Осталось только договориться с Лёхой Петровским и устроить засаду. Остальное за нами. Просто проучим Малийского и сбежим, пока нас не накрыла полиция.

Маша сказала, что это глупо. Даже если мы останемся — копы на нашей стороне, доказательств, что мы в сговоре с ними, нет и не будет, так что можно и не сбегать с «места преступления». Лёша обещал прикрыть и сказать, что им поступил анонимный звонок о драке на стоянке и что якобы там видели Сашу, к делу мы не будем привлечены в любом случае, но я всё-таки не хочу рисковать. Мало ли…

— Думаешь, он придёт? — спрашивает Матвей, когда мы в назначенное время стоим в одном из магазинчиков и наблюдаем из-за стеклянных дверей за Розиной-старшей, которая мёрзнет на улице, ожидая Сашу.

— Не знаю.

Мы прячемся за стеллажом, но при этом легко можем наблюдать за тем, что происходит снаружи. Маша стоит чуть в стороне и терпеливо ждёт, кутаясь в шарф. Нужно будет потом отблагодарить девушку за старания и за помощь, она ведь могла просто взять и отказаться, не идти на поводу у подростков, решивших поиграть во взрослую жизнь.

«Как я могу бросить вас, зная, что вы задумали? Если я оставлю всё, как есть, меня замучает совесть. Вы же ещё дети…», — как-то скала мне Маша, когда я спросил у неё, зачем она помогает нам.

Мы же ещё дети. Так ли это? Нет. Пусть нам по семнадцать, но мы точно не дети.

«Ложное чувство взрослости, когда подросток считает, что уже не ребёнок и что может самостоятельно решать свои проблемы, но при этом полностью зависит от родителей, которым потом придётся отвечать за их поступки. Вот, что вы испытываете».

Не знаю, зачем девушка пыталась запудрить мне мозги своими психологическими терминами, но у неё всё равно ничего не получилось. Я только сильнее убедился, что недолюбливаю психологов. Маша словно читает мои мысли, а мне это совершенно не нравится. Я всё равно не передумаю, потому что Матвей не отступит от плана.

— Уже почти полчаса ждём, — Матвей смотрит в сторону продавца, который подозрительно косится на нас последние десять минут, наверное, думая, что мы собираемся что-то украсть.

— Подождём ещё, — вздыхаю я, наблюдая за девушкой.

Она там, наверное, совсем околела. На холоде столько времени стоять, я бы умер в таких условиях. Психанул и пошёл бы домой. Может быть, Малийский испугался и решил отступить? Или же заметил нас…

«Как обстановка?», — пишет мне Петровский.

Я отвлекаюсь и отрываю взгляд от одинокой фигуры Розиной, отвечаю на сообщение.

«Пока тихо. Подождём ещё немного. Напишу, когда что-то изменится».

«Океу».

— Смотри, — Матвей оживляется, и я вскидываю голову, сжимая пальцами сотовый.

Какая-то фигура подходит к Маше и заговаривает с ней. Здесь не слышно ни слова, да и разобрать, кто этот незнакомец тоже невозможно. Я уже и не помню, как выглядит Малийский. Я видел его один раз и то в полумраке, поэтому не знаю, он ли сейчас стоит рядом с девушкой и разговаривает с ней или же это просто прохожий.

— Это он? — спрашивает друг.

— Не знаю.

Незнакомец в куртке с накинутым капюшоном, прячем руки в карманах. Он стоит боком напротив Розиной, и отсюда я не могу разобрать ни его лицо, ни эмоции, которые испытывает Маша. Девушка кивает и что-то говорит ему, а потом парочка направляется по дороге, уходя от магазина.

— Пошли, — поспешно бросаю я, направляясь к выходу из магазинчика.

По пути я печатаю сообщение:

«Появился какой-то парень. Розина идёт с ним, мы следом».

Колокольчик звенит над головой, как только дверь открывается, и мы вырываемся из тепла навстречу холодному осеннему вечеру. Я цепляюсь взглядом за Розину и, чтобы не привлекать внимания, прячусь за прохожим, который идёт впереди меня.

— Думаешь, ей удастся затащить его на стоянку? — тихо бормочет Матвей, нетерпеливо следуя рядом со мной.

— Ну, — я смотрю на спину девушки. — Она же вытащила его сюда.

Друг ничего не отвечает. Мы следуем за Розиной, пока она не останавливается. Смотрит прямо на своего собеседника и что-то говорит ему с таким видом, словно отчитывает провинившегося ребёнка. Нам приходится замереть и притвориться, что мы разговариваем, пока девушка снова не направляется дальше.

Они идут в сторону места, где мы устроили засаду, сворачивают в проулок, ведущий к стоянке, и в этот момент я хватаю друга за локоть и останавливаю.

— Притормози, — прошу я.

Матвей покорно останавливается.

— Помнишь план? — спрашиваю я, внимательно смотря на парня, который нетерпеливо поджимает губы. — Ничего рискованного.

— Ага, — он шмыгает носом. — Пошли уже.

Друг разворачивается и исчезает в переулке, направляясь вслед за Розиной. Я внимательно смотрю на спину Матвея и вздыхаю. На секунду меня сковывает тревожность и сомнения, но потом всё это пропадает под натиском чувства справедливости и желанием помочь лучшему другу. Отступать всё равно поздно.

Я срываюсь с места догоняю парня как раз в тот момент, когда он практически настигает Машу и её спутника. Они стоят возле входа на стоянку и разговаривают, совершенно не обращая на нас никакого внимания. Я вообще не уверен, что Малийский помнит, как я выгляжу. Здесь темно, и лишь тусклые фонари освещают проулок. Шум города уходит на задний план, но не исчезает окончательно, вдали можно разобрать прохожих, мелькающих по дороге возле жилого дома.

Только сейчас, оказавшись здесь, я вдруг понимаю, что это совершенно другая дорога. В темноте я не сразу понял, но девушке надо было пройти до конца улицы и свернуть через пару проходов. Она ошиблась или что-то пошло не так? В этой части стоянка отреставрированная, мы же так можем попасть на камеры.

— Это не тот корпус, — неожиданно говорю я. — Петровский караулит с другой стороны, им в обход добираться минут пять. Надо предупредить его…

— Плевать, — тянет Матвей, ускоряясь.

Я не успеваю достать сотовый, чтобы написать Лёше о том, что план немного изменяется, потому что спутник Розиной замечает нас. Он смотрит в нашу сторону — на мгновение я думаю, что парень решит, будто мы просто прохожие, но все мои надежды рушатся.

Он ловко огибает Машу и скрывается внутри здания. Матвей срывается с места и бежит следом, чтобы не упустить его, и у меня уже нет времени возиться с телефоном. Я чертыхаюсь и бегу вслед за другом.

— Егор, — девушка пытается окрикнуть меня, чтобы что-то сказать, но я проношусь мимо неё и скрываюсь в темноте подземной стоянки временно закрытого на ремонт торгового центра.

В груди всё трепещет, словно тысяча птиц с криком пытается вырваться на свободу и изнутри разорвать меня в клочья. Я теряю Матвея из виду, но ориентируюсь по шагам, эхом разлетающимся по пространству. Здесь нет ветра, но воздух холодный и давящий. Мчаться за неизвестностью в темноте, не зная, что можно ожидать за поворотом, неприятно и глупо, но адреналин, вызванный опасностью, зашкаливает, и я неожиданно понимаю, что мне нравится это чувство. Нетерпение, предвкушение и… азарт?

Я слышу голоса и удар металла о камень, эхом расползающийся по пространству — моё сердце падает в желудок, и я вспоминаю выпускной, момент, когда Матвея ударили монтировкой по голове. Перед глазами мелькают неприятные картинки, и я ускоряюсь.

Добираюсь до парней как раз в тот момент, когда Малийский пытается подняться на ноги. Его рука тянется к железной трубе, словно это спасательная фляга с водой, но Матвей наступает на его пальцы и нагибается, поднимая «оружие». Друг морщится и замахивается ногой, заезжая ботинком Саше по лицу и заставляя того перевернуться на спину.

В этом месте аварийное освещение, слева выезд во внутреннюю территорию центра, откуда тусклый свет фонарей врывается на стоянку и позволяет нам видеть друг друга.

Я замираю в паре метров от парней и осматриваюсь. Поблизости никого, только я, Саша и Матвей, жаждущий, наконец, получить свою месть. Парень упирается ногой в грудь Малийскому и нагибается, чтобы что-то сказать ему, и в этот момент я уже сомневаюсь, что смотрю на скромного мальчишку, который боялся подкатить к понравившейся ему девчонке и который никогда ни за что на свете не одобрил бы проявление мести.