Марсия Андес - Не подпускай меня к себе

Время с момента моего «пробуждения» до открытия глаз кажется мне вечностью. Я тону в вязкой пучине своего сознания, пытаясь зацепиться за берега и выбраться из засасывающего болота. Я иду ко дну, не в силах справиться со своим собственным телом. Чувствую себя запертым в клетке, обездвиженным, сломанным, бесполезным.

Бессилие порождает панику и ужас, и я беззвучно кричу, не слыша собственного голоса.

И только пройдя через этот ад, я с трудом разлепляю налитые свинцом веки и сквозь небольшую щель пытаюсь разобрать, где я нахожусь.

Всё расплывается — пытаюсь пошевелить пальцами рук, но удаётся это с трудом. Пальцы вздрагивают, но не более. Сил вообще нет, мышцы ватные и непослушные.

Пытаюсь сделать глубокой вдох, но лёгкие охватывают болью, и я замираю.

Всё в тумане. Сфокусировать взгляд не получается, и мне требуется много времени, чтобы понять, что я нахожусь в помещении не один.

Кажется, это больница. Я вспоминаю то, что случилось со мной. Свет фар, капот, вонзившийся мне в живот и припечатавший меня к стене. Лицо Сони. Нет. Это была не она. Это была её сестра.

Здесь двое. Голоса заползают мне в уши медленно и тягуче, смысл слов я понимаю не сразу, да и разобрать всё у меня не получается. Я пытаюсь подать знак, что очнулся, но сил совершенно нет. Я словно под водой: воздух заканчивается, но вынырнуть я не могу, потому что к ногам привязан тяжёлый груз, который тянет меня всё ниже и ниже.

С трудом понимаю, что это мой отец и доктор. Они не видят, что я пришёл в себя. Стоят где-то близко, но так далеко, что хочется скулить.

— …обследование…перелом позвоночника…частичное повреждение спинного мозга…

С трудом удаётся пошевелить рукой. Пытаюсь приподнять голову от подушки, но не получается. Сознание медленно, но верно возвращается ко мне, но дымка, которой оно накрыто не исчезает.

— Скажите, это лечится? — голос отца отвлекает меня, и я оставляю попытки сесть.

— Частичное повреждение — это не полное, — говорит врач. — У него есть все шансы встать на ноги. Скорее всего, понадобится операция. При должном курсе реабилитации, большая вероятность, что он снова сможет ходить.

Снова сможет ходить? О чём они говорят? Я ведь…

Всё внутри меня замирает, потому что я только сейчас замечаю, что не чувствую ног. Вообще. Словно их нет, будто их отрезали. Я понимаю, что они есть, должны быть, но не могу пошевелить ими. Они не двигаются, они словно куски мяса…

— Но придётся исключить тяжёлые нагрузки…

Я уже не слушаю доктора, потому что мои мысли заполняет одна единственная мысль: я не чувствую ног.

Я не чувствую ног. Я не чувствую ног. Я не чувствую ног. Я не чувствую…

Страх охватывает меня до такой степени, что я не могу даже дышать.

— С боксом придётся завязать.

Я не чувствую ног.

— Даже если позвоночник полностью восстановится и парень сможет встать на ноги, есть большие риски, что он не выдержит нагрузки. Последствия могут быть разными, от сильной боли в спине, до полного паралича ног. В худшем случае, может отказать всё тело. Летальный исход тоже исключать нельзя.

Я не чувствую ног. Я не чувствую ног. Я не чувствую ног.

— Да что я вам объясняю, — врач вздыхает. — Даже без спорта осложнения могут быть различными. Это травма позвоночника. Есть вероятность, что он вообще не сможет ходить.

Забыть о боксе? В смысле, забыть о нём? Да я только и живу ради него, как мне взять и забыть о нём?

Руки начинают дрожать, и я стискиваю одеяло пальцами. Отчаяние охватывает всё моё тело, воздуха не хватает, кажется, что стены сужаются и сдавливают меня со всех сторон. Хочется прямо сейчас встать и доказать им, что все слова доктора — враньё. Я могу ходить. Я буду ходить. И я не брошу бокс, они не посмеют отобрать его у меня!

Писк приборов усиливается, и тело начинает трясти. Всё сливается в один круговорот, я слышу голос врача, который зовёт медсестру, крепкие руки хватают меня, но я пытаюсь оттолкнуть их.

А потом я кричу так громко, что горло разрывается в неприятной боли. Лица мелькают перед глазами, голоса сливаются, а когда в меня вкалывают какую-то гадость, я снова погружаюсь в темноту, забывая про мысли о том, что я больше не смогу заниматься боксом.

Я забываю обо всём.

В следующий раз пробуждение даётся мне проще. Я открываю веки и смотрю в потолок, пытаясь вспомнить, кто я и что здесь делаю. Голова пустая, я полностью спокоен.

— Егор, — женский голос проникает в мою голову, но я не сразу реагирую на него.

Только через несколько секунд я поворачиваю голову направо и смотрю на девушку, которая сидит возле моей кровати. Сначала я думаю, что это Соня, но потом понимаю, что это не она. Это Маша. Девушка смотрит на меня так, словно готова разреветься. Её глаза красные, взгляд уставший.

Я пытаюсь пошевелить рукой, но не могу. Опускаю взгляд и вижу, что мои руки привязаны ремнями к краям. Я полностью обездвижен.

— У тебя был приступ, — Розина замечает мой взгляд.

Я ничего не отвечаю. Приступ? Что ещё за приступ?

— Прости, — шепчет она, обнимая себя руками. — Я должна была вас остановить. Я такая дура.

Маша шумно втягивает в себя воздух, но это не помогает ей. Девушка всхлипывает, закрывая лицо ладонями. Я бессмысленно смотрю на неё, хочется поднять руку и потрепать Розину по голову, сказать, чтобы она перестала реветь. Ненавижу, когда девушки рыдают.

Я смотрю на белоснежное покрывало, которое укрывает меня, и на несколько секунд зависаю. Не понимаю, что происходит. Наверное, в меня вкололи слишком много успокоительного, потому что я совершенно ничего не чувствую.

А потом я вспоминаю, как проснулся в прошлый раз, когда услышал слова врача о том, что я не смогу больше заниматься боксом.

Мои ноги. Я их не чувствую. Они не двигаются, как бы я не пытался.

— Развяжи меня, — голос хриплый. Девушка озадаченно смотрит на меня. — Я спокоен. Всё нормально.

Маша медлит, но потом всё-таки расстёгивает ремни, сковывающие меня. Я подношу руки к глазам и смотрю на них, легко сжимаю их в кулаки, а затем без сил опускаю на кровать.

— Что произошло тогда? — безразлично тяну я.

Розина смахивает слёзы и недолго молчит.

— Тебя Малийский сбил, — бормочет девушка. — Потом ты отключился. Матвей добрался до Саши раньше, чем он успел уехать. Вытащил его из машины и вырубил. Связался с вашим другом из полиции, и те вызвали скорую. Они поймали всех. Всех пятерых. У меня недавно брали показания, сказали мне, что Малийскому минимум лет десять светит за все его преступления. Но…

Она снова всхлипывает.

— Круто, — безразлично бросаю я, смотря в потолок.

— Прости меня, — снова тянет Маша. — Я во всём виновата.

— Это не так, — прикрываю глаза, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь. Злость, отчаяние, радость, обиду, страх. Ничего не выходит. В моей душе бессмысленный штиль. — Я втянул тебя в это. Хотел помочь другу. Без тебя мы бы всё равно не отступили. Могло быть и хуже.

— Хуже, — её голос дрожит. — Ты… — она осекается. — Ты же…

Я не отвечаю.

Что я? Инвалид? Да. Конечно.

— Соня знает?

— Да, — Розина прикусывает губу. — Она меня ненавидит. Винит меня во всём. Я должна была сделать всё, чтобы вас остановить…

— Да хватит уже, — прошу я. — Что сделано, то сделано. Бесполезно винить себя, мы все виноваты.

Я снова открываю веки коротко вздыхаю. Холодно. Почему мне так холодно?

— Я позову твоего отца, — Маша поднимается на ноги.

Я ничего не отвечаю, мысли снова путаются, и я тону в бессмысленности своего существования. Дверь хлопает, я остаюсь в одиночестве, и тоска неожиданно проникает в мои лёгкие, словно только и ждала, чтобы остаться наедине со мной. Губы дрожат, и я прикусываю их с такой силой, чтобы боль отрезвила меня.

Это конец. Конец для всего, что было мне дорого…

Jоhnyboy ft. KSENIA — Метамфетамир