Подошел к окну, приложил горячий лоб к холодному стеклу. Посмотрел на звездное небо.

– Слышишь, Амаль! Мало ли тебе моих мучений?! Почему она? За что? Ты же знаешь всю правду!!!

Но звезды молчали в ответ… Амаль молчала…

***

За эти недели его сумасшествие достигло немыслимых масштабов. День и ночь Она была перед его глазами. День и ночь он прокручивал в памяти каждый ее вздох, каждый разговор, каждое движение, каждый стон… Он любил. Любил сильнее, чем ожидал от себя… И эта любовь была не созидающей, она была разрушением… Его разрушением, ее разрушением. Плевать, пусть разрушится весь мир, но она– его….

– Она моя…,– шептали его пересохшие губы в полусознательном, пьяном бреду. Она моя… Одержимость. С каких пор она стала так важна для меня? Никем я так не хотел обладать. Всецело и безраздельно.

Она моя…Нежность. Впервые в жизни мне так отчаянно хочется кого– то сберечь и защитить. А ведь не сберег и не защитил…

Она моя…Похоть. Никто до нее не мог так откровенно и легко будить во мне столько грязных мыслей.

Она моя…Слабость. Непростительная роскошь, за которую придется так дорого заплатить.

Она моя…Боль. Я сделал больно ей, а страдаю сам.

Она моя…Ненависть. Потому что есть Он. Второй. Тот, кого я обязательно убью, какой бы ни была цена…



А все потому, что Она моя… Только моя…

***

– Он напивается до беспамятства, а потом с утра собирает себя по кусочкам. С какими– то непонятными друзьями они ходят по каким– то вонючим притонам, пьют паршивый алкоголь, паленый, а потом его выворачивает наизнанку. Наверное, он делает это, чтобы ему было плохо не только морально, но и физически, не знаю… Как это еще объяснить… Три раза он выезжал по ночам с ребятами в пригород. Его отговаривали все, даже господин Авад, но он никого не слушает, берет оружие и идет со своими бойцами в первых рядах… У него вся грудина и ключица в синяках от отдачи автомата Калашникова, руки исполосаны колючими кустарниками шиповника, в засаде которого они сидели, в мозолях. Ребята говорят, дважды пуля прошла в миллиметре от него, хотя он особо от нее и не бежал… Он обезумел…Позавчера мы взяли пятерых боевиков с флагами радикальных исламистов, трое из которых оказались ливийцами. Он допрашивал их главаря лично и чуть не забил его кулаками до полусмерти, –  тихо докладывал по телефону его помощник…

Молчание на другом конце провода.

– Вызовите его во дворец, немедленно…

– Но он опять пьян.

– Ничего, Шеф говорит, пусть приезжает даже невменяемым…

***

Васель насилу умыл лицо ледяной водой. Это все, что он мог сделать, чтобы хотя бы отдаленно вернуть себе человеческий облик.

Зачем ехать в президентский дворец? Что им от него надо?

Он поднимался по мраморным ступенькам и не мог понять, что вдруг о нем вспомнили на самом верху. Это было удивительно, но его собирался принимать сам глава государства…

В той одежде, в которой он приехал туда, его не пустили… Предусмотрительно пригласили в одну из комнат, где его ждал нормальный новый костюм, бритва и умывальник.

Еще чего, он не собирался что– то там себе сбривать. Пусть сами себе побреют яйца… Костюм переодел, умылся, принял душ. Он действительно выглядел, как бомж.

– Вы ждали меня, дядя?– спросил он уважительно, но без привычного пиетета.

– Привет, заходи. Наслышан о твоих подвигах.

Васель сел на обозначенный ему стул.

– Как понимаешь, времени у меня мало. Давай начистоту. Так больше продолжаться не может. Весь Дамаск говорит о твоей… «депрессии»… Берешь себя в руки. Завязываешь с алкоголем. Приводишь себя в порядок. Ты хоть понимаешь, что творишь?

Усмехается в ответ. Донесли, значит…

– Ты Али. Ты человек государства. Думать должен о государстве, а не о том, что там под юбкой у какой– то русской девчонки…

Стиснул зубы. Молчит…

– Даю слово, мы освободим Хомр, как и все страну… Освободим ее. Но только без твоей самодеятельности. Не заставляй меня прибегать к крайним мерам!

– Когда освободите?– не глядя в глаза, бросает в ответ.

Удар по столу.

– Ты в своем уме, Васель?! Освободим, когда сможем! Зачем ты задаешь эти вопросы?! Это дело армии, не твое! Не суйся туда! У тебя и своих задач предостаточно, правда, в последнее время ты ими все откровеннее пренебрегаешь.

Слушал молча. Крепко стискивая кулаки.

– И да, завтра же поедешь на ужин к семье Лейс, ты понял? Нечего тянуть, время идеальное. Чтобы к весне ты выполнил то, что обещал еще своему деду! Все понятно? Будь достоин высокой фамилии!

– Да, процедил Васель сквозь зубы, – только я не Али, я Увейдат…

Глава 15

Хомр, начало декабря 2031 года

Влада разомкнула глаза, когда за окном уже во всю светило солнце… Как странно было вот так спокойно просыпаться и засыпать тут, посреди поля сражения… Хотя можно ли это было назвать спокойствием… Разум тут же воскресил последний разговор с Каримом, высосавший из нее столько сил. Впервые она не понимала себя, впервые злилась, что все стало более сложным, чем в сказках, где есть прекрасный принц и светлая любовь к нему принцессы. В ее жизни принцы были порочными и темными. А главное, ее мысли были порочны и темны. Она любила Васеля, в этом не было ни малейшего сомнения, но здесь и сейчас, в этом безнадежном месте, этот прямолинейный огромный мужчина смог заполнить все ее пространство, не давая даже отдышаться. Казалось, он и был ее настоящим, делая мысли о Дамаске невозможно далекими и нереальными. Где– то там она оставила свою жизнь, свои проблемы, свои обиды и раны. Там, у кабаре, в переписке Васеля с какой– то новой женщиной, и только горячий блеск глаз ее избранника и сорванное с губ «я люблю» не давали ей впасть в полное отчаяние. Но было ли все это? Не приснилось ли? …

К ней никто не заходил… Даже странно… Как там Карим?– сразу пронеслось в голове… Сегодня она хотела побыть подальше от него, в комнате, завернутой в кокон, закрытой от этого враждебного окружающего мира… Она хотела побыть один на один со своими мыслями, вернее, думать о Васеле… Словно мечты о нем могли бы материализовать его присутствие рядом с ней… сделать более реальными…

Дело близилось к полудню, ее так никто и не побеспокоил. Как казалось, и в соседней комнате не было никаких телодвижений. Может, Карим так взбесился за ее вчерашний побег, что решил оставить в покое… Становилось как– то не по себе… Сосало под ложечкой… Это неприятное чувство тревоги… Прострации… Потерянности… Скуки… Она вдруг вспомнила про книгу Джибрана, украденную у Карима….Взяла ветхий набор страниц в руку… Почему– то захотелось погадать, так как это делали в детстве…

– Что меня ждет?– бросила она в воздух вопрос и произвольно открыла книгу…. Внезапно из нее выпала старая фотокарточка… Карим, такой юный, в клетчатом большом свитере, а рядом девушка… Красивая девушка.. С темными кудрявыми волосами, белыми зубами… Кто это? Его жена? Подружка? Малика? Может, это и есть Малика… Девушка выглядела постарше него… Приглядевшись к фото, Влада, однако, заметила то, что она была обрезана. Совершенно точно можно было сказать, что на фотографии был кто– то еще, кого аккуратно и навсегда отрезали…

От вольных прогнозов и предположений к действительности ее вернул скрип смежной двери… На пороге стоял Карим…

– Далеко убежала?– спросил он с еле заметной усмешкой, намекая на ее вчерашний побег из его комнаты.

Влада захлопнула книгу, отложив ее в сторону.

– Смотрю, тебе лучше.

Карим действительно выглядел гораздо более здоровым. Передвигался прямо, а не скрючившись, кожа уже не отдавала болезненной бледностью.

– Не очень хорошая ты сиделка, асфура. Уже полдень, а так и не поинтересовалась, как там твой пациент. Между прочим, время менять повязку.

– Не могу понять, почему ты просишь меня обработать твою рану, разве у тебя мало шлюх, приехавших сюда тебя ублажать?!– выпалила она,–  а где твоя любимая жена? Почему не она у твоей постели?

Черт, в ее голосе были нотки укора и может быть, даже ревности… Карим поймал их– и тут же расхохотался,

– Значит, Умм Валид уже рассказала! Уж не ревнуешь ли ты меня, асфура?!