– Сегодня я буду дома. Я не последняя скотина. Отдыхай.

– Спасибо, – шепчет Марк одними губами, слабо улыбнувшись.

– Может, вызвать врача?

– В этом нет смысла. Они дадут мне те же таблетки, которые у меня уже лежат в аптечке. Мне нужно просто время.

– Сколько?

– Завтра с утра буду в твоем распоряжении.

Ника довольно улыбается и убегает, а Марк еще долго смотрит ей вслед, уговаривая себя, что просто нет сил подняться и выползти из машины, а не потому что у Ники такая задница, что не смотреть на нее просто нереально.

Марк встряхивает головой, сбрасывая наваждение, которое по-любому вызвано общим поганым состоянием, и выбирается из машины. Для того чтобы добраться до комнаты, не шатаясь и не рухнув где-нибудь в коридоре, приходится приложить невероятные усилия. Но не зря он несколько лет провел в аду; что-что, а контролировать свое тело и превозмогать боль научился. Расслабляется только, когда оказывается в комнате и навзничь падает на кровать, испытывая наслаждение пополам с болью и уговаривая себя, что теперь все точно будет хорошо. Непременно, иначе и быть не может. И горсть таблеток, которые он в себя закинул, этому непременно поспособствует.

Лекарство начинает действовать почти сразу же и раздирающая тело боль потихоньку отступает. Лицо уже не горит, и дыхание выравнивается. Марк проваливается в сон, чтобы очнуться от холодных пальцев на своей груди. Вскидывается, перехватывая и до хруста сжимая хрупкое запястье.

– Ай! – кричит Ника и соскакивает с кровати, когда он отпускает ее руку, понимая, что сейчас едва не натворил.

– Ты что тут делаешь?

– Я … – Ника смотрит на Марка затравленным взглядом. – Я просто зашла узнать, как ты, а ты лежишь тут, словно труп. Я испугалась.

– Я дышу Ника, – мрачно говорит Марк. – Мертвые не дышат.

– Знаю. – Она выдыхает и прикладывает дрожащие ладони к горящим щекам. – Но так сразу и не поняла.

– Уходи, – тихо просит парень, а Ника вздрагивает, как от удара. – Правда, я жив. И не собираюсь сдохнуть у тебя в доме и тем самым создать проблемы. Мне просто надо отдохнуть. Твое счастье, что я слаб, но еще могу соображать и не растерял реакцию. Если бы сейчас не сложилось хоть что-то, ты бы скулила в углу со сломанной рукой. Не подходи ко мне так… я не побитый дружками мажорчик, который ждет, чтобы ему подули на сбитые кулаки, когда он по пьяни подрался в клубе. Я приучен убивать, я жил с осознанием, что любое вторжение в мое личное пространство – это попытка убить меня. Поэтому и реагирую соответствующе. Пойми, Ника, я не богатый папенькин сынок и не нуждаюсь в утешении.

– Ты прав, ты не богатый папенькин сынок – ты просто скотина! – выкрикивает она и убегает, хлопнув дверь, а Марк откидывается на подушки и со стоном закрывает глаза. Как же его все достало.


Ника

«Говнюк! Напыщенный говнюк, который не ценит своего счастья!» – Я так зла, что хочется крушить дом, а лучше напиться, стащив у папы из бара бутылку виски. Посещение ментов утомило, и я до сих пор прихожу в себя. Спа обломилось, бракованный охранник отлеживается у себя в комнате, а что делать мне?

Сорваться и уехать в клуб? Так рано. Ничего не работает, а потом я пообещала Марку, что сегодня буду дома. С какой радости меня вообще волнует обещание данное прислуге?

В итоге, так и не придумав, как выплеснуть злость, я надеваю микроскопический купальник телесного цвета и иду плавать. Прекрасно знаю, что издалека смотрюсь в нем, как голая, и меня заводит мысль о том, что Марк, может быть, наблюдает за мной из окна, смотрит на плавные изгибы фигуры и, возможно, дрочит в душе. Потому что я прекрасно видела: у него на меня встает. Хорошо, допускаю, не совсем на меня. От мерзкого характера он точно не в восторге, но кроме характера у меня длинные ноги и красивые сиськи. Не верю, что это оставляет его равнодушным.

Я плаваю примерно полчаса. Вода отличная, погода на улице тоже. Мне нравится, что есть возможность освежиться. Конечно, я предпочла бы плавать не одна. Парня, что ли, завести? В голове возникает образ сильного торса и шрамы, рассекающие стальные мускулы. Блин, почему же он демонически хорош? Ведь урод уродом, но трусики в его присутствии всегда влажные. Идея соблазнить нового охранника становится навязчивой. Мне хочется побывать в его объятиях. Да хотя бы узнать, как он целуется! Наверное, я дура. Но не привыкла себе отказывать. Если он поддастся, то вылетит с работы. Ну и наплевать, я слишком его хочу, чтобы отступить. Решение крайне интересное. Марк меня заводит и бесит одинаково сильно, поэтому и перспектива зажечь его, соблазнить и выкинуть с работы полностью отвечает моему настроению. Она не первый раз появляется у меня в голове, но только сейчас трансформируется в вполне реальный план.

Я еще немного плаваю, потом валяюсь на шезлонге и с чувством удовлетворения бреду в дом. Злость почти проходит, накатывает усталость. И после пережитого стресса, и от солнышка, под которым я провалялась. Поэтому я, вернувшись в комнату, заваливаюсь спать. Раз день все равно потерян. Сегодня даже телефон молчит. Впрочем, общаться ни с кем и не хочется, я даже в Инстаграм не захожу. Там сейчас слишком много Лизкиных фоток и сочувствующих подписей. Особенно иронично видеть их от тех, кто ее на дух не переносил.

К вечеру просыпаюсь бодрая, завариваю себе кофе и выползаю на веранду, чтобы обнаружить там Марка, который стоит, облокотившись на перила, и, похоже, любуется закатом.

Темнеет у нас рано и быстро. И с наступлением сумерек все стихает. Садовники уходят самые первые. На кухне я видела ужин, значит, кухарка тоже ушла. А папа не вернулся, выходит, мы дома одни. Как интересно.

Кошкой продвигаюсь к Марку поближе и останавливаюсь рядом.

– Отдохнул? – интересуюсь ненавязчиво, просто, чтобы завязать разговор.

– А куда-то надо ехать? – сразу подбирается он, и у меня портится настроение.

– Ну почему сразу ехать? – надуваю губы и меняю позу, кладу локти на перила, развернувшись к ним спиной. Нужный эффект достигнут. Марк наконец обращает на меня внимание, скользит взглядом и по светлой майке и по груди с затвердевшими сосками. Тонкий трикотаж почти ничего не скрывает. И мне нравится видеть в глазах охранника страсть.

– Чего ты добиваешься, Ника? – хрипло интересуется он и от этого голоса у меня окончательно сносит крышу.

– Может быть, поцелуя? – иду я «ва-банк».

– Зачем?

– Потому что хочется…

– Ты всегда получаешь то, что хочется?

– Да. – Я придвигаюсь ближе, а он немного отстраняется.

– Ты боишься меня? – усмехаюсь. – Или просто не умеешь целоваться?

Я поднимаю руку и пытаюсь провести ей по щеке парня, но он перехватывает за запястье и отводит ее в сторону, чтобы чувствительно припечатать к перилам. Я обиженно шиплю, но сдаваться не намерена.

– Я умею целоваться, только вот ты мне не интересна.

– Врешь, – зло щурюсь я.

– Почему ты так считаешь?

Он наклоняется к моим губам так близко, что я невольно сглатываю. Игра зашла слишком далеко, мне волнительно и страшно. Он слишком меня заводит, чтобы продолжать. Но и остановиться я не могу.

– А мне кажется, у тебя просто давно никого не было. Ты не умеешь целоваться и поэтому шарахаешься от меня, – знаю, что веду себя как дура, но не останавливаюсь.

– Так ты хочешь проверить? – хмыкает он.

– Мне все равно. Просто интересно, как ты целуешься, не больше.

– Просто интересно? – Марк приподнимает рассеченную бровь, и на его лице появляется странное, немного пугающее выражение, но я уже завелась и точно знаю, что никуда не отступлю.

– Мне просто интересно… я уверена, что меня твой поцелуй не впечатлит.

– Ты уверена, что хочешь поспорить?

– Уверена, – нагло улыбаюсь я, а он делает шаг навстречу.

Его руки на перилах по обе стороны от моих бедер, а лицо так близко, что я вижу колючие ресницы и рваный шрам на щеке. А так же губы, к которым хочется прижаться в жадном поцелуе, но я не могу себе этого позволить. Марк должен поцеловать меня сам. Только так.

Он скользит губами по моей скуле, поддразнивая, а я сжимаю зубы, чтобы не охнуть. Дурацкий спор! И зачем я только его затеяла? Горячее дыхание ласкает кожу щеки и ниже по шее. Он почти не касается губами, но по спине пробегают мурашки и колени подгибаются.

Марк ведет губами по линии подбородка, и я послушно, словно заколдованная, поднимаю голову, практически признавая поражение. Это напоминает идиотскую игру в кошки-мышки, и я в этой игре добыча. Как я могла считать иначе? Глупая маленькая мышка, которая потеряла голову.