— Я понял, — он кивнул.

— Теперь иди, — я разорвала связь.

Он немного поморгал, отвыкая, и направился к выходу, но у самых дверей остановился и повернулся на меня:

— Я позволю себе вольность предположить, Вероника, что вы вряд ли делали это по принуждению, а значит, вам это нравится. Также посмею предположить, что тот человек уже стар либо мертв. Если вдруг вам снова захочется… — он замолчал, подбирая слово, — этих острых ощущений, рад буду предложить их вам.

— Благодарю, Виктор, я услышала тебя, — я с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. — Можешь идти.

Он вежливо поклонился и покинул комнату, позволив мне наконец облегчённо выдохнуть.

Никита завалился внутрь почти сразу после ухода Виктора. В его руках болталась бутылка вина.

— Вероника! Ни слова! — он начал, еще не успев дверь закрыть. — Мы с вами плохо начали, и очевидно, раз дама недовольна, то ее кавалер всему виной. Обещаю исправиться.

Он подошёл к сидящей на кровати мне и остановился.

— Я вижу, что Виктор вам больше по душе, этот пёс всегда хорошо влиял на женщин, но я познакомился с вами раньше него, Вероника, и видел другую вашу сторону души, ту, что вы сейчас почему-то не показываете, — он улыбнулся, осветив меня улыбкой. — Вероника, вы чудесный человек, и я, как глупый мальчишка, перегнул палку, пытаясь вам понравиться. Я прошу прощения и принес вот это в качестве примирения.

Он протянул мне бутылку, а я нервно закусила губу. Он выглядел таким милым сейчас, таким искренним, прямой противоположностью Виктора. Было в них двоих что-то такое, что напомнило мне о Владе и Михаиле, но в отличие от них, эти двое не враждовали, а были хорошими друзьями. Словно могли бы даже из-за меня не враждовать, а просто соперничать, как Белобог с Чернобогом за Ночку… Но нет, нет, нет! Я не должна связывать их с воспоминаниями, не должна привязываться! Они умрут, как и все агенты! Умрут и опять причинят мне боль!

— Ты пришел учиться или болтать ерунду? — я состроила совершенно равнодушное выражение лица.

Никита опешил от моего тона, и помолчал несколько секунд, прежде чем продолжить.

— Я пришел по более важному вопросу, чем обучение, — сегодня он был на удивление серьезен. — Потому что нет ничего важнее, чем человек, к которому испытываешь самые теплые чувства. Я не говорю сейчас о любви, Вероника, это было бы враньём, но вы мне не безразличны. Я уже видел, что вы можете быть другой, и не понимаю, зачем сейчас вам эта маска.

Я резко встала с кровати и хмуро уставилась на него.

— А может, ты как раз и видел маску, а сейчас я настоящая? Об этом ты не думал, Никита?

Он потянулся свободной рукой к моей щеке нарочито медленно, чтобы я видела:

— Когда я коснусь вас, можете сделать со мной что хотите. В этом ведь ваша сила, верно? И прямо сейчас я открыт, незащищён и не собираюсь. Я просто не могу сдержаться, вы слишком нравитесь мне. И решайте сами, что со мной за это сделать. И что бы вы ни решили, оно будет того стоить.

Его пальцы коснулись моей щеки, а губы впились в мои. Не то чтобы я совсем не ожидала этого, его мысли были ясны, прозрачны и очевидны, но я сражалась сама с собой. Предстояло принять сложное решение. Самым правильным ходом сейчас было бы наказать его. Подтвердить то, что я сказала ранее: не надо меня трогать, не надо бередить старые раны, не надо лезть в душу. Но я не могла. Еще в прошлый раз мне было неимоверно тяжело, а сейчас еще тяжелее. Это как ударить ребенка или животное, которое ничего не понимает, лишь тянется к ласке и теплу. Но если я этого не сделаю, он решит, что ему все можно, и тогда пострадают все. Влад не даст ему спокойной жизни и скорее всего убьет, а я опять потеряю близкого. Не хочу больше никого терять. Никогда.

Я вдруг поняла, что самое сложное — это не причинить боль чужому абстрактному человеку или даже себе. Самое сложное — это причинить боль близкому, которого любишь. Его боль — твоя боль, и от нее не закрыться, и вместе с ней всегда будет идти чувство вины. Но иногда надо поступить и так. Надо причинить боль даже ценой своей вины и своей боли, лишь бы потом этому человеку стало лучше. Никита должен был забыть обо мне, иначе Влад его убьет. И я решилась. Я отправила его в его самый страшный кошмар, и какая-то часть моей души содрогалась, рыдая вместе с ним.

Примерно так нас и застал вошедший в комнату Влад. Никита лежал у моих ног, словно спал на полу, и будто в бреду, метался из стороны в сторону. Я стояла и молча смотрела на него сверху вниз с ничего не выражающим лицом, пока моя душа незримо плакала. Сумерки опустились на город, и в комнате стояла полутьма. Влад ничего не сказал про Никиту. Он лишь бросил на него взгляд и сказал:

— Все готово, Вероника. Мы можем начинать ритуал.

Я кивнула, перешагнула через мечущегося в кошмаре и, не оборачиваясь, покинула комнату вместе с братом. Идя по коридору следом, и разглядывая его спину, я вдруг подумала о том, о чем раньше не задумывалась. Он должен будет причинить мне боль, очень много боли, и если он ко мне не безразличен, ему это принесет боли не меньше. На секунду, когда я вставала в ритуальную руну, во мне мелькнуло чувство жалости к брату, которое я быстро отогнала. Мы делаем то, что должны, потому что мы те, кто мы есть.


ТОГДА. Ты должен


— Найден новый артефакт, к сожалению, уже активный, — пояснял нам своим слегка скрипучим голосом Владимир Рысин, специалист по артефактам, в карете по пути к кладбищу. — Первая группа агентов, отправленная за ним, не вернулась. Об этом сообщила вторая. Я уже был на месте и трупы осмотрел, меня, как и вас, выдернули из дома, а у меня отпуск, между прочим. Сижу, понимаете ли, чай пью, и тут врывается господин Бельц…

— Не отвлекайтесь, — прервал его Влад. — Ближе к делу.

— Ну да, конечно… В общем, с учетом состояния тел первой группы агентов, я отрекомендовал направить на эту задачу именно вас двоих. А мне порекомендовали отправиться с вами.

— Зло всегда возвращается, — не преминула пошутить я.

— Вероника, помолчи. Господин Рысин, что вы имели в виду, говоря о состоянии тел? Что с ними?

— Они осквернены заразой Зоога. Именно поэтому я предположил, что ни один человек, кроме вас двоих, не сможет даже подойти к артефакту. Вы же понимаете, других людей с черной кровью просто нет.

Ну да, в живых остались только мы с братом. Я осознала это не так давно и, честно говоря, до сих пор не знала, как относиться к этому факту. То ли радоваться, что мы все еще живы, то ли грустить о потерях.

— Мы не имеем никакого отношения к Зоогу, — справедливо заметил брат, — а черная кровь сделана на основе крови последователей Гхаттота. Это разные боги.

— А вот здесь и зарыта собака, — седой мужчина воодушевленно улыбнулся и поудобнее оперся на трость. — Я много изучал артефакты, оставшиеся от Зоога, и возможности чернокровных вроде вас. Они, вы не поверите, схожи. Зоог, образно говоря, искажал то, чего касался. Таким образом, когда Отдел, еще будучи Орденом Света, воевал с ним, его противниками были вампиры и баньши с артефактами — искаженные люди с искаженным вещами. Кхутуру, если верить летописям, искажал животных, превращая их в чудовищ и бестий. Гхаттот тоже искажает, судя по вашим способностям, но он не переделывает под себя живых, а базируется на ваших предрасположенностях, как поступал Зоог с предметами. Понимаете, что я имею в виду? Боги влияют похожим образом, как если бы один был ястребом, а второй орлом, но оба — птицы. И вот сейчас я прошу птенцов ястреба прыгнуть в пропасть, где когда-то жили орлы, потому что они тоже могут летать.

— Ну да, а если вы ошибаетесь, и крыльев у нас нет, мы погибнем, — буркнула я.

— Шанс этого крайне мал, — мужчина смущенно перебрал руками по набалдашнику трости. — Да и сами понимаете, если не разобраться с артефактом, есть шанс, что он будет продолжать осквернять землю еще долго, и это может закончиться плачевно, особенно если эта дрянь будет расползаться.

Карета остановилась, брат открыл дверцу и вышел, словно потерял интерес к разговору.

— Какая дрянь? — насторожилась я. — Вы ни о чем таком не говорили.

Рысин повел рукой, указывая на дверной проем:

— Да вот эта.

Несмотря на то, что карета остановилась поодаль от основного места события, даже отсюда было видно черную мерзкую смоляную жижу, расползшуюся по земле. Она покрывала кладбищенские растения, деревья, надгробия и прочую местность вокруг небольшого склепа, который и являлся источником этой заразы, слой жижи на нем был толще и плотнее и бугрился, имея схожесть с торчащими корнями деревьев. Неподалеку от нас крутилось множество людей: негодующие кладбищенские рабочие, постоянно крестящийся священник и несколько сотрудников Отдела, которые пытались успокоить остальных. Судя по оцеплению вокруг кладбища, Отдел уже даже успел запросить поддержку у военного подразделения, хотя зевак здесь не было, поскольку кладбище находилось в глуши, вдалеке от основного города. Я спрыгнула из кареты следом за братом как раз, когда он произнес: