***

Шум сзади. Инга не успела даже среагировать. Кто-то влетел за ней следом, быстро рванул за плечи и дал по ногам подсечку. Ее закрутило, высокие каблуки тут же разъехались по плитке, и она полетела головой прямо на ребро мраморной столешницы у ряда раковин.

И ничего не сделать, пискнуть не успела даже!

Казалось, все. Так почему-то обидно стало. Так глупо…

Но она не ударилась.

Буквально за мгновение до этого ее перехватили чьи-то руки. Дальше Инга ничего не видела. Но слышала яростную возню и шумное дыхание. Прекратилось все так же быстро, как и началось. Хлопнула дверь.

А она так и стояла, прижатая к кому-то сильными руками, и боялась шевельнуться.

— Больше без меня шагу никуда не ступишь! — услышала подрагивающий от ярости голос Вадима.

И от внезапного облегчения расплакалась.

глава 22

Они замерли, в какой-то прострации посреди пустого туалета.

— Ну что ты, все уже, уже все, — шептал Вадим, а сам прижимал к себе крепко.

И она чувствовала, как ходуном ходит от злости его грудь, как переполняет его ледяная ярость. Но злился Вадим не на нее. Инга чувствовала, что-то странное во всем этом, в том, как он баюкал ее, словно боялся чего-то.

— Что тут было? — пробормотала она, вытирая ладонью нос.

И совсем по-детски всхлипнула, а у него руки рефлекторно дернулись. Мужчина прижал ее к себе, а потом отпустил, шагнул в сторону и отвернулся.

— Это моя вина, — проговорил он. — Я не должен был подставлять тебя под удар.

Инге уже стало лучше, первое волнение улеглось, вернулась способность адекватно мыслить. Она оправила одежду и провела ладонями по волосам. Прическа ни к черту, растрепалась вся. Хотела подойти к зеркалу, а ноги дрожат. Разъезжаются.

— Иди сюда, ко мне! — он снова схватил ее в охапку.

— Вадим, что случилось? Все так быстро, я ничего не поняла.

— Случилось то, что я идиот. Ты верно сказала, что на тебя этот тип среагирует.

— Так ты следил за мной?

Он снова отошел на шаг. Кивнул, с силой проведя ладонями по лацканам пиджака.

Повисло молчание. Пока Инга осмысливала сказанное, он не произнес ни слова. И был напряжен, как будто ждал, что она закатит истерику, начнет ругать его, кричать.

Наверное, было из-за чего. Но Инга ведь понимала, что ее использовали как приманку, и сама на это пошла. Она все-таки добралась до зеркала, но смотреться в него пока не было сил.

— Взяли его? — спросила просто.

Вадим кивнул.

— Хорошо, — проговорила Инга устало.

А его вдруг словно прорвало. Резко прижал ее к себе. Рывком. В мышцах дрожь, голос тихий, срывающийся.

— Когда я увидел, что он крадется за тобой… — он задохнулся и прошипел, сжимая зубы. — Мы сразу бросились следом. Думал, меня разорвет.

Невольная дрожь от его слов.

— Ничего. Главное, что ты успел.

Он снова кивнул. Нервно, судорожно. Какое-то время Вадим молчал, слышалось только его тяжелое дыхание. Потом он проговорил.

— Мог не успеть.

И снова повисло молчание. Оба понимали, что могло произойти, опоздай он хоть ненадолго. Так зыбко все. И все же ей было надежно рядом с ним. Казалось, достаточно прижаться к крепкой груди этого мужчины, и весь этот враждебный мир останется «за забором».

Она чуть не сказала себе, что он ее дом. Вовремя опомнилась. Ведь ничего нет на самом деле. А есть только призрачное соглашение, которое действует, пока он разбирается с этим дерьмом. И десять свиданий, одно из которых уже истрачено.

Не хотелось об этом думать.

— Дай угадаю, — проговорила Инга. — Это был…

И назвала того сотрудника, который показался ей странно настороженным сегодня. Вадим кивнул.

— Он, — потом неожиданно добавил: — Его давно вели. Не было повода.

У Инги от удивления даже рот захлопнулся. Стукнула его кулаком по груди.

— Ты мог бы сказать мне.

Он мягко перехватил руку и прижался губами.

— Не мог. Ты бы себя выдала.

Неприятно. Из души поднялась волна обиды и разочарования.

Но Инга переборола себя и продолжила. Потому что надо было что-то говорить, иначе, это разрастется.

— Ты сказал, что следил за мной.

— Да. Я был здесь, на этаже. Камеры постоянно работали, — начал Вадим и разом отрезал. — Все, довольно об этом. Уходим. Все потом.

И так и вывел ее оттуда, прижимая к груди и закрывая собой. Инга опасалась, что сейчас они наткнутся на кого-нибудь в коридоре, будет новая волна сплетен. И такой слабой себя чувствовала, все еще подрагивали ноги. Но он свернул куда-то в неприметную дверь.

Инга и назначения этого помещения не знала. Всегда считала, что это какая-то ниша для сетей или кладовая уборочного инвентаря. Оказалось техническое помещение, оттуда был выход в небольшой коридор к служебным лифтам, а оттуда к аварийному выходу наружу.

Когда ехали в машине, он так же крепко прижимал ее к себе. Странная аналогия проскочила у Инги. Произошедшее — оно саднит как рана, как порез. Но если зажать крепко, порез срастется.

Наверное, надо было сказать еще и про тот злосчастный ежедневник. Но ведь он сам сказал — все потом. А ей хотелось забыть, отбросить от себя и подтачивающее изнутри чувство опасности, и обиду, и разочарование. Всю эту непределенность. Стать ненадолго просто счастливой женщиной.

— Я бы выпила чего-нибудь, — проговорила она.

Вадим сначала напрягся, а потом приказал водителю разворачиваться.

***

У них было свидание.

Настоящее.

Какая-то пригородная гостиница, совсем маленькая, всего на десять номеров. Но судя по всему, очень дорогая. Вадим снял ее всю.

Инга не видела, сколько народу стояло вокруг в оцеплении, просто знала, что он звонил телохранителям, прежде, чем отправить ее в номер, чтобы немного отдохнула. Пока она мылась в душе, принесли цветы и коробку. Внутри была короткая записка его почерком:

«Хочу, чтобы ты надела».

А потом был ужин. Все так нереально, но именно это и помогло Инге забыть обо всем и расслабиться. Ей надо было понять, что она может знать такого. Не удивительно, что она заговорила о том, что ее подспудно беспокоило.

— Вадим, насчет ежедневника. Оказалось, что в мое отсутствие упаковку вскрыли.

Он резал мясо, в тот миг замер и поднял на нее глаза. Инга пересказала коротко. А в конце добавила:

— Я даже не могу сказать, тот ли это вообще ежедневник, в чьих руках побывал. И вообще, «был ли мальчик»? Мне надо встретиться с Дмитрием.

До этого момента Вадим молчал. Но тут он со звоном отложил приборы и сжал кулаки. Желваки заходили по скулам.

— Давай, об этом завтра. Я не хочу слышать о Димке. Сегодня ты только со мной.

Странное чувство разлилось у нее в груди, и как-то само сказалось:

— Да.

Мужчина замер, прищурился и подался вперед так резко, что до нее донеслось его горячее дыхание. Вопрос в глазах.

***

В первый раз он не рвал на ней платье, а раздевал медленно. Не спешил, хотя руки подрагивали нетерпением. Шумное горячее дыхание гладило кожу, поднимая волны дрожи. Когда она осталась в одном белье, остановился.

Сглотнул и замер. Прищуренный взгляд скользил по телу, жаркий, тяжелый. А ей казалось, что он касался ее, заставляя наливаться кровью и соком. Кружевное белье сразу промокло, соски натянули тонкую ткань.

В этом всегда есть что-то ужасно порочное, когда мужчина полностью одет, а женщина раскрыта и беззащитна. И с этой беззащитностью невозможно бороться. Невозможно удержаться и не дотронуться кончиками пальцев до торчащих сосков. Сжать их, погладить, втянуть в себя медленно и жадно. Пока женщина не всхлипнет, чуть сгибая колени и сжимая бедра. И тогда притянуть ее к себе, развести рукой стройные бедра, коснуться ее там. Дать ей ощутить его пальцы.

— Смотри на меня.

Прижать рукой за талию. И начать.

Он так и не выпустил ее из этих объятий, все время прижимал к себе. И когда обнимая нес к кровати, и потом, когда усадил ее на себя и начал гладить членом влажный горячий вход.

— На меня смотри. На меня.

Первое движение. Неглубоко, слегка. Ей не удалось удержать стон. Качнулась к нему, небольшая грудь оказалась у самого его лица. Мало. Не удержался, вобрал.