он почти ласково, отпуская мою шею и опускаясь губами к груди. — Но ты поступила очень плохо.

Он прикусил мой сосок. Больно, но я уже хотела его так сильно, что боль лишь влилась в общий ураган чувств и стала его частью, добавляя остроты ощущений. Я выгнулась, застонала, и он, мягко погладив пострадавший сосок губами, резко укусил за второй. Он перестал следить за эмоциями, и я невольно копнула глубже. Где-то глубоко в душе ему тоже было больно, но не из-за нее, а из-за меня. Не пожелав разбираться в причинах, я просто наслаждалась его болью, потому что месть сладка, а я никогда, никогда не прощу ему того, что он сделал со мной в мои двадцать лет.

Я вцепилась в его волосы и сладострастно застонала, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать царапать ему спину от удовольствия, и не поняла, почему это заставило Влада остановиться, отстраниться и пристально посмотреть мне в глаза. Что-то такое было в его взгляде, из-за чего тело напряглось в ожидании его дальнейших действий, и я не знала, ударит он меня или приласкает.

— Сними с меня штаны, — приказал он и, поднявшись с меня, встал рядом с кроватью.

Я облизнула пересохшие от частого дыхания губы, приподнялась на руках и села, с нездоровым энтузиазмом включаясь в эту игру. Платье сползло до пояса, оставляя грудь на виду, и Влад разглядывал ее. Собственность — вот что крутилось в его голове. Его заводило, что я выполняю все, чего он хочет, потому что я принадлежу ему, и он может пользоваться мной по своему усмотрению. Влада раздражала моя периодическая непокорность, которую я в редких приступах мести проявляла. При всем этом он совершенно не думал о том, как легко мне им в такие моменты манипулировать. Да любой женщине с ним в постели это было бы легко, если бы они знали подход, но об этом знала только я, и я не позволю никому из них получить над ним такую власть и возможность причинить вред. Убью всех, если потребуется.

Я расстегнула штаны, глядя снизу вверх, как ему нравилось, и спустила их вместе с нижним бельем. Его рука легла мне на волосы, чуть сдавила, собрав копну в ладонь, придвинула мое лицо ближе к его достоинству.

— Ты наказана, Вероника, так что будь ласковее. Посмеешь выпустить когти — пожалеешь.

Я сидела и смотрела на него, не шевелясь, бросая вызов целых несколько секунд, потому что я не та хорошая девочка, которую он хотел бы видеть, а затем вцепилась пальцами в его бедра, вонзая ногти и прекрасно зная, чем это кончится. Он отвесил мне пощечину, и вместе с ней вокруг нас облаком пыли взметнулись эмоции: его возбуждение и гнев, мое возбуждение и ярость. Сходя с ума от этого коктейля и ощущая себя словно под воздействием наркотиков, я пальцами обняла яички и взяла кончик в рот, прекрасно зная, от чего он становится таким же сумасшедшим, как и я, но моя цель сейчас не его удовольствие. Влад закрыл глаза, расслабился, его пальцы в моих волосах сжались и я почуяла в его эмоциях, что он вот-вот кончит, поэтому выпустила его изо рта и отстранилась, заставив брата вспыхнуть злостью и крайне недовольно зарычать:

— Еще!

Он придвинул мое лицо к своим бедрам, а внутри у него скомкался гнев неудовлетворенности вперемешку со злостью на мою непокорность. Еще бы, ему никогда не требовалось много времени, чтобы кончить, когда я в таком положении, и прямо сейчас я оставила его без сладкого.

— Заставь, — я злорадно усмехнулась, снова вцепившись ногтями в бедра, чтобы удержаться дальше от его достоинства.

Я жаждала вновь и вновь видеть доказательства его силы, его мощи, его права владеть мной, и только поэтому сопротивлялась. В ярости глаза его почернели, безумие посмотрело из их глубины на меня, и что-то внутри меня в тот же момент отозвалось на это. Может я была немного не в себе, но размышлять об этом не стала, потому что теперь эмоции нашли друг друга, сплелись вместе, срезонировали, словно двое танцующих наконец-то стали двигаться в одном ритме, и я наконец-то ощутила себя полноценно, буквально окунулась в наслаждение. Брат перехватил мои руки, оторвал от себя, не заметив, что я оставила там кровавые росчерки ногтями, грубо рванул меня вверх, развернул и бросил животом на кровать. Не давая опомниться, он дернул платье, с треском разорвав его, а когда я оперлась ладонями в попытке подняться, он буквально обрушился на спину, перехватил за запястья и дернул, заставив меня уткнуться в кровать носом. Это все невероятно заводило, потому что прямо сейчас меня держала несокрушимая мощь, чудовище, которому хочется подчиняться.