Никакого ответа не последовало. Мир вокруг будто вымер. И вновь накатила волна боли.
Нет-нет-нет, только не опять! Не надо! МНЕ БОЛЬНО!
Кажется, я прокричала это. А может и нет, потому что мое горло не издало ни звука. Но я уверена, что прокричала.
Боль бьет в виски тупым молотком. Внимание цепляется за странные вещи. Белый потолок. Белые стены. Тумбочка у кровати. Ковер на полу. Статическое электричество потрескивает рядом с ухом.
Внезапно пришло осознание, что меня услышали. Пять человек, все в разных местах. Один — около моей комнаты, но снаружи. Охранник. Еще двое — поодаль, их головы забиты формулами и спором, желанием отстоять свою точку зрения. Химики? Еще один охранник около другой комнаты. И брат. Мой брат был совсем рядом, через одну комнату от меня. Я не слышала его и не могла слышать, звукоизоляция здесь отменная, но я уверена, что он близко, и он слышал меня.
ВЛАД!
Я звала его так сильно, как не звала никогда. Хотелось, как в детстве, свернуться калачиком у него в руках, слушая сказку, и спокойно уснуть под его голос. Хотелось так сильно, что из глаз потекли слезы. Черные слезы. Боль снова ненадолго отступила, оставив меня бессильно шевелить скованными конечностями. Снаружи донесся шум и грохот.
— Прочь с дороги! — я услышала грозный рев своего брата.
Настоящий рык зверя, способного на все. Он рядом. Он стремится ко мне. Он идет. И сметет все преграды на своем пути. Кому-то он причинил боль. Кого-то лишил сознания. Я знала это. Ощущала. И наконец дверь распахнулась. Он ворвался внутрь в такой же, как у меня, белой больничной сорочке. Встретившись со мной взглядом, он на мгновение замер. У нас одинаковые глаза — некогда синие, но теперь черные,
испещренные проступившими черными капиллярами. На его лице кровь. Кровь тех, кто пытался его остановить. Красная кровь, так похожая на краску.
— Вероника!
Он был невероятно зол, что я тоже тоже рискнула жизнью и приняла черную кровь. Потому что боялся за меня. А еще я ощущала, как его раздирает физическая боль, которую он, словно берсерк, в данный момент игнорирует. А вот моя рядом с ним утихла. Или мне так показалось.
Влад бросился к моей койке и в пару рывков оторвал наручники, словно они крепились тонкими нитками, а не металлом. Вокруг его рук витал черный дым, но я не обратила внимания. Брат поднял меня на руки и прижал к себе. Я обняла его и всхлипнула, уткнувшись в шею.
— Почему ты здесь? — спросил он обеспокоенно, а затем повторил свой вопрос зло. — Почему ты здесь?! Отвечай!
— Я не брошу тебя, — прохрипела я шепотом сорванного голоса. — Не брошу. Что бы ты ни сделал. Куда бы ни пошел. Я буду с тобой. Я не брошу.
Мои черные слезы намочили его белую в брызгах крови сорочку. Он устало сел на кровать, продолжая прижимать меня к себе. Опустил губы мне в волосы. Я ощутила, как боль, что раздирала его тело, стихает, и улыбнулась этому. Мне тоже было хорошо и спокойно рядом с ним, и никакой боли. Он, продолжая одной рукой обнимать меня, второй приподнял подбородок и заглянул в глаза.
— Выпороть бы тебя, как неразумного ребенка, кем ты и являешься.
Я ощущала во Владе огромную усталость и моральную боль за меня. Он не хотел, чтобы я сделала то, что сделала, и злился на меня за это, но сейчас было не время об этом говорить. И он не стал.
— Ты сказал, что я уже взрослая. И я приняла решение. Мы либо вместе получим силу, либо оба умрем, — прохрипела я.
Он усмехнулся и провел мне большим пальцем по щеке, стирая слезы:
— У тебя по всему лицу черная краска.
И я не смогла не улыбнуться. Я посмотрела на его лицо в крови и провела влажными от слез пальцами, оставляя на его щеке темно-красные разводы:
— У тебя тоже. Только красная. А теперь еще и черная.
— Все из-за тебя.
И я рассмеялась от переживаний и поднимавшегося во мне ликования. Я знала: он был готов убить их всех, лишь бы добраться до меня. И знала, что будь я на его месте, поступила бы так же.
СЕЙЧАС. Светлана
Из-за двери раздался громкий вой, выдернув меня из воспоминаний и заставив вздрогнуть. Я все еще стояла посередине этой небольшой белой комнатки, утопая туфельками в ковре. Снаружи донесся новый вой, переросший на этот раз в хрип и затем стихший. Я подошла к двери и прислушалась, любопытство невовремя высунуло свой нос. Помнится, пару недель назад ночью меня разбудил очень похожий звук. Муж, конечно, уверил, что это дикая собака, и спорить я тогда не стала, вот только я знала, как воют собаки и даже волки. Этот звук был другим. Человеческим.
Уже через пару минут зашел Евгений. Я еле успела отпрянуть от двери и принять невозмутимое выражение лица. Он успел надеть чистый белый халат и теперь выглядел вполне пристойно
— У вас тут, будто в лесу, — я не удержалась от ехидства.
— Простите? — он растерянно посмотрел на меня.
— Говорю, волки воют. Как в лесу.
— А… да, конечно… — он замялся, но быстро взял себя в руки и достал из кармана шприц, снял крышечку, в левой руке он уже держал вату. — Если вы не против, я бы хотел поскорее закончить с вашими делами на сегодня и отправить вас домой.
— Делайте свое дело, — я отодвинула рукав платья и протянула руку.
Домой я возвращалась в смешанных чувствах. С одной стороны, хотелось понять, что же случилось, а с другой — меня это все уже не касается. Немного поразмыслив, я решила, что мирная жизнь мне нравится и лезть в дела Отдела нет никакого резона, так что остальной путь я обдумывала, как объяснить мужу, почему меня так долго не было. Пожалуй, скажу, что решила прогуляться и шла пешком. Натянуто, конечно, но он не должен ничего заподозрить, я действительно иногда так поступаю.
Добравшись до дома, я выяснила, что опасалась зря. На столе лежала записка от моего благоверного с его росписью в конце: Забегал домой днем. Сегодня вечером у нас собрание по случаю дня рождения одного из моих коллег, поэтому сегодня вернусь поздно. Целую, не скучай, дорогая. Что ж, оно и к лучшему. Спокойно вздохнув, я легла спать в одиночестве.
Мы с Еленой ждали на месте встречи вот уже пятнадцать лишних минут, но ни Светланы, ни Кристины не было.
— Ну как можно быть такими безалаберными! — распиналась Елена, ожидание и бездействие всегда раздражали ее. — Неужели нельзя было выйти из дома пораньше, чтобы не опаздывать? Надеюсь, у них уважительная причина, например, колесо у экипажа отвалилось или конь сдох, иначе какой пример они показывают детям!
— Кстати, как у тебя с этим? — я решила сменить тему, потому что ее недовольное нытье мне за эти пятнадцать минут уже надоело.
— С чем? — она легко отвлеклась, как и всегда.
— С детьми. Скоро нам ждать твоего первенца? — я улыбнулась, перестав выискивать взглядом экипаж с подругами, и пристально посмотрела на Елену.
— Ах, ну что ты о таких вещах спрашиваешь… — она смутилась и, раскрыв веер, стала быстро нервно им обмахиваться. — Стыдно же.
— Ничего не стыдно, — возразила я и, улыбнувшись еще шире, сделала к ней шаг поближе, начав говорить тише. — Расскажи, мы же подруги. Пробуете детишек-то сделать?
— Ну… — она отвела смущенный взгляд в сторону и заметно покраснела. — Пробуем, конечно, чего б не пробовать. Да только все пока никак.
Она помолчала секунду, а потом перевела взгляд на меня и, прикрывая рот веером, спросила совсем тихо, почти шепотом:
— А у тебя как? Ты-то замужем уже три года, подольше, чем я.
Пришла очередь мне смущенно отводить глаза в сторону. На самом деле я не смущалась ни капельки, но ситуация требовала создать видимость обратного.
— Мы пробуем. Тоже пока не получается. Но мы не так давно пробуем.
— Грустно, наверное, твоему мужу без наследника-то? — сочувственно спросила Елена, а веер снова нервно задвигался в ее руках, создавая потоки воздуха. — Смотри, как бы не бросил. Или любовницу не завел.
— Что ты, он меня любит. Да и какой наследник от любовницы?
— Тоже верно… О, а вот и они! — Елена сложила веер и, подняв руку высоко вверх, помахала кому-то за моей спиной.
Я обернулась. Повозка подъехала и остановилась, но из нее вышла только Кристина с сыном.
— Здравствуй. А где Светлана? — спросила я, нутром почуяв неладное.